был ли у него подходящий для такого дела потомок. Допустим, был. Мог ли он вот так спокойно приехать в Россию и действовать сам по себе на открытой местности, причем довольно длительное время? Вряд ли. Россия в те времена была страной вовсе не демократического свойства, как, впрочем, теперь и Беларусь. Иностранному подданному заниматься какими-либо противоправными делами было бы весьма непросто. Не помнишь случайно, кто у нас правил в 1862-м?
– Александр Второй Освободитель, кто же еще? Руководил страной до 1881 года, – щегольнул Михаил знанием истории. – Порядок в собственном государстве любил и поддерживал всеми силами.
– У нас всегда был жестокий полицейский режим, и каждый иностранный гражданин находился под неусыпной опекой и приглядом, – поддакнул я. – Не будем забывать, что там, где стояла ветряная мельница, на карте 1911 года обозначен маленький населенный пункт, вернее, хутор. Неужели его обитатели безучастно сидели и смотрели, как неизвестно кто ходит у них под носом и без спроса роется в земле чуть ли не под окнами? Э-э, нет, у нас так себя вести не полагалось, особенно иностранцам. Так что отпадает и потомок гренадера.
– Остается один Ивицкий, – возбужденно потер руки Михаил, – и его семейство. Как интересно все получается, прямо исторический детектив расследуем.
– Да, именно Ивицкий, – поощрительно кивнул я. – А у него был не один, а целых три сына! Людвиг, Тимофей и Роберт! И я больше чем уверен, что остаток жизни их папа потратил на поиски сего полуострова. А когда нашел нужное место, то выяснилось, что в одиночку производить раскопки сил у него уже не осталось. Может быть, сам он просто побоялся откапывать клад? И на то были причины. Ведь пока оставались живы основные участники первой поисковой экспедиции, можно было ожидать, что информация о кладе могла просочиться к властям. И тогда могли начаться новые поиски – не только золота, но и его самого, причем с привлечением сил жандармерии. Собственно говоря, так потом и случилось…
После секундной заминки я продолжил:
– Представь, что кто-то в окружении Бенкендорфа догадался, где. именно следует искать французские монеты… Приезжают сюда, глядь, а денежек-то уже нет! Такой поворот событий ставил именно Антона Ивицкого в первый ряд подозреваемых в совершении государственного хищения. А всю его многочисленную семью выдвигал в кандидаты на каторгу или отдаленное поселение. Так что, скорее всего, он так и не решился копать самостоятельно. А может быть, просто не имел возможности, ибо рядом с бочонками все еще стояла проклятая мельница, где жили и работали люди. Поэтому на старости лет старина Ивицкий составил некое завещание, которое его жена должна была передать самому достойному из сыновей. Да и почти наверняка он попросил ее рассекретить свои записи лет через пять после своей смерти, не раньше. Только так он мог быть уверен в том, что его родные не подвергнутся возможному преследованию со стороны властей.
– Тогда, может быть, клад предназначался всем сыновьям сразу? – задумчиво произнес Михаил. – Ну, чтобы потом не ссорились между собой, а? Мы ведь этого точно не знаем. Но зато точно известно – золото выкопано ими вскоре после 1861 года, и искать его теперь совершенно бесполезно.
После того как он умолк, я долго крепился, минут пять. Но в конце концов не утерпел и издевательски хрюкнул.
– Ты чего там фырчишь? – вскинулся Воркунов. – Или я что-то не то сказал?
– Все о том же, о наших поисках. Я тебя раньше не информировал, но некоторое время назад имел очень интересный разговор с одной юной жительницей города Парижа.
– Парижа?! – удивленно воскликнул Михаил, останавливаясь. – Какими, интересно знать, путями вас вынесло друг на друга?
– Да то была совершено дурацкая ситуация, – невольно принялся я оправдываться. – Вскоре после обнаружения портфеля с бумагами по «Делу№31» я наткнулся на объявление, в котором предлагалось вознаграждение за содержимое оного. Собственно, именно то самое объявление и заставило меня начать заниматься данной исторической загадкой. И поняв, что дело идет о настоящем кладе, я решил бумаги никому не отдавать. Даже за деньги. Но по указанному телефону все же позвонил. Мне ответил мужчина, представившийся посредником, выполняющим волю некоего, как он выразился, иностранного контрагента. Я спросил, сколько мне полагается за возвращение бумаг, и тот ответил, что пятьсот долларов.
– Это же явное надувательство! – мгновенно вскипел Михаил, слушавший мой рассказ буквально разинув рот. – За золото в полтораста килограммов сулить всего пятьсот долларов?! Наглость какая!
– Слушай, что было дальше, – прервал я его. – Вот и я тоже возмутился, но только про себя. Вслух же выразил желание договорить с загадочным контрагентом. Посредник поначалу заартачился, но я пообещал, что удвою его гонорар, если он выведет меня на загадочного иностранца-заказчика. Тот подумал, подумал и вскоре согласился, но предварительно попросил меня назвать номер «Дела», о котором идет речь. Как бы проверку учинил. Я, естественно, сказал, что разговор в бумагах из портфеля идет о «Деле за номером 31 Его Величества Государственной канцелярии». Тот еще немного поупирался, но я заявил, что мараться за пятьсот баксов не намерен и лучше спущу все бумаги в мусоропровод, и тогда его гонорар вообще накроется медным тазом. В итоге мой собеседник понял, что лучше принять мои условия, и взял тайм-аут минимум на сутки. Видимо, хотел согласовать свои дальнейшие действия с заказчиком. Я, естественно, согласился. Бумаги отдавать я не собирался, но мне хотелось узнать, насколько перспективна данная кладоискательская история в принципе.
– И что дальше? – нетерпение Воркунова возрастало.
– На следующий день я подсоединил к своему телефону магнитофон и вновь позвонил посреднику. Тот еще раз взял с меня слово о гарантии двойной оплаты и назвал номер телефона своего заказчика. Телефон принадлежал явно не московскому абоненту, и я невольно поверил, что в деле замешан иностранец. Однако, перезвонив по указанному номеру, я услышал в трубке звонкий женский голос, на самом деле вполне прилично говорящий по-русски. Слова девушка произносила правильно, и лишь грассирующий французский акцент выдавал ее ненашенское происхождение.
– И что же она сказала?
– Она думала, что звонит посредник, но я быстро ввел ее в курс дела. Сказал, что меня зовут Александр, а интересующие ее бумаги находятся в моем распоряжении. «Вот как? – явно удивилась она. – Прекрасно, значит, вы хотите договориться о том, чтобы передать их мне?» – «Не совсем так, – охладил я ее пыл. – Насколько я понял, речь в бумагах идет о достаточно больших ценностях. Хочу понять, почему за столь важные сведения предлагается столь малое вознаграждение?» Мой вопрос, казалось, сбил ее с толку. Какое-то время она соображала, что мне ответить, а затем как бы полувопросительно-полуутвердительно произнесла: «Я так понимаю, вы, сударь, решили сами отыскать спрятанное?» – «Примерно так, – не стал скрывать я своих намерений. – Не вижу в этом деле особых сложностей». – «Ох, боюсь, вы сильно заблуждаетесь насчет своих возможностей, – снисходительно проворковала она. – Но не могу винить вас в этом намерении. И если достигнете какого-то успеха… – тут она вновь взяла длительную паузу, – то запишите на всякий случай мой парижский телефон. Возможно, нам еще придется продолжить знакомство». Она продиктовала номер своего телефона, после чего отключилась. У меня даже создалось впечатление, что она что-то не договаривала, но, уловив мой решительный настрой на индивидуальное творчество, не захотела делиться со мной своей информацией.
– Что же она такое могла знать, коли сказала «какого-то успеха»? – Михаил вновь оживился и воспрял духом. – Давай и впрямь допустим, что ей было заранее известно о том, что клад гренадера уже найден кем-то ранее…
– Тогда зачем ей вообще нужны были эти бумаги? – удивился я. – Для написания диссертации, что ли? Ерунда какая! Нет, друг, чует мое сердце, что-то здесь не так. Что-то здесь скрывается еще!
Глава шестнадцатая
ЗВОНОК В ПАРИЖ
Но что тут было «не так», мы в тот момент не смогли догадаться. Впрочем, с нашим мизерным
