Потом пришёл дядя Саша. К нему-то уж Валерка и вовсе не решался подойти. Однако, к Валеркиному удивлению, дядя Саша сам подошёл и взъерошил ему волосы. Валерка взглянул на дядю Сашу и увидел, что он улыбается.
— Ты, брат, меня извини. Зря я вчера на тебя накричал. Уж ты-то наверняка ни в чём не виноват.
— Отдали насосы? — сразу забыв обо всех своих обидах, радостно спросил Валерка.
— Отдали, — подмигнул дядя Саша, — Милану отдали.
— А почему вы смеётесь? — растерянно спросил Валерка.
— Потому что всё правильно, — слегка щёлкнул его по носу дядя Саша.
Тётя Лена стояла у окна спиной к дяде Саше. Он подошёл к ней, взял её за плечи и повернул к себе лицом,
— Я вчера малость погорячился, — смущённо заговорил дядя Саша, — наговорил тебе лишнего. Как-то неожиданно всё это получилось. Ты уж тоже извини меня.
Тётя Лена почему-то сразу покраснела и тоже положила руки на плечи дяде Саше. Валерке даже показалось, что они будут сейчас прыгать, как Натка и её мама, но они просто засмеялись, и дома сразу стало весело.
«Значит, взрослые извиняются, если они неправы», — решил Валерка. А Натка, наверное, так и не знает этого. Он ей обязательно скажет завтра.
«КЛЯНУСЬ ХЛЕБОМ!»
Разговор о хлебе возник случайно. Тётя Лена попросила Валерку убрать со стола. Он быстро перемыл посуду, а потом собрал со стола недоеденные куски хлеба в тарелку с остатками супа и выбросил все в помойное ведро.
— Что ты делаешь? — ужаснулась тётя Лена.
— Со стола убираю, — пояснил Валерка.
— Ты куда бросил хлеб?
— Это не хлеб, — возразил Валерка.
— А что же?
— Объедки, — ответил он.
— Ты всегда так делаешь?
— Всегда, — подтвердил Валерка.
— Саша, ты слышишь? — позвала тётя Лена.
— Слышу, — отозвался дядя Саша.
— И так равнодушен?
— А что я должен делать? По совести говоря, я в этом не вижу никакого преступления.
— Как ты можешь так рассуждать? — возмутилась тётя Лена. — Не знаю, как ты, а я воспитана в уважении к хлебу. В доме, где я выросла, никто не имел права выбрасывать хлеб. Ты, конечно, можешь назвать это суеверием…
— Нет, почему же? — перебил её дядя Саша. — Такое могло быть и от бедности.
— Дело вовсе не в бедности, а в уважении к хлебу. Так может поступать человек, который не знает, откуда берётся хлеб.
Валерка с недоверием слушал тётю Лену, потому что дядя Саша молча улыбался.
Он так всегда улыбается, когда не согласен с тетей Леной. А она сердилась ещё больше:
— Тебе смешно, Саша. Ты просто забыл многое, и в том числе войну. А я всё помню. Помню, как мы делили полученную по карточкам пайку хлеба и тряслись над каждой его крошкой.
Дядя Саша недовольно поморщился:
— Это крайности. Сейчас же не война и не карточная система?
— А какая это карточная система? — поинтересовался Валерка.
— В войну так было. Людям выдавали бумажные талоны, а там было написано число и сколько граммов хлеба положено человеку на день, — объяснил дядя Саша.
— А сколько им было положено?
— Нормы устанавливались разные, но, в общем, мало. Не хватало людям хлеба, — ответила тётя Лена. — А ты ошибаешься, Саша, оправдывая безобразное отношение к хлебу тем, что сейчас не война, — продолжала выговаривать тётя Лена.
Дядя Саша поднял руки вверх:
— Сдаюсь, сдаюсь, Леночка. Ты прекрасный агитатор по хлебному вопросу.
— Зря ты, Саша, шутишь, — обиженно сказала тётя Лена, — ведь он же, — показала она на Валерку, — тоже наш разговор за шутку примет. А мне бы не хотелось, чтобы у него было барское понятие о хлебе.
— Как — барское? — не понял Валерка.
— Это такое понятие, когда человек не знает, откуда и как берется хлеб. Такие люди думают, что хлеб растёт на полках в магазине.
Валерка даже приуныл от такого объяснения: он ведь тоже ничего не знал о хлебе и видел его только на столе да в магазине. Значит, он тоже по-барски…
— Тётя Лена, а вы всё-всё сами видели?
— Не только видела.
— И даже сеяли? — В Валеркином вопросе звучит лёгкое недоверие.
— И сеяла, — подтвердила тётя Лена. — Я же, малыш, в деревне выросла.
— Хорошо вам, — со вздохом сказал Валерка, — а как я узнаю всё это?
— Со временем узнаешь, — успокоила его тётя Лена.
Дядя Саша отложил в сторону газету:
— Знаешь, Леночка, ты вот нам с Валеркой читала мораль о хлебе, а я вспомнил одну любопытную историю. Я тебе уже однажды рассказывал об Алиеве. Мы с ним на курорте познакомились, два года тому назад. Очень хороший человек, таджик по национальности.
— Какое это имеет отношение к хлебу? — пожав плечами, спросила тётя Лена.
— Да самое прямое. Я вот сейчас сидел и думал, что, видимо, не случайно русские люди всегда считали, что выбрасывать хлеб — большой грех. А вот Алиев мне рассказывал, что у них даже клятва такая есть: «Клянусь хлебом!» Если таджик произнёс эту клятву, никто не смеет усомниться в его честности. Представляешь, какая сила, какая непоколебимая вера заложена в это понятие. Ты только вслушайся в эти слова: «Клянусь хлебом!» Не отцом, не матерью, а хлебом!
— А если мальчик так скажет, ему всё равно поверят? — интересуется Валерка.
— Я об этом не спрашивал, но думаю, что поверят.
— А какой это Алиев?
— Ну как тебе сказать? Человек как человек, самый обыкновенный. Впрочем, у меня есть фотокарточка, мы с ним на курорте сфотографировались.
Дядя Саша взял альбом, нашёл фотографию и передал его Валерке и тёте Лене.
На фотографии стоял дядя Саша рядом с незнакомым мужчиной. Они облокотились на массивные белые перила какой-то лестницы и смотрели на высокие, как пики, деревья.
— Это он, да? — спросил Валерка.
— Он, — подтвердил дядя Саша.
Этот разговор запомнился Валерке…
В хлебном магазине Валерку знали все продавцы, а сам он знал в лицо даже многих покупателей, потому что часто с ними встречался.
Валерку очень удивляла одна женщина. Он почти каждый день встречался с ней у прилавка и видел,
