К Баху Кинжал приучил Ликушу.
Третий месяц бедная девушка изучала теорию и практику управления персоналом в почётном изгнании, туманном Лондоне. Такую жизнь ей придумал генерал Елагин – через Шкипера и Кинжала, с горячего одобрения ничего не подозревавшего Желвака.
– А что ты нарыл в российской макроэкономике? Что ждёт страну? – Кинжалу было страшновато об этом спрашивать, потому что, как правило, эконометрик Астрыкин в своих прогнозах никогда не ошибался.
Тот надул щёки и с шумом выпустил воздух через сложенные в трубочку губы, – дурацкая привычка, от которой без ума была только жена Астрыкина, красивая меланхоличная Катя. Дочки говорили: «Отец пукает ртом». Родители с детства отучали его, но безуспешно.
И только Челкаш был в курсе – это хороший признак.
– Ты меня знаешь, – потянулся Астрыкин, – я сам не всегда верю тому, что получается в результате математико-экономического анализа. Сейчас именно тот случай. Скажи, глядя на то, что происходит вокруг, можно поверить, что Россию ждут десять лет экономического роста?
– Вряд ли, – подумав, ответил Челкаш.
– И, тем не менее, это так. А главная угроза безопасности у нас прежняя – экспортно-сырьевая модель развития экономики. А знаешь почему? Эта модель уязвима сама по себе. У нас же ситуация усугубляется её доступностью для иностранного капитала, это во-первых. Есть ещё одно, и что с этим делать, лично я не знаю: подверженность нашего хозяйства коррупционным схемам.
Кинжал отвлёкся и впал в тяжёлую задумчивость.
У руля холдинга он чуть больше двух месяцев. И за это время насмотрелся на такое, что всё чаще хотелось надеть на руку свой золотой кастет и опробовать его на одной из этих физиономий. Толстый называл их не иначе, как «эти гниды». Не проходило и пяти минут после начала разговора в каком-нибудь начальственном кабинете с портретом президента, как хозяином инициировалась одна и та же тема: сколь дашь? Причём без всякой дипломатии, намёков и игры бровями и глазами.
Кинжал даже стал коллекционировать высказывания «этих гнид» по данной тематике.
Один, например, спросил: «А где там я?» Другой, когда речь зашла о размерах возможных инвестиций холдинга, добавил: «С учётом интересов Леопольда Кузьмича», имея в виду собственную персону. Третий широко протянул: «А разбогате-е-ею!»
Четвёртый, выглядывая из-за российского триколора, стоящего на древке у него в кабинете, твёрдо прогудел: «Сорок процентов – мои».
– Ты что – заснул? – встряхнул его друг.
– Хочешь мнение поэта, ставшего крутым бизнесменом? В этой стране за властные ниточки дёргает самое безмозглое, самое холуйское и ненасытное сословие – российское чиновничество.
– Ну, это тебе виднее. Нашей с тобой родине нужно как можно скорее превращать экономику из сырьевой в высокотехнологичную. И таких возможностей навалом. Нужно уходить от этой зависимости от цен на нефть и газ – это опасно не только для хозяйства, но, в перспективе, и для суверенитета России. Тебе не попадалась записка Национального разведывательного совета США «Доклад по проекту 2020»?
– Мне сейчас не до чтения, – посетовал Кинжал.
– Так вот, в двух словах. Имея три процента населения мира, Россия располагает 40 процентами природных ресурсов Земли. Американские аналитики считают, что это соотношение представляет угрозу для России в ХХI веке, так как борьба за ресурсы будет обостряться. Я тут обкатывал одну программу и заложил просчёт прогноза по ценам на нефть. Интересная картина получилась. Во-первых, в ближайшие десять лет цена на это чёрное «масло» может колебаться от 20 до 200 долларов за бочку, что само по себе потрясающе. Во-вторых – опять эта Америка, снова – она! Сейчас Штаты потребляют 40 процентов добываемой в мире нефти. А вдруг – кризис? Причём какой-нибудь в духе нового времени? Америка и откажется покупать углеводородное зелье в таком количестве – спрос рухнет. Конечно, чтобы поддерживать приемлемый уровень цен, нефтедобывающие страны могут меньше высасывать её из-под земли, но это – тоже не до бесконечности, потому что есть вероятность вогнать всю мировую «нефтянку» в такую депрессию, из которой выбираться будет очень тяжело. Ты понял, Челкаш, – опять всё замыкается на Америке. А это опасно не только для всех остальных, но и для самих США.
– Что же будет? – тихо спросил Брут.
– Не знаю. Сейчас разобраться бы человечеству с агрессивностью доллара. Это – действительно серьёзно, – поверь мне, Челкаш.
3
Утро Шкипер встретил другим человеком.
В его изрытой воронками военной биографии такое бывало и раньше, но всего пару раз.
Впервые – при распределении после института военных переводчиков.
Он добровольно выбрал для изучения самый трудный, как считалось, венгерский язык, и был там лучшим студентом. Председатель комиссии, огромный генерал-майор по прозвищу Шкаафян, всё терзал молоденького лейтенанта, почему же маленькая, уютная и тёплая Венгрия имеет такой сложный и плохо поддающийся изучению язык?
Генерал с недоверием слушал объяснения выпускника об угро-финской группе, в которую входят и эстонский, и мордовский, и карельский, и удмуртский, о том, что там другая структура, отличная, например, от романо-германской группы языков.
Генерал не дослушал, спросил преподавателей, как они характеризуют данного выпускника, и те дружно ответили: «Блестяще!»
Генерал задумался. О чём он так тяжело размышлял, пока не рассекречено.
Группа войск, где по логике пяти лет обучения должен был служить лейтенант Волохов, называлась Южной и находилась в Венгерской Народной Республике.
Должность – старший инструктор полка по спецпропаганде, то есть по работе среди войск и населения противника. В данном случае дружественные тогда венгры противником названы условно, практически лейтенант должен был просто заниматься контактами с местным населением. На эту службу генерал Шкаафян и распределил лейтенанта Волохова. Но не в Венгрию, чей сложнейший язык превзошёл лейтенант.
«Поедешь в Польшу!» – хлопнул генерал тяжёлой ладонью по личному делу выпускника.
То, что поляки – народ гордый и по-венгерски говорить отказываются из чисто принципиальных соображений, предпочитая свой родной западнославянский, именуемый польским, генерал Шкаафян, очевидно, не знал.
А бедный лейтенант, выйдя в коридор, всё повторял: «За что? За что? За что?»
Его тогда дёрнули за рукав: «Кончай истерику! А то вообще комиссуют!»
А более опытный друг пояснил: «Ты думаешь, им нужно, чтобы мы служили? Они хотят, чтобы мы мучились!»
Не было у Роберта Волохова мечты служить именно в Венгрии. Мечтать можно о Рио-де-Жанейро, об Австралии или Швейцарии. Но если опытного змеелова отправляют работать на кроликоферму, это ли не убийство профессионала!
Что было делать?
Ответил «Есть!» и поехал.
Но характер свой показать пришлось.
Месяца через три лейтенант Волохов говорил по-польски так, что на воскресных рынках Люблина, где он прохаживался в гражданской одежде, ни один ясновельможный пан не мог заподозрить в нём русского офицера, шатающегося здесь с чисто служебными задачами.
Но это был уже другой человек.
Последнее перерождение произошло на чеченской войне.
