Итак, становилось предельно ясно, что какие-то войска у французов в Могилеве действительно стояли, и общее их количество могло достигать двух с половиной и более тысяч человек. Наверняка там же могли быть и значительные денежные средства. Ведь закупались же ими на что-то те огромные запасы продовольствия и строительных материалов для возведения укреплений! А поскольку именно в это время в этот район был направлен усиленный отряд Дениса Давыдова, то можно было попытаться отыскать мемуары последнего. Писал ли уважаемый и всенародно любимый полковник послевоенные мемуары, я, конечно же, не знал, но полагал, что такая творчески одаренная личность непременно должна была создать нечто подобное.
Поиски мои на сей раз я повел в библиотеках. Вначале сходил в районную, а затем и в окружную. И вскоре то, как именно могли происходить события на дороге Могилев – Орша предстало передо мной во всей красе и во всех подробностях.
20 ноября (по новому стилю) 1812 года небезызвестный бард и лихой рубака Денис Давыдов остановился со своим отрядом на постой в селе Сметанке, примерно в восьми километрах западнее городка Копысь. Он уже некоторое время преследовал большой воинский обоз французов (называя его в донесениях «депо»), но поскольку охрана обоза была постоянно начеку, нападать на него в чистом поле полковник опасался. Но к этому времени у него уже созрел превосходный план, как можно без проблем одолеть более сильного противника.
Вот как он сам вспоминал об этом эпизоде в своих мемуарах.
«… с намерением не прежде предпринять нападение, как по переправе половины депо чрез реку, и тогда разбить поодиночке: одну часть на сей, а другую – на той стороне Днепра. Река сия не была еще схвачена льдом, одни края оной были легко замерзшими».
Добавлю уже от себя, что заодно там не было и моста, по которому бы польская часть майора Бланкара смогла бы быстро преодолеть довольно серьезную водную преграду.
Майор, видимо, догадывался о намерениях нашего даровитого полковника и поэтому начал переправу 21 ноября еще затемно, но все равно успел переправить только часть своего обоза. Нападение партизан было неизбежно. Вот как Денис Васильевич описывал это сражение в своих победных реляциях Кутузову:
«Девятого (21 н. с), поутру мы помчались к Копысу. Почти половина депо была уже на противоположном берегу; другая половина, оставшаяся на сей стороне, намеревалась вначале защищаться против вскакавших в главную улицу гусаров моих и донского полка Петрова 13-го; но коль скоро Чеченский с Бугским своим полком пробрался вдоль берега и явился в тылу оной, среди города у переправы, – тогда все стали бросать оружие, отрезывать пристяжки у повозочных лошадей и переправляться где попало вплавь на противоположный берег… Вскоре наездники мои очистили от неприятеля улицы. Я собрал полки, и, невзирая на стрельбу, производимую с противного берега, пустился двумя толпами вплавь через Днепр, оплывая, так сказать, справа и слева линию стрелков, защищавших переправу… Я отрядил сотню казаков для забрания сдавшихся в плен, скрывавшихся в Александрии (сноска по тексту: Село отделенное Днепром от Копыса) и бежавших в разброде через столбовую Белорусскую дорогу. Вся партия пустилась за остатками депо, направление которого показывали нам брошенные фуры, повозки и отставшие пехотинцы от главной массы, состоявшей уже не более как в двести пятьдесят рядовых и офицеров…»
Невольно возникала мысль о том, что среди тех, кто переправился утром и имел некоторое время на то, чтобы отъехать от реки на 2-3 километра, были и те семь гренадеров, которые транспортировали фургон с военной кассой. Во всяком случае, такое могло случиться. Пока шли стычки и перестрелки в самом городе и вблизи брода, они вполне могли укрыться в роще за Александрией и уже там спрятать свой драгоценный груз. То есть закопать его вблизи той самой мельницы, о которой впоследствии упоминал в своем рапорте полковник Яковлев. Казалось, организовать подобное
захоронение, не доезжая до Днепра, они не могли никак, поскольку подвергались постоянному обстрелу и кавалерийским атакам казаков.
На первый взгляд, ответы на все каверзные вопросы я вроде как получил. Выходило, что полковник Яковлев обратил внимание на место вблизи местечка Александрия вовсе не просто так. Около него и в самом деле происходили события такого рода, при которых действительно могло быть принято решение о спасении воинской кассы. Обозникам ведь было понятно, что зловредный Денис Давыдов не ограничится разгромом только хвоста их обоза, а постарается догнать и по мере сил потрепать и его головную часть.
Теперь мне оставалось только съездить в Белоруссию и на месте подтвердить свои догадки. Пройти собственными ногами весь путь фургона с золотом от переправы через Днепр и лично убедиться в том, что тот, кто прятал бочонки, мог нарисовать только такой памятный план и никакой иной. Сборы не длились долго. В ближайшую пятницу я выехал в Оршу на поезде Москва – Минск. Перед тем как покинуть вагон, я очень удачно поменял у буфетчицы пятьсот российских рублей на кучу мятых белорусских денежек и поспешил к железнодорожной кассе, поскольку электропоезд на Шклов отходил через несколько минут.
Глава пятая
АЛЕКСАНДРИЙСКИЕ СТРАДАНИЯ
И вот я в самой Александрии. В двух шагах от железнодорожной платформы. Электричка давно ушла, а я все стою, озираюсь. Со стороны очень похож на иностранного шпиона, засланного в страну с самыми враждебными целями. Стою посреди дороги и думаю: куда же идти в первую очередь? Не будешь же спрашивать у встречных прохожих: «Эй, любезнейший, не подскажете, где здесь французский клад лежит?» Но вскоре я сообразил, что прежде всего надо идти к Днепру. В конце концов именно он был основной
приметой рукописного плана и именно с переправы через него начался последний путь кассового фургона.
Иду, тороплюсь, почти бегу. Местность ощутимо дошла под уклон, и долго искать направление к воде, слава богу, не пришлось. Прошагав по кривоватому проулку около двухсот метров, внезапно выскакиваю на широкую полосу прибрежной растительности. Вид отсюда открывался просто потрясающий. Напротив, на левом низком берегу Днепра, сквозь тощие кроны высоченных деревьев просматривались крыши древней Копыси, а направо и налево расстилалась сероватая водная гладь. С того места, где я стоял, было прекрасно видно, откуда подвергшийся нападению обоз мог стартовать: пологих съездов к воде там было предостаточно. Но так нее спокойно выбраться на правобережную кручу было совершенно невозможно. Насколько хватало глаз, мой берег был крут и демонстративно неприступен. Просто так подняться на него на конной тяге было совершенно невозможно.
Пришлось прошагать вдоль берега к северу еще около полукилометра, ощущая себя при этом самым настоящим шпионом. Наконец мой взор уперся в земляной откос, далеко выдающийся к центру реки. Ноги сами понесли меня к нему, и вскоре стало совершенно очевидно, что именно здесь и располагалась старинная переправа через брод. Отчетливо прослеживался уходящий наискосок к Копыси земляной пандус, словно нарочно выбитый в каменистом склоне.
– Именно здесь выбирались на сушу телеги несчастного майора Бланкара, – оглядывался я по сторонам, словно наяву наблюдая тянущийся через Днепр перемешанный паникой обоз и вспышки озарявших его выстрелов. – Больше негде им было пройти. А вон оттуда неслись им наперерез гусары и казаки Дениса Давыдова. Стало быть, именно от этого места мне и следует начать отсчет. Ведь, как следует из описания к карте, от уреза воды до идущего параллельно реке почтового тракта должно быть не менее трех километров.
Быстренько достав из рюкзачка копию рукописного плана, я расправил его на коленке и еще раз осмотрел окрестности. Для большей достоверности следовало бы спуститься к воде и шагами отмерить расстояние от воды до того места, где большая дорога пересекала речку Копысьщенку. И тут некоторое неясное поначалу сомнение начало властно овладевать моим сознанием.
«Если они ехали от Днепра, – внезапно подумалось мне, – то почему же не нанесли на карту ту дорогу, возле которой я сейчас стою? А то получается, что это расстояние французы пролетели по
