Крик палача заставил меня вздрогнуть и мелко затрясти головой:
— Ни в чем я вины своей не признаю. И стоять на том буду твердо!
«А еще была старинная легенда о том, что напал как-то Кащей на Ярилу, бога земледелия, и обратил того в зайца колдовством своим поганым. Заяц, утка, игла… яйцо».
— Слушай, — обратилась я душевно к заплечных дел мастеру. — А в Валахии есть какие-нибудь приметы, связанные с яйцами?
— К-какими яйцами?
— Куриными, не человечьими же. — Двусмысленность своего утверждения я решила не замечать. — Например, в Рутении в самую долгую ночь в году нужно раздавить в ладони яйцо, чтобы беда стороной обошла.
— Нет у нас такого обычая, — тихонько пробормотал палач, косясь куда-то в угол. — А вот ежели яйцо в хлеву, например, спрятать, то, пока оно будет целое, и приплод у скотины хороший будет, и про болезни можно будет забыть. Ну и от пожаров помогает, и вещи утерянные искать.
Я проследила за его взглядом. У самого потолка в уголке, где сходились тесаные каменные стены, поблескивал медью широкий раструб. Ёжкин кот, ну надо же быть такой некумекой! Сразу не могла сообразить, что нас подслушивают? Я вопросительно подняла брови, серый глаз в разрезе маски мне подмигнул.
Палач подошел к жаровне, провел пятерней по рядам щипцов с длинными ручками. Звук получился угрожающим. Я всхлипнула:
— Не виноватая я!
Раскаленные щипцы плюхнулись в бадейку с водой, к потолку с шипением поднялось облако пара.
— А-а-а-а! — поддержала я представление. — Больно-о-о!
Дальше покуражится не получилось. В экзекуторскую ввалился в дымину пьяный боярин Димитру. Палач, схлопотавший прямой удар в челюсть, благоразумно уполз за лавку. Михай, ругаясь и потряхивая выбитым запястьем, подскочил к моему лобному месту и с воплем: «Прости меня, девочка!» — рухнул на колени.
Девочка была готова все простить прямо сейчас и кому угодно, если бы благородный спаситель в пылу раскаяния не попытался отпереть ножные захваты. Металлические кольца с лязгом поддались, чтоб еще плотнее обхватить мои щиколотки. Я взвыла, на этот раз не понарошку, и мстительно скрутила отрезвляющий кукиш. А чтоб неповадно было в пьяном виде к девицам врываться и от важных дум их отвлекать! Будущий вечный трезвенник поднял на меня грустные глаза:
— Тебе больно, птица-синица?
Я опустила руку и откинулась в кресле:
— Не нужно меня так называть… Свое что-нибудь придумай.
— Вот и Влад мне так говорит, — забормотал Михай, поднимаясь. — Рожу презрительную скорчит и давай вразумлять.
Боярин Димитру обходил пыточную по большому кругу, будто разыскивал какую-то вещь.
— Придумай, говорит, что-то свое…
Искомый предмет оказался деревянной тесаной лавкой. Временный правитель Валахии улегся на нее, закинув руки за голову.
— А что я придумаю? Я и птиц-то с пяток всего знаю. Курицу знаю, сойку и эту, как ее… Выпь! Курица — жмурится, сойка — спой-ка, выпь…
Богатырский храп сотряс помещение.
— А выпь-то чего? — негромко спросил палач, выбираясь наконец из-под лавки.
— Наверное, сыпь… — вслух подумала я.
— Ладно получается, — одобрил он, — выпь-сыпь, напевно очень.
У меня на этот счет было свое мнение, но мужик осторожно отстегнул ножные кольца.
— Меня зовут Нелу. — Маска съехала в сторону.
Палач был молод, лет двадцати, наверное. Широкоскулое курносое лицо его выражало сосредоточенность.
— Будем считать, что на сегодня работа закончена.
— Как скажешь, — с готовностью ответила я. — А кому ты должен был о результатах доложить?
— Ему, — кивнул палач в сторону Михая. — Вот проснется…
Нелу потер подбородок. Ссадина, оставленная драчливым боярином, слегка кровила.
— Подлечить? — Я прикоснулась ладонью к его скуле, подушечки пальцев привычно закололо. — Я же ведьмой деревенской раньше была, могу зашептать, чтоб заживало быстрее.
Парень принял мою помощь с благодарностью. Через несколько минут на его коже остался только розоватый след.
— Что с боярином делать будем? — вытерла я руки одолженной тряпицей и присела на краешек скамьи. — Мне тоже с ним поговорить надо.
— А я знаю? — пожал плечами Нелу. — Подождем, пока проспится, если у тебя каких наговоров от этого дела нет.
Мое предложение отрезвить боярина Димитру раз и навсегда ведьмовским кукишем было отвергнуто как бесчеловечное.
— Лучше уж пусть он сам как-нибудь, — пробормотал палач, пряча глаза. — Может, ты пока от пыток отдохнешь?
Я обиженно отвернулась. Подумаешь, какое единство!
Обратно в камеру меня вел не Йоска, а какой-то незнакомый стражник. Мужик так угрожающе поводил алебардой, что с разговорами я решила слегка обождать. Да и, если честно, не до них мне было. Я сразу же завалилась на свою соломенную подстилку, повернулась к стене и прикрыла глаза. Сон не шел. Вот ведь незадача! Всегда так! Когда не надо, чуть не стоя заснуть могу, особенно после сытного обеда. А сейчас — ни в какую! А ведь совет Лутонюшки из хрустального лабиринта мне ох как пригодился бы. Пока еще Михай проспится и сможет мне о господаревом артефакте рассказать… Тем более что я догадываюсь, что искать, теперь нужна подсказка — где.
Я попробовала считать овец, но эти наглые твари вместо того, чтоб монотонно перепрыгивать через наскоро придуманный заборчик, разбегались кто куда, глумливо бекая. «Ну правильно, — здраво рассудила я. — Они, наверное, боятся прыгать в пустоту». Я зажмурилась. За заборчиком расстелился ковер изумрудной сочной травки. Пастбище с четырех сторон окружили покатые склоны гор, на западе алело солнышко, ветер принес запахи распаренной земли и далекого дождя, застрекотали кузнечики. Я перекатилась на спину и подложила руки под затылок. Вечерело…
На тропинке, сбегающей с пригорка, показалась женская фигура. Прихрамывая и от того слегка дергая плечом, ко мне приближалась… бабушка. Я обрадованно вскочила, перекинула за спину косу и побежала навстречу, путаясь в длинном подоле сарафана. Яга улыбалась, разноцветные глаза лукаво щурились. Как же я соскучилась по ней!
Скрипнули петли, хлопнула дверь камеры. Я подняла голову. Сон рассыпался, оставив после себя чувство пустоты и неудовлетворенности.
— Estou doente, — прохрипел Луиш Мария де Нагейра. — Я болен… Я умираю! Что ты сделала со мной, ведьма?
Маг рухнул, отбросив светильник. Ручейки горящего масла устремились к подстилке.
— Пожар! — заорала я. — Горим!
На помощь мне приходить не торопились. Я прыгала по камере, будто горная коза, затаптывая огонь. Мне показалось, запахло паленым мясом. Мантия Нагейры тлела. Я заколотила в дверь, сбивая в кровь руки. Ёжкин кот!
— В коридоре никого нет, я велел, чтоб не беспокоили…
— У кого ключ?
— Не у меня…
Досточтимый надсадно кашлял, вяло подергивая конечностями. Умирает он, ага! Скоморох балаганный!
