Марина Крамер
Черная вдова, или Ученица Аль Капоне
Часть 1
Как попасть в замкнутый круг
Человек лежал на холодной земле, изо всех сил пытаясь хоть немного ослабить веревки, туго спеленавшие запястья. Шаги раздавались все ближе, и звук их в пустом заброшенном помещении кирпичного завода усиливался гулким эхом. Самой малости не хватило – пары подписей на бумагах, и эти цеха принадлежали бы ему, а теперь их приберет старый ублюдок Мастиф. Как же так вышло, кто сдал обстоятельства сделки этому упырю, подмявшему под себя половину города? Кто посмел доложить ему, что кавказец – коммерсант средней руки, – занимавшийся до сих пор торговлей китайским ширпотребом, решил обосноваться на территории, негласно принадлежащей группировке Мастифа? Проклятая жадность, ведь его не раз предупреждали – заплати хозяину за «крышу» и живи спокойно. Так ведь нет – решил сэкономить пару тысяч долларов!
Теперь уже поздно размышлять об этом, судя по всему, жить осталось совсем недолго – Мастиф не задумается, ему не впервой решать свои проблемы с помощью силы.
– Ну, здоров, что ли, партизан! – весело поприветствовал пленника невысокий лысый старик в длинном коричневом пальто. – Боцман, ну-ка стульчик мне! – это относилось к молодому здоровенному парню, безмолвно остановившемуся в шаге за его спиной.
Тот моментально разложил походную табуретку и поставил ее неподалеку от связанного. Мастиф сел, задумчиво оглядел помещение и протянул, словно обращаясь к самому себе:
– Хорошее место, тихое. Вот это и будет последним камнем в наших отношениях, да? – нога старика в дорогом ботинке ткнула мужчину в лицо. – Зацементируем, так сказать, на века! Что пробормочешь в оправдание, баран? Кто надоумил тебя полезть со своим уставом в мой монастырь, а? Решил обойти меня?
– Мастиф… так дела не делают, ты же знаешь, – облизав сухие, потрескавшиеся губы, пробормотал коммерсант. – Это мой завод…
– Да? – совершенно натурально удивился старик. – А как так получилось, Рифат, что я этого не знал? Это моя территория, и чужакам здесь не место! А ты, значит, дела делать за моей спиной хочешь?
– А кто ты такой, чтобы решать, кому место, а кому нет? – Рифат вдруг потерял всякий страх. Понимая, что в живых все равно не оставят, так хоть высказаться напоследок и умереть мужчиной, а не трясущимся ничтожеством.
– Кто я? Боцман, объясни.
Кроссовка парня врезалась в бок, прямо в печень, боль ослепила Рифата, дыхание остановилось, а Боцман, рывком подняв пленника с земли, ударил еще и под ложечку.
– Остынь, забьешь! – лениво приказал Мастиф, прищурив желтоватые лисьи глаза. – Теперь понял?
Коммерсант хватал ртом воздух, стараясь хоть как-то прийти в себя:
– Нечего понимать! Много ты о себе возомнил. Пора о вечности думать, на покой удаляться… старый ты, а все крутого изображаешь. И ведешь себя, как баба – за копейки давишься…
– Как баба? – закатился мелким, дробным смехом старик. – Было бы так, как ты сказал, – разве смог бы я удержать под контролем полгорода? Да не родилась еще такая баба, которой это по силам! Кончай его, Боцман! – велел он, поднимаясь со стула.
– Ты… ты еще… вспомнишь меня… – прохрипел Рифат прежде, чем ладонь Боцмана перебила ему горло.
– Эй, уберите мусор! – крикнул Мастиф стоящим поодаль двоим молодым быкам в кожаных куртках.
Те приблизились к трупу, взяли за ноги и потащили в соседний цех, где еще вчера была приготовлена глубокая яма – будущий «постоялец» копал ее собственноручно, готовя себе последнее пристанище.
Боцман проводил процессию взглядом, свернул табуретку и пружинящей походкой вышел из здания, догоняя своего босса. Мастиф, открывая дверцу черного «шестисотого» «мерса», снова засмеялся:
– Ты слышал, сынок? Тварь горная, на кого пасть открыть посмел! «Как баба!» – передразнил он мертвого уже коммерсанта. – Поехали отсюда, Череп, – усевшись в машину, поторопил он сидящего за рулем водителя.
«Черт, как же я ненавижу эти ночные дежурства! Все нормальные люди спят дома в своих постелях, а я вынуждена корчиться тут в кабинете на жестком диване, ожидая очередную „Скорую помощь“. Кого она привезет в следующий раз – загадка. Как же мне надоело это все…»
Молодая женщина лет двадцати шести отошла от окна и опустилась в большое кожаное кресло, взяв со стола пачку сигарет и зажигалку. Марина Викторовна Коваль, самая молодая в когорте заведующих отделениями в городской больнице скорой помощи, задумчиво закурила, скрестив длинные ноги на краю огромного стола, и тяжело вздохнула. Так сложилось – карьера пошла в гору сразу после института, едва только она успела овладеть (ну, или почти овладеть) профессией. Женщина-нейрохирург – экзотика, но ей всегда нравилось быть не такой, как все. Однокурсницы становились гинекологами, терапевтами, косметологами, и только одна Коваль неожиданно для всех оказалась в группе будущих хирургов, а затем прошла специализацию по нейрохирургии. Вот уже полгода Марина заведовала отделением, в которое пришла еще санитаркой. А дежурства брала не от недостатка денег, а скорее от невостребованности. Дома особенно никто не ждал, если не считать собаки. Афганец Клаус, хоть и не человек, но порой казался Марине умнее некоторых подчиненных. Вот как-то так – удачная во всех отношениях карьера и экзотическая личная жизнь. Сейчас ее это уже не волновало, привыкла.
Телефонный звонок опять отвлек от размышлений:
– Нейрохирургия, Коваль.
– Привет, – хрипловато сказала трубка. – Работы нет? Приходи, жду.
На том конце отключились. Женщина послушно встала, поправила халат, волосы, подкрасила губы. Стараясь не стучать каблуками, прошла мимо поста. Так и есть – дежурная сестра спит сном праведницы. Марина забарабанила пальцами по столешнице:
– Подъем, Ирочка! Во сне жизнь проходит!
Сестричка с перепугу дар речи потеряла – еще бы, заведующая поймала на нарушении распорядка!
– Извините, Марина Викторовна, я ж через ночь дежурю…
– Ладно-ладно. Если что – я по мобильнику.
– Да, Марина Викторовна.
Кажется, ни для кого уже не секрет, в том числе и для сестер, куда периодически отправляется во время дежурства Марина Коваль. В первую травму, естественно. Больше ее нигде не ждут с таким нетерпением…
Спустившись на два этажа и пройдя по темному коридору, Марина оказалась перед дверью ординаторской. Поправив выбившуюся прядь, вошла. Там царил интимный полумрак. На диване, развалившись, сидел с чашкой кофе и сигаретой Денис Андреевич Нисевич – темноволосый, черноглазый красавчик с бледным лицом и тонкими губами. Он прекрасно знал себе цену, пользовался повышенным вниманием со стороны почти всех женщин в больнице, но возле себя хотел видеть только Коваль. Только она могла быть его женщиной.
– Что так долго? – поинтересовался он.
– А ты заждался? – парировала Марина, садясь в его кресло и закуривая сигарету.
– Не начинай! – попросил он. – Мы две недели не виделись, ты разве не соскучилась, а?
Как всегда, он был прав. Она скучала по нему безумно, просто как больная, эти две недели были бесконечны. Пора было прекратить играть.
Затушив сигарету в его пижонской бронзовой пепельнице, Марина посмотрела на своего любовника:
– Как твои дела, Денис?
– У меня все как обычно, – откликнулся он, отпивая кофе из чашки. – Где ты-то пропала?
– Депрессия, Дэн. Лежала дома и выбирала способ самоубийства.
– У тебя странный юмор, я иногда не понимаю, шутишь ты или серьезно говоришь.
