Головоломка вышла несложной, команды наших кораблей пришли к аналогичным выводам и народ засуетился — наметилась беготня за оружием, и перестановки на палубе под крики боцманов.
Наблюдал эту суету с легкой усмешкой, ну да, сейчас этот десяток индейцев кааак кинется на тысячу лбов и три корабля, кааак растерзает… Понаблюдал, пока лодка с гребцами описывала вокруг ледокола циркуляцию. Любопытные у них привычки, акульи — вон, на второй круг пошли. Добавить парусов, что ли? Будет интересно, на какой скорости они от нас отстанут.
Толмач докладывал Берингу тарабарщину, изливающуюся из проводника. На ум пришла дурацкая мысль, у нас не проводник, а полупроводник какой-то получился. С запорным слоем.
Поднялся на крыло мостика, к спорящим, пропустив спешащего туда Алексея. Пока поднимались, да разбирались с проводником, гребцы пошли на третий круг. Со слов проводника ситкхи приглашают в гости. По правилам им надо кричать, приглашая на борт, а они должны три раза отказаться, но потом согласиться, и будет мир.
Последняя фраза меня заинтересовала. А если мы не будем кричать? А если не ведаем их правил? Война? Оказалось — да. Ну, дикие тут нравы, однако. Велели алеуту кричать, но он сослался на незнание языка. И что делать? Заглянул в рубку и велел гуднуть. Пусть аборигены сами расшифровывают.
Гудок рявкнул над морем, полетев, крошась эхом, по каньонам изрезанного берега. Гребцы на лодке едва не перевернулись, но быстро восстановили согласованность и бодро пошли на четвертый круг. Наблюдал за ними уже с интересом, думал, они к берегу рванут, а они пересилили страх неизвестного и блюдут традицию. Очень интересно. А ведь их и ружейная стрельба может не испугать.
Вскоре традиции были соблюдены, ледокол трижды рявкал гудком, а лодка нарезала круги. За это время Беринг подготовил палубу к приему аборигенов, разогнал народ, выставил вооруженный наряд и уговорил царевича смотреть на представление из «ложи», не спускаясь с крыла мостика.
Напрасно про смекалку аборигенов историки отзывались насмешливо. Сброшенный штормтрап гребцы восприняли правильно, вскарабкались лихо и устроили на палубе нечто похожее на военную пляску, с подпрыгиванием и взмахиванием гарпунами.
Короткая пляска завершилась выкриками, индейцы спустились обратно в лодку, быстро отчалив, и устремившись в большой пролив впереди нашего курса.
И что это было? Немая сцена заставила всех переглядываться. Постепенно взгляды останавливались на наших проводниках, активно жестикулирующих с толмачами.
Консилиум из толмачей, дворян и офицеров решил считать, что нас пригласили в гости. Подозреваю, не все так однозначно, да только подозрения к делу не пришьешь.
Пока корабли заворачивали в открывающийся слева по курсу обширный залив, спустился к своему капральству. Вот и первая задачка для службы безопасности.
Вслед за лодкой наша эскадра лавировала меж камнями и островками внутри залива. Вокруг поднимались горы, из воды торчали камни, глубины резко упали, и пришлось сбросить паруса, переключаясь на машины. Лодка замедлила ход вслед за конвоем, дожидаясь, пока мы отыщем подходящие проходы. Не нравиться мне все это. Бухта в целом хороша, но нас вели в северо-восточную ее часть, за большой остров, а там камни торчали как зубья на гребенке.
Пляски вокруг камней затянулись до обеда. Наконец корабли бросили якоря, едва имея метр под килем. Напротив рейда, на холме, стояла большая индейская деревня, и высыпавший на берег народ. Народа толпилось много, несколько сотен человек точно, а то и больше тысячи. На каменистом пляже у подошвы холма лежали длинные лодки аборигенов. В глаза бросалась разница поселений алеутов и этой деревни. Вот ведь странность, пять сотен километров географической разницы, а такие отличия в жизни.
Вокруг кораблей уже крутились лодки, на которых кроме мужчин сидели женщины, приковывая внимания к своим телам, прикрытыми одними только передничками. Как только им не холодно? Зима же! Снег выпадает.
Судя по мужику на головной лодке, в штанах и с десятком перьев вплетенных в волосы — нас посетила местная шишка. Индейцы вновь поднялись на палубу и устроили небольшую пантомиму. Толмачи затруднялись с переводом, но предположили, что с нами здороваются. Лично мне это больше напомнило «кошелек или жизнь», но озвучивать мнение пока не стал, на палубе началась демонстрация «ниток и бус».
Походил рядом с нашими «купцами» пытающимися жестами и с помощью толмачей начать меновую торговлю. Процесс этот явно буксовал, что заставляло задуматься. Не дурнее же эти ситкхи алеутов.
Общее впечатление от близкого знакомства с местными складывалось негативное. Алеуты тоже попахивали, но не настолько! Видимо, вместо теплой одежды ситкхи намазываются жиром, и забывают его смыть, когда он прогоркнет. Ситкхские женщины, это отдельный разговор. Можно представлять себе голых туземок, ладненьких и молоденьких. Да вот картинка эта хороша только для глянцевых журналов моего времени. В жизни туземки отличались кряжистостью, отвислостью, и на редкость неприятными лицами. Местные красотки еще и оттягивали нижнюю губу деревянными вставками, напоминая дебилов с отвисшей челюстью и капающей слюной. За дисциплину на борту можно не беспокоиться, любовь на этих берегах представлялась мне слишком экстремальным делом.
Обратил внимание на оружие вождя. У него на поясе висел железный нож! Этим ножом шишка размахивала перед нашим купцом — даже мне было понятно, что он хочет нечто похожее. Купец разводил руками, соблюдая установленные правила продавать лезвия только «друзьям». Шишка распалялся, и к месту торговли стягивались морпехи. Любопытно, испанцы так высоко на север подняться вроде не успели еще, значит, это нам привет с той стороны гор, где на восточном побережье англичане с французами лихорадочно вооружают индейцев и поощряют их резать скальпы. Как бы на мушкет не нарваться.
Вождь правильно оценил обстановку, с окружившими его морпехами — до стрельбы дело не дошло, сменившись в очередной раз пантомимами. Интересно, а почему нас в поселок не приглашают?
На поздний обед мы уселись только после того, как ситкхи покинули борт, пообещав, как надеялись купцы, вернуться с мехами и другими товарами на обмен. За столом Витус отчитывался о контакте, оправдывая мои опасения — делать тут нечего, торговать нечем, и объемов торгов купцы не обещают. Опять не о том говорим. Постучал вилкой по тарелке, привлекая к себе внимание.
— Дозволь, Алексей Петрович, итог подвести
После утвердительного кивка царевича продолжил.
— Коли так дела, как наш капитан сказывает, то нечего тут всем кораблям делать. Предлагаю одну канонерку оставить, для окончания торгов, а остальным кораблям пройти по архипелагу и нанести его на карту.
Алексей даже жевать прекратил, удивленно слушая мою инициативу.
— К чему это граф? Завтра все и пойдем.
Удивляет меня порой царевич. Наивностью. Это римские изыски на него плохо влияют.
— Алексей Петрович, не надо завтра. У нас каждый день на счету, а путь впереди еще длинный.
Алексей насупился, внимательно на меня глядя.
— Не договариваешь ты граф, мы тут карту не за день ни за седмицу не составим. Один день ничего не поменяет.
— Все так. Да только день тут, день там, и к возврату опоздаем.
Алексей серьезно смотрел на меня, впрочем, как и большинство людей за столом.
— Есть и другие причины?
Ну, наконец-то до царевича дошло.
— Есть, Алексей Петрович. Да только невнятные. Душа просто ноет, что так правильно будет.
Алексей хмыкнул, он постоянно мое упоминание души скептично принимает. Может, думает, у меня ее нет? Напрасно. Раз болит, значит есть.
— Так тому и быть. Опосля обеда и пойдем.
Алексей продолжил звенеть вилкой, и не стал уточнять, что останусь на канонерке. К чему монарху эти подробности.
Отобедав, курили на крыле мостика с Берингом. На кораблях царила суета отхода. Витус долго молчал, но затем задал «неожиданный» вопрос.
— Думаешь, нападут?
