Горбачев живо представил премьера, грузного, обрюзгшего, с лоснящимся лицом и коротенькими ножками. Зачем только он так помогал им всем, устраивал их карьеру, продвигая выше и выше? Верил: придет время – подсобят, не бросят, поймут.
Не поняли.
Он еще никогда в жизни не испытывал такой лютой ненависти. И эта ненависть была обращена к его теперь уже бывшим товарищам: гэкачепистам с одной стороны и «ельцинской шайке» – с другой. Мысли не давали Горбачеву покоя. Но хуже всего было понимание, что в происходящем доля его вины самая существенная. Да, об этом, не опасаясь преследований (попробовали бы они, не затей он перестройку, не объяви гласность!), вещали все, кому не лень – от торговцев на рынках до авторов передовиц в газетах.
Да, дома-то, как раз, «улиц Горбачева» не будет и памятников ему не поставят… Уже понимал он, чувствовал эту «любовь всенародную». Но самобичевание было куда жестче и конкретней.
Как примут его люди сейчас, когда для привыкших к относительной свободе он – пленник группы заговорщиков, стремящихся вернуть страну в кошмар «социалистического лагеря»? Чутье подсказывало: появился шанс, и рано поддаваться отчаянию и панике. Его природное умение лавировать, балансировать и изворачиваться и в этот раз поможет оказаться на коне.
«Нехорошо так думать, но, слава Богу, у коллег хватило глупости вывести на улицы танки. Янаев, серенький, неприметный… Мой протеже. Теперь ты – главарь хунты!», – размышлял Михаил Сергеевич, возвращаясь в дом.
Он еще раз глянул на море. Черное море… Когда он впервые увидел его? Было время, море будило в нем фантазии. Хотелось прыгнуть в него и понестись по волнам летучим катером, а еще лучше – дельфином поплыть по просторам его мистических пучин. Мечтал о дальних странах и островах, о том, чтобы когда-нибудь хотя бы одним глазком узреть Большой барьерный риф или красоты побережья Италии.
Он побывал в Италии и в девяностом, и в восемьдесят девятом. Но до моря не доехал. Да и к чему? От романтика Горбачева к тому времени осталось немного. В часы, нет, скорее, минуты праздности его от силы хватало на семейные фантазии на тему уютного домика на берегу, желательно вдали от «соратников», славы, суеты и, как ни страшно даже в мыслях было произносить изменническое, – подальше от любимой Родины.
Кажется, было это во время его второго визита на Аппенинский полуостров… Жена рассказывала о своей поездке в национальную галерею современного искусства, а он рассеянно слушал. Стоял у окна, изучая скромный вид на внутренний дворик резиденции, и вдруг ни с того ни с сего проговорил:
– Интересно… Как это: жить здесь постоянно? Быть итальянцем – это что такое? Должно быть, очень спокойно и легко, как думаешь?
Раиса Максимовна не ответила, но он даже не увидел, а скорее, почувствовал внимание, с каким она прислушивалась к каждому его слову Да, внимание и надежду: вдруг он и правда решит все бросить?
– Мы с тобой, Рая, живем словно в тюрьме. И никуда не деться… А вот если сбежать от них от всех! Хотя… бежать надо было раньше. Но раньше я был дураком – карьеру делал. Вот скажи: может быть что-то более ценное для человека, чем свобода?
– Любовь, наверное.
– Ну да, ну да, конечно. Но не это я имел в виду! – он не сумел скрыть раздражения. – Свобода! Только это меня и держит. Понимаю, что не зря, что не для себя… Не только для себя все задумано.
– Миша, «спасибо» нам никто за это не скажет.
Глава двенадцатая. ОПЕРАЦИЯ «ЗАСТАВА»
К центральному подъезду госдачи, на профессиональном языке именуемой «объект «Заря», подкатили несколько «волг» с крымскими номерами. Из головной машины бодро выскочили два молодых человека в серых костюмах одинакового покроя. Вслед за ними, уже не так энергично, вылез солидный человек с властным лицом со следами бессонницы. Потянулся, щурясь на крымское солнышко.
Встречающий их начальник службы охраны первого лица советского государства Юрий Сергеевич Плеханов узнал в нем своего заместителя Вячеслава Генералова.
– Здорово, Вячеслав Владимирович, – поприветствовал он гостя. – Какими судьбами? Я тебя вроде не вызывал. А ты вот приехал.
Генералов не спеша, с достоинством поднялся по ступенькам. Коллеги пожали друг другу руки, после чего заместитель Плеханова отрапортовал:
– Товарищ генерал-лейтенант, прощу прощения, но шеф предписывает вам срочно ехать в Москву На хозяйстве приказано остаться мне. Предыдущий приказ утрачивает силу. – он подал ему небольшой конверт с сургучной печатью.
Плеханов взял конверт, повертел в руках.
– Что за суета? – спросил он.
– Сам не пойму, Юрий Сергеевич. Вы меня извините. Сверху пришло указание.
– Понял, ладно, ничего. Работенка непыльная, увлекательная, тебе, Слава, понравится. Вчера вот большую делегацию проводил. Из Москвы… Брожения теперь тут полно, поскольку был приказ: всех впускать, никого не выпускать. Вот и скопилась тут хренова туча народу. Люди всех профессий, разве что манекенщиц не видать, – заметил Плеханов.
– Это вот как раз жалко, – улыбнулся Генералов. – Забавно. Ничего, ребят своих привез. Особенно эти двое бойкие, майор Черняев и капитан Додельцев.
– Додельцев? – Плеханов нахмурил брови, будто силился вспомнить. – Часом не родственник Додельцева из МГИМО?
– Никак нет, проверяли.
– Как настроение, товарищи офицеры? – поинтересовался Плеханов, влиятельный шеф «девятки», у молодых чекистов.
– Майор Черняев. Разрешите доложить, товарищ генерал-лейтенант: дела отлично!
– Ишь ты, правда бойкий. Да и молодой такой, а уже майор… Помощник президента не родственник тебе?
– Никак нет.
– Ну и ладно.
Генералов подошел к Плеханову и что-то прошептал ему на ухо. Плеханов вздохнул, кашлянул в кулак, бросил взгляд на майора Черняева, затем посмотрел на капитана Додельцева и обратился к Генералову:
– Ну что, коллега, делай свое дело, а я в Бельбек.
– А собраться?
– Вячеслав Владимирович, – Плеханов хитро прищурился. – В нашем деле вещички должны быть всегда наготове. Пошли со мной по стаканчику муската дерябнем. Холодненького…
– Охотно. Кстати, есть повод: из кадров просили передать – всем нашим бойцам с сентября повысят зарплату.
– Вроде бы хорошая новость, а подозрительно.
– Брось, не будь таким впечатлительным.
* * *
Лишь только парадная дверь закрылась за начальством, Черняев придвинулся к напарнику.
– Ну что, Олег, видал? Крепкий мужик, ничего не скажешь. Интересно только, что с ним будет, если не выгорит?
Олег пожал плечами.
– А с нами?
– Что?
– Что будет с нами?
