— Огромная! С этим разрешением я беспрепятственно доеду до Лихтенштейна, а там у меня постоянно открытая виза в Швейцарию. Могу и вас провести с собой, в качестве своего сотрудника. Не хуже чем по дипломатическим каналам! — сказал он с гордостью.
— Стоит подумать, — ответил Антон. — А как же фельдмаршал Шернер?
— Да черт с ним, с Шернером! — воскликнул Эккель. — Их всех не сегодня-завтра уничтожат, и мои продукты все равно пойдут не впрок. Лучше я позабочусь о себе. А Шернер и его штаб в скором времени накормят баландой в лагере союзников.
Эккель громко рассмеялся и предложил выпить.
— Я даже поверил в судьбу, когда вы предстали сегодня передо мной, — сказал он, выпив. — А вы?
— О… с некоторых пор я не просто верю в судьбу, а изучаю ее, — ответил Антон.
— Изучаете судьбу? Каким образом?
— Посредством наблюдения причинно-следственных связей, доказывающих предопределенность чередующихся событий.
Эккель внимательно посмотрел на Антона, видимо, пытаясь осознать сказанную им фразу, и спросил:
— Вы… фаталист?
— Пожалуй, — улыбнулся Антон. — Хотя это слишком просто. На собственном примере я пытаюсь проследить и осмыслить пути создания Господом определенного метафизического порядка из многообразия мирового хаоса.
Эккель сдвинул брови и, переварив слова Антона, произнес:
— Да, вы не эсэсман. Вы действительно ученый.
Давайте выпьем!
К вечеру уже на территории Германии молчаливый водитель грузовика остановил машину в какой-то горной деревне, где они переночевали у знакомого Эккеля — хозяина трактира, и поехали дальше. Благодаря разрешению с подписью Крэгера они без осложнений проехали все военные и полицейские посты. Добравшись до Лихтенштейна, Эккель заехал в немецкое консульство и вышел из него с разрешительными документами на себя и Антона.
— Неужели все так просто? — удивился Антон. — Даже без моего присутствия! Даже без фотографии?!
— Просто. Потому что я много лет регулярно подкармливал этих чиновников, чтобы беспошлинно провозить свой товар, — объяснил Эккель. — Распространившаяся повсюду коррупция — единственный для нас, коммерсантов, плюс от расширения Германии.
Уже через час грузовик мчался по крутому швейцарскому серпантину, и Антон с замиранием сердца любовался головокружительными видами заснеженных альпийских вершин.
— Я еду в Цюрих, — сообщил Эккель, — а вы сможете добраться до Берна железной дорогой. С этим у них все нормально, и поезда ходят как часы. Нет бомбежек, нет перебитых путей.
Эккель привез Антона прямо на вокзал. Прощаясь, он написал ему на листке адрес своего дома в Берне.
— Передадите эту записку экономке, и она приютит вас. Живите, сколько потребуется. Это все же лучше, чем в сырых швейцарских гостиницах.
Глава 13
Сойдя с поезда, Антон в привокзальном справочном бюро узнал местонахождение бернского отделения редакции «Нейе Цюрихер Цайтунг» и сразу же отправился по этому адресу.
Берн — небольшой тихий город — своим уютом напомнил Ригу. Правда, он был более скученным и холмистым, с узкими улочками, проходящими под арками старинных зданий, ступенчатыми подъемами и спусками.
Отделение редакции располагалось на первом этаже старого трехэтажного здания. Лишь только он спросил у секретаря, как найти Георгия Брюшвейлера, в одном из ближайших кабинетов сразу же прекратился бесперебойный стук печатной машинки, и из него вышел уже немолодой, солидный человек в очках.
— Кто спрашивает меня? — с интересом спросил он, взглянув на Антона. — Вы?
— Добрый день. Меня зовут Антон Дмитриевич Горин, — представился Антон своим русским именем. — Я приехал из Праги…
— Здравствуйте. Одну секунду, — сказал Брюшвейлер и, вернувшись в комнату, произнес: — Допенатайте без меня, Хельга. Я покину вас на некоторое время.
Он появился уже в плаще и жестом указал Антону на дверь.
— Я не хотел бы вести разговоры в редакции, — пояснил он, когда они вышли на улицу. — Вы представитель КОНРа?
— Я прибыл к вам по личному поручению Андрея Андреевича Власова, — сказал Антон и протянул ему текст меморандума и письмо.
Журналист развернул бумагу и принялся читать. Антон терпеливо шел рядом, вдыхая свежий горный воздух и слушая весеннее пение птиц на ветках придорожных деревьев. Прочитав письмо, Брюшвейлер сложил бумаги и убрал их себе в карман.
— В эти критические для нас дни Андрей Андреевич очень надеется на ваши крупные связи в соответствующих кругах, — прокомментировал Антон.
— Я понимаю это, — со вздохом произнес журналист. — Только и вы должны понять, что буквально со дня на день падет Берлин, а значит, падет и Германия.
— Я понимаю это.
— Это пора понять всем. Всем нам. Я польщен доверием Андрея Андреевича Власова. Я сам родился в Москве, жил в России и потому без лишних уговоров готов сделать все, что от меня зависит, для спасения ваших соотечественников. И я уже предпринял много шагов в этом направлении, только…
— Ваши шаги оказались безрезультатными? — настороженно спросил Антон.
— Увы, — ответил Брюшвейлер. — Если хотите знать мое мнение, то о сотрудничестве КОНРа с англо-американцами говорить уже не имеет смысла. Слишком много времени упущено, и теперь у союзников масса обязательств перед Сталиным, которые они вынуждены выполнять. Я это предвидел уже тогда, когда в январе встречался с Власовым. Да, я сам обещал ему подготовить почву для переговоров с главным союзным командованием, но, увы… Мои влиятельные друзья не смогли ничего добиться, так как все решения на сегодняшний день уже приняты на самых высших уровнях.
— Но неужели ничего нельзя сделать? — воскликнул Антон. — Поймите, сейчас от любого контакта, от любого письма, от любого слова зависит судьба тысяч русских людей, борющихся за свободу!
— Верьте мне, я сделал все, что было в моих силах, — сказал Брюшвейлер. — Я, будучи одним из ведущих швейцарских журналистов, даже не смог поместить в своей газете материалы, объективно освещающие Русское Освободительное Движение. Меня тут же предупредили, что швейцарское правительство не желает обострять отношение с большевиками, в то время, когда их танки находятся на расстоянии одних суток пути от нашей границы.
Брюшвейлер остановился у каменного парапета, с которого открывался прекрасный безмятежный вид на черепичные крыши швейцарской столицы.
— Хотите сигарету? — спросил он, доставая из кармана пачку.
— Очень жаль, — ответил Антон, проигнорировав его предложение. — Власов надеется на вас.
Брюшвейлер закурил и произнес:
— Я не хотел бы ничего обещать, но единственное, о чем я мог бы еще раз поговорить с… кое с кем, так это о том, чтобы союзное командование поставило вопрос о невозможности департации пленных русских добровольцев на территорию Советского Союза. Мне думается, что это единственное и сейчас самое главное, на чем стоит сконцентрировать все совместные дипломатические усилия. По крайней мере,
