«Альфы», не получив никаких распоряжений от руководства, выпустили кортеж президента РСФСР из Архангельского, а потом еще и обедали с охраной Бориса Николаевича в столовой, это подразделение не могло считаться до конца надежным.
Танки на улицах уже не убеждали народ в силе путчистов. Тем более, кто-то умело пустил слух, будто блокировавшие Дом Советов стальные машины перешли на сторону «революции». Глава российского правительства Иван Силаев якобы даже проинспектировал войска, охраняющие Белый дом, и остался доволен диспозицией и моральным духом бойцов. Армейское начальство, услышав об этом по радио, только посмеивалось: дескать, если этой «охране» будет дан приказ атаковать оцепление Белого дома, она его выполнит. Но приказа такого от ГКЧП не поступило.
Танкисты способствовали своим поведением укреплению уверенности толпы в истинности слухов о переходе регулярных подразделений на сторону России, так как с удовольствием принимали от народа в дар сигареты, печенье, чай и бутерброды, болтали с девчонками.
Если ГКЧП имел шансы на победу, все они были последовательно упущены, и к середине дня 21 августа заговорщики это прекрасно понимали.
– Что будем делать, товарищи? – поинтересовался Крючков.
Ответ пришлось ждать долго. Тишину нарушали лишь вздохи и шуршание одежды. Наконец, заговорил Геннадий Янаев.
– Я предлагаю отправить делегацию в Крым.
– Зачем?! – воскликнул Стародубцев.
– К Горбачеву.
– Ты с ума спятил? Хочешь вернуть его? Да он нас расстреляет!
– И будет за что, – проговорил Янаев. – В апреле я не поддался, а тут мне просто выкрутили руки. Тебе, товарищ Стародубцев, все нипочем, а мне первому голову на плаху придется положить…
– Товарищи, успокойтесь, – встрял в разговор Крючков. – Гена прав. В Крым действительно надо поехать.
Несмотря на то, что он предусмотрительно ничего не подписывал накануне, Михаил Сергеевич Горбачев, законный Президент СССР, наш с вами единственный шанс. Вы все должны понимать, что я имею в виду. Иначе… человек он не злой в общем-то…
Услышав от председателя КГБ – «законный Президент СССР», Янаев горько и понимающе усмехнулся, а Стародубцев с присущей ему крестьянской прямотой хотел уже поинтересоваться, отчего вдруг шеф госбезопасности переменил отношение к нынешнему статусу Горбачева, но в дверь постучали, и в помещение вошел помощник Крючкова.
– Владимир Александрович…
– Что стряслось? Доложите, – приказал Крючков.
– Докладываю: начался вывод моторизованных частей из Москвы и Ленинграда.
В помещении произошло замешательство. Кто-то схватился за голову, Янаев заломил руки, Стародубцев подскочил к Крючкову.
– Владимир Александрович, – прошептал он. – Что за шутки, кто мог дать такой приказ?
– Это не шутки Вася, это конец. – спокойно произнес Крючков. – Всем нам конец. Нас предала армия – вы ж сами видели этих с позволения сказать генералов. Язов на службе стихи, говорят, пишет, когда ему армиями-то командовать? И главное, нас не понял народ. Не понял… Не дали объяснить, конечно, но, впрочем, какая теперь разница. Не поддержал президент. Товарищи, я вам скажу: надо искать контакт с Михаилом Сергеевичем и, забыв обиды, совместно спасать Союз. Наши с вами жизни дороги близким, но это не в счет. Потомки не простят развала страны. Он должен понимать, что никак нельзя открывать Ельцину столбовую дорогу к власти. Надеюсь, поезд еще не ушел. Промедление смерти подобно…
– Вот-вот, прямо как восемнадцатого числа, – мрачно прокомментировал Янаев. – Вы то же самое говорили в Теплом Стане. Может, стоит на этот раз все тщательней обдумать, чтобы снова дров не наломать?
– Гена, – в крайнем раздражении проговорил Стародубцев, – определись уже. Ты же сам предлагал ехать в Форос. А теперь на попятную пошел? Владимир Александрович, решайте. Я вас поддержу.
Ничего не ответив, Крючков вышел из комнаты, той самой, где обычно в последние годы проходили заседания Политбюро. Пройдя по коридору, он оказался у неприметной двери, за которой, казалось, должно было скрываться подсобное помещение. Отперев дверь, Владимир Александрович переступил порог и нащупал выключатель на стене.
В глубине небольшого и очень уютного кабинета располагался массивный письменный стол, покрытый традиционным зеленым сукном. Крючков прошел к столу, открыл один из ящиков и извлек оттуда лист бумаги. Потом сел за стол, достал авторучку и с ходу вывел на бумаге:
«Дорогой Михаил Сергеевич! Я не в силах описать все душевные муки, боль и страдания, которые выпали на мою седую голову. Правду говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Вот и я, старый дурак, хотел взять на себя всю ответственность, отвести от тебя удар и тем спасти твой авторитет. А ведь вышло так, что не осталось у нас с тобой никакого авторитета. Преступная клика Ельцина, поощряемая продажными журналистами, состоящими на содержании у иностранных спецслужб, окончательно погубили веру народа в нашу с тобой родную партию. Я знаю: ты сейчас в безопасности. Поверь мне, что я, твой настоящий товарищ, сделал все для того, чтобы с головы твоей не упал ни один волос, и вот теперь я должен оправдываться. Нет горше участи, чем, приближаясь к закату жизни, осознавать, что не сумел довести начатое дело до конца, что не оставил потомкам процветающую и сильную страну. Как коммунист, как офицер я обязан принять единственно правильное в этой связи решение. Надеюсь, ты простишь меня и поймешь. Перед своим уходом заклинаю тебя всей ответственностью перед будущими поколениями русских, украинцев, белорусов, казахов, всех народов, населяющих нашу великую страну – спаси СССР! Иди на сговор с Ельциным Б. Н., хоть с чертом, но сохрани страну. Прости меня, я не сумел то, что не сумел. И последнее: будь осмотрителен и не ослабляй охрану».
Крючков вздохнул, достал миниатюрный пистолет. В эту минуту в дверь бесцеремонно постучали.
– Кто? – раздраженно крикнул Крючков.
Дверь открылась, и в комнату вошел его помощник Немезов.
– Что вам надо?
– Владимир Александрович, – в голосе Немезова отчетливо прозвучала обида. – Вы просили подготовить рапорт о результате операции «Застава»…
– Немезов, тебе правда кажется, что это сейчас имеет значение?
– Не могу знать. Я ваше распоряжение… Могу доложить позже. Извините. – Помощник круто развернулся к двери.
– Стой. Володя. Мне кажется… Есть мнение об ошибочности наших действий. Именно поэтому я не отдал приказ о захвате штаб-квартиры… противников ГКЧП! Члены Комитета все еще заседают?
– Так точно. Только Павлова нет. Причина отсутствия уважительная – он болен.
Немезов был ошарашен. Еще пару часов назад Крючков требовал решительных действий и безоговорочно поддерживал бесновавшегося в зале заседаний Лукьянова. И все же Немезов решил во что бы то ни стало сообщить председателю КГБ о развитии событий вокруг операции. Но тут увидел пистолет.
– Извините, Владимир Александрович, что у вас в руке?
– А?.. – рассеянно переспросил Крючков. – Это? Пистолет. А что?
– Ничего. А зачем?
– Зачем? Застрелиться вот желаю.
Сюрреалистичность ситуации придала Немезову решительности.
– В ходе операции «Застава» выявлено скрытое пособничество объекту со стороны ответственного сотрудника, главного исполнителя вашего поручения. В процессе выполнения поставленной перед ним задачи он, скорее всего, при попустительстве генерала Степанова, вступил в сговор с объектом и, нарушив приказ, уже 20 августа тайно доставил объект предположительно в Москву.
– Что? Горбачев уже в Москве? – спокойно уточнил Крючков. – Неплохо.
