Книга иллюзий

И что же вы тут делаете, Клер Мартин?

Я здесь по приглашению Фриды.

Видя, что он ей не верит, она берет со стула сумочку и, перерыв ее содержимое, показывает ему ключ. Вот. От входной двери. Мне его прислала Фрида.

Еще больше заведенный, Мартин извлекает из кармана точно такой же ключ и тычет его Клер прямо в нос. Тогда почему Гектор прислал мне вот этот?

Потому что… Клер невольно начинает пятиться… потому что Гектор это Гектор, а Фрида это Фрида. С ними такое нередко случается.

Мартину нечем крыть. Он знает, его друзья частенько действуют несогласованно. Они запросто могли порознь пригласить в дом каждый своего гостя.

С потерянным видом Мартин вышагивает по комнате, бурчит: Не нравится мне все это. Я хотел побыть один, поработать, а тут вы… хорошее одиночество!

Я вам не помешаю, примирительно говорит Клер. Мне тоже надо работать.

Выясняется, что она студентка. Впереди экзамен по философии, предстоит перелопатить кучу книг, за две недели разгрести то, что назадавали в течение семестра. На лице Мартина написан скепсис. С языка уже готов сорваться вопрос: С каких это пор хорошенькие девушки интересуются философией? Он начинает вытягивать из нее подробности: суть предмета, название колледжа, имя профессора, читающего курс, список книг, которые надо прочесть. Клер, стараясь не показывать вида, что этот допрос для нее оскорбителен, отвечает по пунктам: она учится в Калифорнийском университете в Беркли. Профессора зовут Норберт Стайнхаус. Курс называется «От Декарта до Канта: основы современного философского исследования».

Обещаю вести себя тихо, говорит она. Я перенесу вещи в другую спальню. Вы меня не увидите и не услышите.

Все аргументы исчерпаны. Ладно, неохотно сдается Мартин. Я не лезу в ваши дела, а вы не лезете в мои. Договорились?

Договорились. Они даже скрепляют это рукопожатием. Мартин направляется к выходу, чтобы засесть за свой рассказ, а камера медленно наезжает на лицо Клер. Простой и при этом выразительный план. Впервые мы имеем возможность увидеть ее расслабленной. Деликатность и плавность движения камеры позволяют сделать вывод, что оператор стремится не столько раскрыть Клер для зрителя, сколько приласкать ее и, по возможности, проникнуть в ее мысли. Она провожает Мартина взглядом. Дверь за ним захлопывается, но выражение ее глаз не меняется. Пока, Мартин! говорит она ему вслед тихо, почти шепотом.

Весь день Мартин и Клер трудятся каждый в своей комнате. Он стучит на пишущей машинке в кабинете, то и дело поглядывая в окно и повторяя вслух только что напечатанную фразу. Она, лежа на кровати в джинсах и свитере, штудирует «Принципы человеческого познания» Джорджа Беркли. В какой-то момент мы замечаем, что имя философа написано крупными буквами у нее на свитере – БЕРКЛИ, хотя это с таким же успехом может относиться к ее alma mater. Что это, словесный каламбур или тут кроется какой-то особый смысл? Пока мы переносимся из комнаты в комнату, за кадром Клер читает вслух пассаж из книги: Не менее очевидно и то, что различные ощущения или идеи, отпечатанные в человеческом мозгу, в каком бы сочетании они ни смешивались и ни соединялись, могут существовать не иначе как в сознании, их воспринимающем. И далее: Мы опровергнем утверждение, что есть большая разница между настоящим пожаром и идеей пожара, между сновидением или фантазией, что ты охвачен огнем, и ощущениями, когда тебя на самом деле лижут языки пламени.

Ближе к вечеру раздается стук в дверь. Клер продолжает читать и, лишь услышав более громкий повторный стук, приглашает Мартина войти. Но он только просовывает голову: Я с вами утром обошелся не слишком вежливо… немного погорячился. Извинение суховатое и довольно неуклюжее, но ему сопутствует такое замешательство и неуверенность, что Клер невольно улыбается – все это забавно, даже, пожалуй, трогательно. Мне осталась одна глава, говорит она. Через полчасика, если хотите, можем встретиться в гостиной и выпить по рюмочке. Хорошая мысль, кивает Мартин. Раз уж судьба нас свела, попробуем вести себя как цивилизованные люди.

Мы переносимся в гостиную. Они открыли бутылку с вином. Мартин, похоже, нервничает, не очень понимая, как ему относиться к этой миловидной философине. Пытаясь шутить, он показывает на логотип у нее на свитере: Здесь написано «Беркли», потому что вы читаете Беркли? А когда перейдете к Юму, наденете свитер с надписью «Юм»?

Нет-нет, смеется Клер, они же произносятся по-разному. Колледж – Берк- ли, а философ – Барк –ли. А то вы не знаете. Это все знают.

Пишутся одинаково, говорит Мартин, значит, это одно слово.

Да, пишутся одинаково, но это два разных слова.

Клер уже собирается развить свою мысль, но осекается, сообразив, что ее разыгрывают. Улыбаясь, она протягивает ему пустой бокал: У вас есть рассказ о двух людях с одним именем, а я тут читаю вам лекцию о принципах номинализма. Это все вино. Я уже плохо соображаю.

Так вы читали мой рассказ? Кроме вас, во всей вселенной наберется не больше пяти человек, которые могут этим похвастаться.

Я читала все, что вы написали. Оба романа и рассказы.

Но я напечатал только один роман.

И только что закончили второй. Вы послали рукопись Гектору, а Фрида дала мне ее прочесть. «Путешествие в скрипториум». По-моему, это лучшее, что вы написали.

Если у Мартина и было какое-то предубеждение в отношении Клер, то оно окончательно развеялось. Мало того, что у нее живой ум и приятная внешность, она еще знает и понимает его творчество. Он подливает себе вина. Пока она рассуждает о структуре его последнего романа, он с улыбкой слушает, откинувшись на спинку стула, ее острые, но благожелательные комментарии. Впервые с начала фильма он, такой задумчивый и серьезный, позволяет себе расслабиться. Одним словом, мисс Мартин одобряет, подводит он итог. Еще как одобряет, соглашается она. Мисс Мартин одобряет Мартина. Эта перекличка имен возвращает их к загадке студенческого свитера: Берк-ли/Барк-ли. Он еще раз просит ее объяснить, как следует понимать это слово. Ирландский философ-богослов или американский университет? И то и другое, отвечает она. Как хотите, так и понимайте.

Тут в ее глазах вспыхивает бесовский огонек. У нее родилась какая-то мысль, или ее посетило вдохновение. Она ставит на столик свой бокал и встает с кушетки. А может, это вообще ничего не значит? С этими словами она стягивает с себя свитер и спокойно бросает его на пол.

На ней кружевной черный лифчик – деталь, которой как-то не ждешь от студентки с передовыми идеями. Впрочем, это ведь тоже идея, и она осуществила ее так смело и решительно, что Мартину только остается сидеть с открытым ртом. В самой буйной фантазии он не мог увидеть столь стремительного развития событий.

Нда, наконец выдавливает он из себя, тоже способ покончить с двусмысленностью.

Обычная логика, замечает Клер. Философское доказательство.

А с другой стороны, продолжает Мартин после новой паузы, покончив с одной двусмысленностью, вы порождаете другую.

Ах, Мартин, ну какая двусмысленность? Куда уж яснее.

Существует тонкая грань между натиском и флиртом, можно броситься в чужие объятия и можно позволить созревшему яблоку самому упасть. В этой сцене, заканчивающейся приведенной репликой (Куда уж яснее), Клер с успехом аргументирует за обе стороны. Она соблазняет Мартина так умно и так невинно, что мы не ставим под сомнение ее мотивы. Тавтология желания: она хочет его, потому что она его хочет. Вместо того чтобы бесконечно обсуждать нюансы, она берет быка за рога. Снятый свитер – это не вульгарная декларация намерений. Это момент озарения, свидетельство высокого ума, и отныне Мартин знает, что он встретил ровню.

Они оказываются в той же постели, где познакомились нынче утром, только теперь они не отскакивают при первом же прикосновении, не хватаются за одежду, не спешат разбежаться. Крепко обнявшись, они вваливаются в спальню и, рухнув на кровать – руки, ноги, губы, прерывистое дыхание, – без обиняков дают нам понять, к чему идет дело. В 1946 году условности киноэкрана на этом поставили бы точку. После первых