страх потерял в последнее время.
Личный телохранитель Ворона был начальником всей Мишкиной охраны, и именно ему стоило теперь опасаться гнева хозяина. Широкоплечий, статный тридцатипятилетний Леон, прозванный так за пристрастие к одноименному фильму и герою Жана Рено, всегда был осторожен и внимателен в выборе охранников, но сегодняшнее происшествие ставило под сомнение заявленную в его характеристике квалификацию.
– Надо Леона тряхнуть, – задумчиво проговорил Ворон, снова потянувшись к бутылке.
– Не думаю, что он в теме, – отозвалась Марина, рассматривая картину на стене, которой раньше в этой комнате не было. – Откуда искусство? – поинтересовалась она и, когда Ворон непонимающе уставился на нее, указала на картину.
– А-а, это… подарили.
– Кто? – не отставала Коваль, сама еще не понимая, что именно так привлекло ее внимание. Обычная картина – осенний пейзаж, вид из окна, косой дождь, забрызганное стекло, сквозь которое угадывается силуэт высотного дома.
– Да так… коммерс один. Владелец банка, в котором у меня кое-какие активы хранятся.
– И давно?
– Слушай, ты чего темнишь? – тихо озлился Мишка, которому эта игра в вопросы успела надоесть.
Марина встала и подошла к картине, провела пальцем по резной золоченой раме, постучала по полотну.
– А давай снимем.
– Да на хрена?! – взвился потерявший терпение Ворон, но наткнулся на холодный взгляд исподлобья и немного утих: – Зачем снимать-то, так, что ли, фигово видишь? Очки тогда закажи, не жмоться.
Коваль только покачала головой и никак не прокомментировала ехидное замечание.
– Поможешь или мне самой корячиться?
Ворон со стоном покинул кресло и приблизился к стене:
– Вот же ты какая язва, Наковальня! Ну, чего тебе с этой мазни, а? Это даже не репродукция чего-то путного, так – мазня любительская.
Он приподнял картину вверх, пытаясь снять ее с гвоздя, но ничего не вышло.
– Тяжелая, черт… Леон! – заорал он во весь голос, и телохранитель возник через минуту:
– Звали?
– Сними-ка, – кивнул Ворон в сторону картины. – Дама, вишь ли, интересуется задником.
Леон не привык задавать лишних вопросов, только пожал плечами и снял полотно. Когда же телохранитель развернул картину задником к Марине, та прищурилась на пару секунд, тихо присвистнула и поманила Ворона пальцем:
– Коммерс, говоришь, придарнул? Щедрый парень подвернулся, не пожалел пару тысяч красивых бумажек, заодно и прослушку тебе подкинул.
Леон быстро развернул картину к себе и вполголоса выругался:
– Ну, деляги, мать их…
Он подцепил пальцем небольшую английскую булавку, воткнутую между холстом и рамой, и показал ее онемевшему от неожиданности Ворону:
– Хорошая вещичка.
Мишка пошел пятнами, схватился за воротник рубашки и рванул в сторону, задышал часто:
– Вы… ты… да я… я вас… всех…
– Тихо, тихо! – урезонила Марина, взяв Ворона за запястье холодными пальцами. – Спокойно, а то годы-то не молодые, сердечко не выдержит. Не ори, давай конструктивно.
Она подвела Мишку обратно к креслу и усадила, сама устроилась на подлокотнике и бросила Леону:
– Тонометр принеси.
Тот выбежал, а Ворон, все еще хватая ртом воздух, проговорил сиплым голосом:
– Ну и чутье у тебя, Наковальня… Как догадалась-то?
– Что тут гадать? Картинка недавно появилась, ведь так?
– Ну…
– Вот тебе и ну. Я не могу объяснить, но у меня всегда на такое дело срабатывает внутри. Вот смотришь на что-то и думаешь – а ведь неспроста. И холодок по спине – про-о-ти-ивный такой…
Вернулся Леон, споро накинул манжетку на руку Ворона, измерил давление, показал аппарат Марине, и та кивнула – ничего критического.
– Слушай, Леон, – наблюдая, как он убирает тонометр в чехол, спросила она, – а кто вешал эту красоту на стенку?
– Привезли спецы какие-то, сказали, что сами повесят, мол, мы не справимся, она тяжелая, упасть может. Я с ними тут парня оставил, пока они дюбеля вбивали да вешали.
– Понятно. Значит, парень зазевался. Не думаю, что картину сразу «заряженную» привезли. Да и проверить аппаратуру надо было. Ну-ка, зови того, кто наблюдал.
Леон помедлил секунду, не совсем понимая, должен ли исполнять указания, отданные этой женщиной, но Ворон только махнул рукой, признавая ее право распоряжаться, и телохранитель вышел.
Марина отошла к окну, закурила и произнесла, глядя на улицу:
– Ты так и не научился подбирать себе охрану, Мишка. Думаешь – чем шире плечи, тем надежнее? Ни фига. Это так – бутафория. У телохранителя башка должна варить, как Дом советов, а физические данные – дело шестое. Ну, здоровые они у тебя – а толку? Только и могут, что кулаками работать. Не думала я, что у вас тут до сих пор все так продолжается, как раньше.
– Ну, у твоего Хохла… – ехидно начал пришедший уже в себя Ворон, но Марина, не оборачиваясь даже, пресекла:
– А мой Хохол на десять шагов все просчитывает, если нужно. Один раз облажался, но за это так заплатил, что никому не дай бог. И не мне тебе об этом рассказывать, правда? – Она повернулась и в упор уставилась на Мишку.
Тот даже отшатнулся – такого взгляда он у Наковальни в арсенале припомнить не мог – на миг показалось, что его обварили кипятком и теперь снимают кожу лоскутами, и больно от этого так, что хочется заорать и спрятаться.
– Н-не… не смотри… – вывернул он, и Коваль расхохоталась:
– Что – страшно? Забыл ты меня, Мишка, совсем забыл… А ведь я все та же, только вывеску вот сменила.
Вернулся Леон в сопровождении коренастого парня среднего роста, в темном костюме и черной рубашке. Он замер в дверях, переминаясь с ноги на ногу, а Леон прошел в комнату, встал за спинкой кресла, в котором восседал уже совсем пришедший в себя Ворон.
– Рассказывай, – бросил Мишка, метнув неприязненный взгляд в охранника.
– Да не было ничего странного, – горячо заговорил парень, видимо введенный Леоном в курс дела, – совсем ничего! Они дюбеля в стену вбили, картину повесили и ушли, я их сам до ворот провожал – они в машину сели и уехали. «Газель» была с логотипом банка.
– Хорошо… – немного растерянно проговорил Ворон, мучительно ожидая помощи от Марины, но та молчала, изучая провинившегося парня. – А больше точно ничего не было?
– Н-нет, – запнулся парень, и Коваль довольно ухмыльнулась – ее подозрения оправдывались.
– То есть?! – сразу встрепенулся Ворон, почуяв зацепку.
– Ну…
– Не нукай, я не мерин! – рявкнул Мишка, краем глаза заметив ухмылку на Маринином лице.
– Там одному крошка цементная в глаз попала… я его в ванную проводил и вернулся.
– А ванная на первом этаже, – зло заключил Ворон. – Ясен пень – этого времени вполне хватило хорошему спецу! Идиоты! Уроды нелеченые! – неожиданно заорал он, и Коваль едва подавила в себе смех – уж больно комично выглядел пытающийся сохранить лицо Мишка. – Полный дом придурков – у меня что тут – филиал психлечебницы или санаторий для умственно отсталых?!
На лице Леона не дрогнул ни единый мускул – он уже давно привык к подобным сменам настроения у
