разъяснил Антону и Барсукову ситуацию в верхах.
— Не все офицеры вермахта разделяют точку зрения фюрера и других вождей рейха на будущее России и русских, — сказал он. — Если хотите знать, идеи национал-социализма вообще не слишком близки большинству офицеров германской армии, и они вовсе не собираются после войны уничтожить в газовых камерах всех славян или сделать их рабами немцев, к чему призывает фюрер. Даже Геббельс считает, что Германия должна воевать не с Россией, а с большевизмом. Кроме того, командование вермахта давно отдает себе отчет в том, что ход войны уже по всем параметрам вышел из планируемых рамок. Только, к сожалению, высшее руководство рейха пока не в состоянии это осознать. Германия оказалась не готовой к войне с Россией, и, понимая это, высшее армейское командование сейчас возлагает особые надежды на широкий подъем Русского Освободительного Движения, которое при хорошей организации могло бы перекинуться в советские окопы и поднять под свои знамена сталинских солдат. Во всяком случае это могло бы спасти Германию от возможного краха. — Шторер выпил коньяк и спокойно продолжил: — Я говорю вам это не для того, чтобы вы передали мои слова нашим бульдогам из СС, а для того, чтобы уяснили цели моего руководства и те задачи, которое оно возлагает на генерала Власова и вас — русских патриотов, ныне действующих под его именем.
— Вы хотите сказать, что Гитлер не поддерживает РОА? — спросил Антон.
— К сожалению, это так, — ответил Шторер. — Ответственность за РОА лежит полностью на командовании вермахта, перед которым сейчас стоит задача переломить ситуацию в верхах в нашу пользу.
Шторер снова разлил по рюмкам коньяк, и все выпили.
— Жаль, что наши идеологи пьют либо кислые итальянские вина, либо шнапс, — сказал Шторер и, улыбнувшись, налил себе еще. — Если бы они попробовали армянский коньяк, то не планировали бы вместе со славянами загнать в лагеря и закавказские народы.
Ощущая поддержку непосредственного немецкого начальства, Антон стал более добросовестно относиться к своим обязанностям и, как его сослуживцы, все больше верил в праведность дела, которому они стали служить.
Он был потрясен, когда ему попалась на глаза статистическая справка о количестве советских добровольцев, служивших на стороне Германии.
— Здесь наверняка неточные данные, — сказал Барсуков. — Но даже если бы и эту огромную силу удалось собрать воедино и объединить в единый кулак, то она, несомненно, смогла бы повлиять не только в военном, но и в крупномасштабном пропагандистском плане.
— Мне не по душе эти формирования, — отреагировал Антон. — Они стреляют в наших соотечественников, как немецкие солдаты, ибо служат не в РОА, а в частях СС! Ведь они просто служат немцам!
— Мы пока что тоже служим немцам…
— Это-то и ужасно!
— Но я надеюсь, что в недалеком будущем мы будем служить не немцам, а новой России. Представляешь, Горин, какое смятение было бы в рядах советских бойцов, когда они на передовой лицом к лицу встретились бы с миллионом своих соотечественников, которые призвали бы их повернуть винтовки против Сталина!
— К сожалению, это случится только тогда, когда немцы выработают между собой единство по этому вопросу, — ответил Антон. — Но, судя по всему, когда они это поймут, будет слишком поздно.
— Больше оптимизма, мой друг, — отреагировал Барсуков, помахав справкой у него перед носом.
Он достал из ящика стола шнапс и шоколад.
— Дурной тон, — сказал Антон, взглянув на такое сочетание.
— Наплевать! — отмахнулся Барсуков. — Давай выпьем за нашу победу!
Они выпили. Потом еще.
— Ты действительно веришь в наше дело? — спросил Антон.
— Верю, — подумав, ответил Барсуков. — А иначе все бессмысленно. Иначе мы просто предатели, и нет нам места на этой земле.
— Ты знаешь… Я часто думаю, не обманываем ли мы себя? Ведь мы и есть предатели. Просто предатели, и все!
— Для Сталина — да. Для нынешней России — да. Для тех, кто сейчас кормит вшей в окопах и бросается под танки — как ни горько это осознавать, — да, черт возьми!
— Так какого же черта!.. — вскипел Антон.
— А такого, что чего-то у нас слишком много предателей! — распалился Барсуков. — Ты сам заметил это. Сотни тысяч! Миллион! А может быть несколько миллионов! Не слишком ли много?! Молчишь? Да потому что то, что происходит, — единственный шанс спасти Россию и вернуть все назад! Да, ценой большой крови! Да, ценой унижения перед нацистами, которые содержат наших людей в концлагерях и сжигают в газовых камерах…
— Да они просто больные! — вставил Антон. — Сумасшедшие!
— Да, черт возьми! И, к сожалению, тут мы с тобой не в силах чего-либо изменить. Но кроме взбесившихся нацистов есть и другие немцы — нормальные. Вместе с ними мы сможем изменить обстановку на фронтах и, призвав на свою сторону солдат, обманутых Сталиным, вернуть все на круги своя. Иуда — он тоже взял на себя миссию, предав Христа во имя всеобщего спасения. Не было бы Иуды — не было бы Христа. Пусть мы тоже иуды, но мы берем на себя миссию во имя спасения России…
— Эта миссия призрачна…
— А лагеря, в конце концов, есть везде, по обе стороны…
— Выпьем…
Пребывая в воспоминаниях, Антон вновь незаметно уснул и проснулся поздно, к полудню.
По воскресеньям многие русские собирались в православном соборе, и в этот день Антон сразу же отправился туда, с упоением поддаваясь забытым с детства величественным ощущениям душевного спокойствия и полета.
Отношения между соотечественниками здесь были доброжелательными, если не сказать теплыми. Они как-то необъяснимо отличались от тех, довоенных отношений. Самым необычным было отсутствие страха, который раньше для всех был неотъемлемым тягостным спутником. Многие по привычке называли друг-друга товарищами, но основным обращением стало — господа, и Антону нравилось ощущать во всем этом ностальгию по миру из своего детства.
Потом он в одиночестве гулял по Риге, наслаждаясь чистотой и ухоженностью европейского города. Здесь сливались в одно целое представления Антона о том далеком романтическом Средневековье, в изучение которого он с головой погружался в Московском университете. Антон блуждал лабиринтом старинных мощеных улочек, заходил в подворотни, осматривая закрытые каменные дворы, ощупывая руками холодные стены средневековых зданий, которые были свидетелями множества исторических событий. Он радовался пригревающему солнцу, сладостным необъяснимым запахам пришедшей весны и воркованию голубей перед Домским собором. Потом зашел в небольшую книжную лавку, у хозяина которой хранилось много русских книг, которые он во избежание неприятностей с полицией не выставлял на прилавок, но охотно продавал русским посетителям. Антон провел здесь более часа, копаясь в старых дореволюционных изданиях, надеясь найти что-нибудь на исторические или оккультные темы. В этот день ему попалась потертая книжица Петра Успенского «Четвертое измерение» лондонского издания, которая с
