Эльза, как сквозь сон, слышала свой голос, когда приветствовала гостей одного за другим с таким искристым восторгом, который чуть не сводил ее с ума. Она нашла, что Бэлис великолепно играл свою роль; он не мог выбрать лучший костюм для такого случая, – удобный, простой, домашний костюм.
Гостиная и столовая были быстро очищены для танцев. Эльза заметила чью-то мелькавшую тень: кто- то осторожно укладывал в чулан под лестницей большой пакет. Это, должно быть, часы с заводом на целую неделю, подумала она. Кто-нибудь потом скажет подходящий спич и торжественно преподнесет подарок, когда закуска будет подана. Джонни Джонсон и молодые Уитни уже сидели около пианино, настраивая банджо и перебирая струны аккордеона; Аннабель Мэрфи, дочь школьного инспектора, села за пианино и проводила пальцами по клавишам, пробуя аккорды.
Эльза увидела мать, отца и дядю Фреда, степенно сидевших в углу с Хилдред Кэрью, очевидно, прилагавшей все усилия, чтобы заставить их чувствовать себя свободно. Когда музыканты заиграли первый танец, Фанни Ипсмиллер прошла сквозь толпу и увела мать Эльзы и Хилдред в кухню, где им предстояло большую часть вечера нарезать сандвичи и кексы и варить кофе. Эльза подождала, пока они ушли, а затем подошла к отцу и дяде Фреду и уговорила их подняться наверх в свободную комнату, где они могли бы сыграть в пинокль и где их никто не потревожил бы, пока не наступит время отправляться домой.
Проходя мимо открытой двери в свою спальню, куда женщины ходили оправить свои платья и где до сих пор замешкалась группа пожилых женщин после того, как молодые спустились вниз, Эльза услышала, что ее зовут, и просунула свою голову в эту комнату. Здесь сидела миссис Блок, мать Нелли, толстая, страдавшая одышкой женщина, неизменно носившая на левой стороне груди золотую медаль, которую она получила как приз много лет назад на состязании в красноречии, устроенном в одном женском обществе в Гэрли. Ее лицо сияло благосклонностью, но глаза по временам остро оглядывали все окружающее. Она взяла одну из маленьких салфеточек с туалетного столика Эльзы и держала ее в руках.
– Мы все удивлялись, – сказала она, когда Эльза вошла в комнату, – неужели вы сами сделали эту прелестную вещицу, Эльза? Девушки теперь не любят вышивать, не то, что прежде!
Эльза рассмеялась.
– Действительно, это не я вышила. Я не сумела бы сделать и простого ровного стежка. Это работа моей матери.
– Да, девушки теперь не хлопочут уже так, как раньше, перед своим замужеством.
Миссис Блок перевела дух, положила в сторону салфеточку и начала обмахиваться веером. Она тяжело откинулась в низком кресле, на котором сидела, и поглядывала на Эльзу таким испытующим и любопытным взором, что Эльза покраснела.
– Да! Подумать только, какая уйма у меня была заготовлена всяких вещей, когда я выходила замуж, – продолжала та. – У меня до сих пор кое-что осталось… Однако, как жарко сейчас.
– Можно освежить немного комнату, – сказала Эльза, подходя к окну и открывая его.
– Я думаю, что мне так жарко от корсета, – продолжала миссис Блок. – Я никогда не ношу его дома и так давно никуда не выходила, что еле влезла в него опять. Нам, женщинам, всегда приходится расплачиваться за то, что мы рожаем детей, но я всегда скажу, что делала бы все то же самое, если бы мне пришлось жить сначала. Дети – это благословение семьи. Впрочем, вы сами поймете это, Эльза, очень скоро. Ох, когда я была в вашем возрасте, мужчина свободно мог охватить руками мою талию.
– Я думаю, что он так и делал!
Это произнесла миссис Шильдс, секретарша местного Красного Креста и лидер общества помощи матерям. Она сдержанно хихикнула, при этом ее длинная верхняя губа закрыла зубы, дугообразные брови резко поднялись. Стив Бауэрс однажды поднял целую бурю хохота в своей семье за столом, удачно имитируя, как миссис Шильдс смеется собственным остротам.
– Ну, пожалуйста, без ваших шуточек, Берта Шильдс! – запротестовала миссис Блок, бросая взгляд на Эльзу. – Вы привыкнете к Берте, Эльза. Она не может не отпустить что-нибудь такое – конечно, когда поблизости нет молодых девушек.
– Мне кажется, что у вас замечательно удобно устроенный дом, Эльза, – сказала миссис Мэгнюсон, – вам безусловно очень повезло. О, конечно, мне самой не на что жаловаться, но если бы у меня были такие дубовые полы в доме, как здесь! Они избавляют вас от половины работы по чистке.
– Однако Бэю уже пора, без сомнения, взять для вас девушку в помощницы, – заметила миссис Блок, несколько смело, пожалуй, хотя она и была тещей Майкла Кэрью.
Эльза почувствовала, как краска заливает ее щеки, но заставила себя улыбнуться и сказать:
– О, я предпочитаю сама все делать для себя. Я боюсь, что время будет слишком долго для меня тянуться, если мне нечего будет делать.
– И к тому же, я думаю, – своим обычным двусмысленным тоном произнесла Берта Шильдс, – гораздо приятнее быть некоторое время после свадьбы наедине. Я так и жила с моим мужем. Это выходит очень мило – гораздо интимнее, не правда ли? Никто не видит ваших маленьких ссор и… последующих примирений, понимаете? И, наконец, мужчины всегда остаются мужчинами, не в укор им будет сказано!
Она опять рассмеялась осторожным клохчущим смешком, и на этот раз остальные женщины засмеялись вместе с ней. Миссис Блок, однако, кротко вздохнула.
– Это верно… даже лучшие из них! И Эльза теперь это знает, конечно. Ведь уже три месяца прошло, не так ли, Эльза?
Эльза с отчаянием улыбнулась.
– Три месяца сегодня, – произнесла она.
Она почувствовала себя внезапно придавленной всей невыносимо унылой пошлостью, которой окутали ее эти женщины. Она стала непременным членом компании, единственным связующим звеном которой, казалось, была какая-то смутная, неопределенная обида, не поддававшаяся ясному определению.
– Мне надо бежать вниз, посмотреть, как там идут дела, – торопливо объявила она. – Они там подумают, что я сбежала и бросила всех. Не сойдете ли вы потанцевать? На нижней ступеньке лестницы ее подхватил Бэлис и закружил в танце. Она подняла голову и поглядела на него, улыбаясь, но казалось, какой-то густой туман стоял между ними, и она не могла рассмотреть его глаза. Опять она почувствовала, как и в ту памятную ночь три месяца назад, что глаза всех присутствующих пристально, не отрываясь,