работаешь на полицию?
– Конечно, нет.
– А на шпрингеровскую прессу?
– Тоже нет.
С некоторым облегчением Софи подносит бокал ко рту и выпивает вино залпом, не выражая никаких, даже мимолетных эмоций по поводу качества.
– Хольгер лишил меня всех полномочий. Он сейчас живет в моей квартире, поэтому я не люблю находиться дома. Все очень сложно. Каждый месяц Хольгер получает чек откуда-то из ГДР. Я выяснила это случайно, когда копалась в его вещах, но, поверь, безо всякого дурного умысла.
– Кто такой Хольгер?
– Своего рода… председатель марксистско-ленинской фракции. Мой друг погиб в прошлом году, но Союз продолжает пользоваться моей квартирой.
Лукиан делает непонимающее лицо.
– Они обращаются со мной как со скотиной. Понимаешь, Социалистическому союзу немецких студентов грозит раскол, и Хольгер возглавляет фракцию радикалистов, готовых к применению силы. С момента покушения на Дучке пацифистам у нас делать нечего. Хольгер уютно устроился в моей квартире, а со мной никто не считается. Мой дом теперь похож на пансион, квартирой пользуются при первой необходимости.
– Кто пользуется?
– Тебе не нужно этого знать. Подумай хорошо, сам догадаешься.
Лукиан кивает, его взгляд преисполнен сочувствия и озабоченности.
– Знаешь, как мне все осточертело? Я даже хотела вернуться к своей прежней работе, но никто не рискует брать воспитательницей бывшую активистку. Я стопроцентно уверена, что мой телефон прослушивают. Я просто не могу больше находиться в той квартире. Кстати, Олафа повязали, а все потому, что он не удержался и стянул тот идиотский меч короля Артура…
– Меч короля Артура?… А кто такой Олаф?
– Конечно, он все отрицал, пытался свалить всю вину на Генри…
– Генри?…
– Это мой друг, который погиб. Попал под автобус. У него были свои недостатки, однако подобного конца я и врагу не пожелаю. Такая страшная, кровавая смерть… Вообще-то мне не надо пить красное вино… Так, о чем я? В общем, с той самой поры, как погиб Генри, фараоны держат меня под колпаком… Я не знаю, как мне жить дальше. Мне угрожают, что, если я буду возникать, меня повесят.
– Кто угрожает? Полиция?
– Нет, мои товарищи.
– Хорошенькие товарищи.
Софи рассказывает о противоречиях в рядах студенческого Союза, где разворачиваются баталии между сторонниками Кастро и Мао, троцкистами, ленинистами, анархо-синдикалистами и приверженцами Маркузе.[28] О дебатах на тему эмансипации и о своей деятельности в Комитете освобождения женщин. Она говорит о том, как много среди революционеров грязных мачо, настоящих дикарей, сексуально разнузданных алкоголиков. Женщин, пропагандирующих отказ от насилия, эти сегодняшние бурши не воспринимают всерьез и презрительно называют воспитательницами. Некоторые даже стали заниматься всякой нелегальщиной, лишь бы завоевать признание мужчин. Кругом махровые эгоисты, которые прикрываются флагом революции, а на самом деле представляют собой совершенно гнилые натуры. Когда в мае этого года в Париже выступали студенты, казалось, что до смены власти рукой подать, но эти мечты так и не сбылись, и с ними придется подождать до лучших времен. А все потому, что в самый решающий момент не было единства, а одни лишь споры и разногласия, и вот теперь буржуазия берет реванш. Это какой-то кошмар!
Софи считает, что рабочий класс давно уже потерян для социалистического движения, но никто не разделяет ее точку зрения. Подобное мнение слывет пораженческим и считается почти таким же преступлением, как сомнения в победе Гитлера при нацистах. Идиотское вторжение русских в Прагу отрезвило многих, пробудило от сладкого сна наяву. Проблема еще и в том, что она слишком стара для этого поколения, слишком отягощена жизненным опытом. Иногда хочется бросить все и убежать куда глаза глядят, куда-нибудь на край земли. После этого откровения бутылка вина становится пустой.
– Ты действительно хочешь уйти?
– Я и сама не знаю. Сначала я думаю так, а потом мне кажется, что еще не все потеряно, все как- нибудь утрясется. Ведь есть же у меня ангел-хранитель, что наблюдает за мной с небес.
Ангел-хранитель? Что конкретно он имеет в виду?
– Пожалуйста, приведу пример. Полгода назад я совершенно села на мель и уже собиралась искать место продавщицы, все равно где. И тут в мою дверь звонит распространитель лотерейных билетов. Представляешь? Такой лотерейщик с сумкой на животе, они сейчас встречаются очень редко. Он стоит, смотрит на меня и улыбается во весь рот. Не проходите мимо своего счастья, прекрасная леди. Билетики всего по марке! Денег у меня было кот наплакал, я даже не знала, смогу ли купить себе что-то на завтрак. Но он смотрел на меня таким умоляющим взглядом… И я купила билет. Только вообрази себе: я выиграла десять тысяч марок! Счета в банке у меня не было, поэтому на следующий день явился человек из лотерейного общества и принес мне маленький чемоданчик наличных… К счастью, Хольгера не было дома.
Лукиан счел, что дотронуться до плеча Софи не покажется слишком уж большой наглостью.
– Почему ты не уехала с такими деньгами?
– Нет, я кК раз уехала. В Париж! Но проблема в том, что многое из наших тоже захотели в Париж именно в тот момент, и я обязана была им помочь. А что такое десять штук для такой оравы? Тем более в Париже. Но Париж – это какое-то чудо. Слушай, у тебя есть еще красненькое? Оно недурное. Я не собираюсь напиваться. Все в порядке?
– Конечно, конечно. Я все понимаю.
– Да что ты там понимаешь? Ни черта ты не понимаешь. Пардон. Ты неплохой парнишка. Да, да, именно парнишка. Можно, я придавлю часок на твоем диване? Я боюсь идти домой. Тебе хватит пороху сдержаться? Я скажу тебе все как на духу: я хочу твоего вина, но трахаться с тобой не хочу. О'кей? За вино я заплачу тебе позлее. Наверное, я кажусь тебе такой нахалкой…
– Все в порядке. Оставайся у меня. Это вино… такое примитивное…
– Иногда я вижу моего ангела-хранителя во сне.
– Правда? И как же он выглядит?
– Знаешь, я уверена, что у каждого человека в жизни бывает одна, а то и две, и три первоклассные возможности, но… Например, я могла стать благородной дамой… Ты об этом ничего не знаешь. И зачем я только тебе все это вываливаю? У меня такое чувство, что могу рассказать тебе все, все, и ты спокойно выслушаешь меня. И только подумаешь: бог мой, закончит ли когда-нибудь эта тупая корова… У нее, наверное, месячные, и вообще неумелый любовник.
– Я так не думаю.
– А почему? Вполне возможно.
– Меня это не касается.
– Ой, только не надо кривляться! Все тебя прекрасно касается, потому что я валяюсь на твоем диване. Если тебя ничего не касается, то я просто заткнусь, и точка.
– Я имел в виду совсем другое. Я хотел…
– Хольгер собирается сделать банк. А потом, если получится, еще и еще. Представляешь? Я ничего против не имею, но ведь для этого требуется оружие. А если людям в руки попадает оружие, оно когда- нибудь обязательно стреляет…
– Сделать банк… Ты имеешь в виду – ограбить банк?
– А что же еще, по-твоему? Открыть свой? Ха, может, ты одолжишь мне для такого дела стартовый капитал?
Лукиан молчит, тут же обдумывая возможность действительно сделать это. Движения Софи становятся все более неуклюжими.
