— А ты ещё получишь, — постращал Женька.
Ну как с ним ещё разговаривать?
— Значит, ты не хочешь мириться? — спросил Валерка.
Женька ни да ни нет не ответил, а только твердил одно и то же:
— И зачем только я с таким подружился?
— Ну почему ты боишься ответить, хочешь мириться или нет? — настаивал Валерка.
— Я-то не боюсь, это ты боишься. Вот и подлизываешься.
— Я боюсь, да? Сам ещё попросишь, чтобы я с тобой помирился, да поздно будет.
На этом разговор и закончился.
Вечером Валерка всё рассказал дяде Саше и заявил, что больше он ни за что не заговорит с Женькой.
— Этого следовало ожидать, — сказал дядя Саша. — Когда человеку сразу не объяснят его ошибку, он потом начинает думать, что вовсе и не ошибался и что все виноваты, а один он прав.
Дядя Саша задумался и неожиданно для Валерки снова повернул разговор на то, что Женьке надо всё таки помочь. Он сказал, что в цехе бывает много таких случаев, когда люди ошибаются, и тогда рабочие коллективно помогают им исправлять ошибки.
— Придёшь в школу — поговори с Дарьей Емельяновной и с пионервожатой. Расскажи им всё честно.
— И про нож? — спросил Валерка.
— Я же тебе сказал: всё честно!
Валерка задумался.
— А вдруг ребята скажут, что я… лебеда-ябеда?
— А как ты думаешь, — спрашивает с улыбкой дядя Саша, если Миша Бачин, наш комсорг, приходит ко мне и рассказывает о чьих-то ошибках, ну хотя бы о том, что всё тот же Анянов бросил свою машину без присмотра и ушёл курить. Что, по-твоему, Миша — ябеда?
— Но он же комсорг, а я нет, — возражает Валерки.
— Кажется, я неудачный пример тебе привел, — говорит дядя Саша. — Представь себе другой случай. Встаёт на собрании какой-нибудь рабочий и при всех делает замечание своему товарищу за допущенные ошибки в работе. Что же, по-твоему, он тоже ябеда?
— Нет, — мотает головой Валерка, — это совсем другое. Они разбирают ошибки, как мы с вами.
— А почему бы тебе так же с Женькой не разобраться, только при всех?
Теперь задумался Валерка, а дядя Саша, кажется, забыл про него и уткнулся в газету.
Вот попробуй тут реши: ябеда ты или не ябеда? То, что Женьке надо помочь, Валерка согласен. Но как?
Дядя Саша поднимает глаза от газеты и как бы между прочим говорит:
— Мне кажется, ты его боишься?
Валерка опешил:
— Кого?
— Да Женьку. Кого же ещё?
— Не боюсь я, не боюсь я его!.. — Валерке хотелось ещё раз напомнить, что он сильнее Женьки, что они дрались и проверили это. Но у Валерки не хватило слов. Раз так, то он завтра же всем расскажет про Женьку и про себя. Он не боится Женьку. И вообще никого не боится.
— Всё, все расскажу пионерке вожатой, — с обидой в голосе сказал Валерка.
— Пионервожатой, — поправил его дядя Саша.
— А у нас вожатая — пионерка, она ещё сама учится в нашей школе. А пионервожатая совсем другое, она уже тётенька и нигде не учится.
— Ну это, положим, плохо, что она не учится. — Дядя Саша засмеялся.
Назавтра Валерка поймал в коридоре Валю и рассказал ей всё. Она взяла Валерку за руку, привела его к Дарье Емельяновне, и ему пришлось повторить свой рассказ снова.
Валя и Дарья Емельяновна решили, что об этом надо рассказать всему классу.
После уроков ребят попросили остаться.
Только Дарья Емельяновна начала говорить, как открылась дверь и в класс вошёл дядя Саша.
— Можно у вас поприсутствовать? — спросил он.
— Пожалуйста, — пригласила Дарья Емельяновна.
Дядя Саша прошёл и сел на заднюю парту. Как хорошо, что Валерка всё рассказал! Теперь дядя Саша не скажет, что он боится Женьку.
Дарья Емельяновна говорила спокойно и очень недолго. И по её просьбе третий раз в этот день Валерка рассказал ребятам о своей ссоре с Женькой.
После него сразу же выступила Валя. Она говорила очень быстро, как будто её торопили, и даже слова глотала. Валя напомнила о дружбе, о честности, о товарищеском отношении, Валерке от неё тоже досталось. Она обвинила его в малодушии, в том, что он поддался на уговоры совершить нечестный поступок.
Потом все слушали Женьку. Он, конечно, сначала запирался и хотел всю вину свалить на Валерку. А когда начали выступать ребята, у Женьки ярко запылали уши. Они у него и так висят, а тут, кажется, совсем обвисли. Значит, Женьке стало стыдно. Валерка это по себе знает: у него тоже уши горели, когда он отчитывался перед дядей Сашей за нож.
— Можно мне несколько слов сказать? — спросил дядя Саша.
— Можно, — разрешила Дарья Емельяновна.
— Я не привык выступать перед детьми, — смущенно улыбаясь, говорил дядя Саша, — мне даже немного страшно. Я больше привык говорить с рабочими на производстве. Это взрослые люди, и мы научились понимать друг друга, что называется, с двух слов. Вы тут здорово ребят ругали, и, конечно, правильно. Мы у себя тоже за такие вещи спуску не даём. Наш цех борется за звание коммунистического цеха, поэтому дружба у нас стоит на первом месте.
Дядя Саша сказал, что он вовсе не считает поступок Женьки или Валерки страшным и неисправимым, но не одобряет их нечестность и нетоварищеское поведение. В цехе за такие ошибки им бы тоже не поздоровилось…
Дядя Саша сказал, что только малодушные люди не способны признавать ошибок. Может, Женька малодушный? Тогда, конечно, он не осмелится признаться в том, что не прав, перед всеми ребятами.
— И неплохо бы было, — обратился дядя Саша к Женьке, — если бы ты рассказал своим родителям правду о ноже. Вот, кажется, и всё.
В классе стало очень тихо. И вдруг неожиданно для всех Женька сказал:
— Давай, Валерка, помиримся.
— Но ты же не признал ошибок, — зашумели на него ребята.
— Раз он предложил помириться, значит, понял, что был неправ. Правильно я поняла тебя, Женя?
— Ага-а.
Домой они шли все вместе: дядя Саша, Валерка и Женька.
После ужина дядя Саша занял своё место на диване и стал просматривать газеты, а Валерка в лицах начал рассказывать тёте Лене о собрании.
Вначале он изобразил Дарью Емельяновну.
Он опёрся руками о стол и певучим голосом заговорил:
— Дети! Ещё в начале учебного года мы с вами говорили о дружбе. Но в нашем классе нашлись такие ребята, которые не поняли, что такое дружба, настоящая дружба…
Потом Валерка изобразил Валю, при этом он теребил воображаемый пионерский галстук и очень торопился.
Тётя Лена слушала и улыбалась. Когда очередь дошла до дяди Саши, Валерка откашлялся, смешно сморщил курносый нос и почесал его у самой переносицы. Этот жест был очень похож на дяди Сашин, и тётя Лена громко рассмеялась.
Дядя Саша отложил газету, почесал лоб у переносицы и сказал: