от нежности к этому парню, он почувствовал, как в горле у него защекотало. «Стар я стал, совсем стар».
Увидев его, акушерка воскликнула:
— Доктор, милый, да вы совсем больны! Как же…
— Терпеть не могу паники, — сердито произнес Василий Иванович. — Как больная? Инструмент готов?
Роды кончились на рассвете. Женщина с бескровным лицом, охрипнувшая от крика, лежала не шевелясь, беспомощно (раскинув руки. Ее знобило. Она все время облизывала потрескавшиеся припухшие губы. К влажному лбу прилипли кудряшки. Она была очень молода. Каким-то идущим изнутри взглядом она следила за каждым движением Василия Ивановича.
— Жив?
Доктор не ответил. Он посмотрел на неподвижное синее тельце ребенка и, цепенея, подумал: «Неужели искусственное дыхание не помогло?»
Теперь, когда все было кончено, силы оставили его. Он испуганно передал ребенка акушерке и сразу опустился на стул. На лбу выступил холодный пот. Доктор потянулся за платком и вместе с ним вытащил кленовый листок. Откуда он здесь? Василий Иванович машинально поднес листок к лицу и, вдыхая чуть уловимый запах, подумал: «Зеленой листвы мне больше не увидеть». Он перевел взгляд на ребенка, и внезапно мысль, еще более страшная, пронзила старого доктора: «А он?! Неужели и он не увидит?»
В груди, в левой руке, в плече нарастала знакомая боль — предвестник очередного приступа, знакомая, но еще небывало грозная. Кто знает, сколько у него минут в распоряжении? Василий Иванович торопливо (так ему казалось) взял у акушерки слабыми руками младенца и прижался ухом к его груди.
Он слышал лишь свое тяжелое, прерывистое дыхание…
Но вот, как бы в ответ на глухие, неровные удары своего усталого, безнадежно усталого сердца, он услышал другое биение — первые робкие толчки. И тут же, словно лист прошелестел, раздался вздох, потом слабый крик. На мгновение, как бы захлебнувшись от радости, толчки замерли…
А вслед за тем маленькое сердце стало снова пульсировать. Четко, уверенно, победно…
Травинка
Кто первый назвал ее Травинкой, мы так и не могли вспомнить. Настоящее ее имя Инна. Инка. Фамилия — Травкина. Вот и получилось — Травинка. (Прозвище прилипло к ней сразу, как прилипает паутина к березовому листку.)
Однажды собралась молодежь нашего строительного участка в лес на прогулку. Благо идти-то каких- нибудь двести-триста метров. Чуть за бараки зайдешь — и, пожалуйста, бор. Сосны стоят корабельные. Захочешь макушку увидеть — держи шапку! Слетит.
Пришли мы, как водится, с баяном. Стали местечко подходящее для танцев искать. Идем. Глядим — сосны поредели, а за ними полянка, трава на ней нескошенная, высокая. И на этой полянке, прихватив руками края платья, кружится девушка. Тоненькая, как стебелек, и платье под цвет — зеленое. То ли вальс она танцевала, то ли еще какой танец, мы не разобрали. Танцует и поет:
Увидела нас, оборвала свою песенку, застеснялась, должно быть, и убежала.
Тут кто-то сказал:
— А ведь это, ребята, Травкина. Сама-то как травинка! Травинка и есть!
Нельзя сказать, что Травинка была красавицей. Как раз — ничего особенного. Роста небольшого, руки и ноги тонкие, как у девчонки. И волосы в косички заплетены и на затылке уложены. Разве только глаза. Даже не глаза — мало ли голубоглазых девушек. Сколько угодно. Взгляд у нее особенный. Начнет какой- нибудь парень ругаться, Травинка взглянет на него — и тот будто язык проглотит. И ведь не потому, что Травинка грозно глядеть умела. Нет. Она смотрит так, словно ей больно и совестно.
Профессия у Травинки тоже ничем не выдающаяся — телефонистка.
И представьте, эта тихая и такая обыкновенная девчонка влюбилась в самого видного парня нашего участка. В Лешку Тарасова. Да вы, наверное, про него в газетах читали. Во-первых, он знатный экскаваторщик; во-вторых, он самый красивый из всех парней. Волосы темно-русые, густые и курчавые, точно баранья шапка на голове. Глаза черные, цыганские, с искрой. Во всю правую щеку — шрам. Говорят, он еще мальчишкой с лесины свалился и сучок ему отметинку оставил.
И талантов у Лешки — позавидовать можно! Пел не хуже солистов из Краснознаменного ансамбля, а начнет плясать, глядишь, — и у самого ноги начинают ходуном ходить.
Вот в такого-то парня и влюбилась Травинка. Все об этом знали. И скрывать-то Травинка не умела. Сидит на комсомольском собрании, как всегда, молча и глаз с Лешки не сводит. А как глянет! Казалось, у мертвого от такого взгляда сердце дрогнет.
Знал ли Лешка про Травинкину любовь? Может, и знал. Но ему это не в диковинку было. Многие девчата о нем вздыхали.
Сам Лешка в то время умирал от любви к Марине, что к нам в начале лета приехала.
Вот эта девушка под стать Тарасову. Глаза с поволокой, брови как нарисованные. Над верхней губой — родинка. Румянец во всю щеку — словом, красавица. Работала Марина техником, хорошо работала, строители ее уважали. А говорила как по писаному.
Появилась она у нас, и стал Лешка за ней ходить, ровно привязанный. Подружились они. Один без другого — никуда. На танцы вместе, в кино вместе; с работы он ее провожает. Марине, видно, лестно было, что покорила такого пария. Она будто даже нарочно старалась показать свою власть над ним. Велит ее ждать у конторы, а сама по объектам ходит. Потом придет и, смеясь, скажет:
— Ой, Леша, а я и забыла, что ты ждешь…
Посмеивались мы над ним, а он и внимания не обращал.
Травинка же у всех на глазах сохла. Ходит сама не своя. Девчата уж говорили ей:
— Ты хоть виду не показывай, что страдаешь по нем.
Уговоры не помогали. Встретит Травинка Лешку с Мариной, глядит на них и то бледнеет, то краснеет, а в глазах — слезы.
В городах молодежь вечерами гуляет по главной улице, а у нас — на яру. Место это удивительное. Сосны, как почетный караул, речную тишину сторожат. Внизу красные и зеленые огни бакенов в воде отражаются, с звездами перемигиваются. С другого берега доносится запах скошенного сена. А бор, нагретый за день солнцем, дышит смолкой и хвоей.
Нет, даже к самому красивому проспекту нашей тропы на яру не приравняешь.
Любили мы здесь вечера проводить.
Идем однажды, а впереди Травинка со своей подружкой Людкой. Эта уж себя в обиду не даст. Язык — словно хорошо заточенный резец. Начнет с парней стружку снимать, аж искры летят!
Распелась. Люда в этот вечер так и сыпала частушками. И вдруг — замолчала. Глядим, навстречу нам идет Лешка с Мариной. Людка увидела их и зашипела на Травинку.
