Собаки удивительно быстро и хорошо распознают наше настроение. Так и тут: я опять принялась за уборку, а собаки, поняв, что я перестала сердиться, вышли из своих укрытий и стали меня обхаживать, чтобы снова наладить отношения. Наконец Айна, как более хитрая, первая подобралась ко мне и ткнулась мордой под локоть: «Пора бы уж и помириться, что ли?…»
Как только я приласкала ее, подошел с повинной Аргон. После этого случая я с новым рвением взялась за дрессировку, но в конце концов все же оставила Аргона и Айну в покое.
Со временем они стали хорошими караульными собаками. От моей дрессировки осталось идеальное хождение рядом, за что меня не уставали благодарить вожатые, и прыгучесть, которая приводила в трепет всех, кто приближался к забору склада.
Была в питомнике еще одна среднеазиатская овчарка — Бирма. Если Аргон и Айна были красавцами и, несмотря на свою нерадивость к учебе, были обаятельны, то Бирма была уродлива: большая, толстая, нескладная. На темно-сером мехе темная тигровина, голова с необрезанными висячими ушами, с огромной шишкой между ушей. Из-за этой шишки вся голова и морда были в морщинах. Необрезанный хвост несуразно загибался кверху. Но все-таки не все было уродливо в этой собаке: у Бирмы были прекрасные глаза — добрые, умные и несчастные.
Бирма попала к нам из института, где над ней производили какие-то опыты. После института у нас в питомнике Бирме очень нравилось.
Но так уж повелось, что вожатые не замечали тихую, неприхотливую собаку. Они забывали ее приласкать, забывали выпустить лишний раз во двор погулять. Когда вели Бирму на пост, то вечно ругали за медлительность. Водили на работу ее в паре с овчаркой Индусом, который тащил на всех парах вперед, а Бирма всегда отставала. На посту Бирма преображалась: она с яростью носилась по блоку взад и вперед, наводя ужас своим лаем.
Как-то в воскресенье, когда кругом никого не было, я вела Бирму на пост и решила спустить ее с поводка. Ласковое обращение и свобода так подняли Бирме настроение, что она, схватив какой-то клок бумаги, начала описывать круги вокруг меня, потом грудью сбила растерявшегося Индуса, облизала, подпрыгнув, мне лицо, носилась за своим хвостом — одним словом, была как безумная. Я никогда не подозревала в ней столько скрытой радости. Мне стало стыдно, что все мы вечно обделяли ее.
Было Бирме уже около пяти лет. Мы решили привести ей красавца Чембара. Они бегали свободно на нашей площадке несколько дней, потом Чембара увезли домой, а Бирмочка стала ждать детей. Через два месяца родилось восемь щенков разной масти.
За несколько дней до появления на свет щенков вожатый перепутал вольеры и впустил в вольер к Бирме очень драчливую немецкую овчарку. Та набросилась на Бирму, сильно прокусила ей шею, но Бирма стерпела и, заботясь о потомстве, не приняла боя.
Мы страшно все напугались, но, к счастью, все обошлось благополучно — щенки родились живые и здоровые. Бирма была на редкость нежной и заботливой матерью. Было холодно, щенят поместили в теплый изолятор, огородив часть его маленьким заборчиком, чтобы не придавить и не стукнуть дверью.
Теперь Бирма была в центре внимания: каждый старался ее угостить, приласкать, а она лежала счастливая и без конца облизывала щенков.
Щенкам в первые же дни обрезали уши и хвостики. Без хвоста и ушей собаки этой породы красивее, но в Азии делается это не для красоты, а для того, чтобы в драке с волками было меньше уязвимых мест.
Щенки росли и толстели с каждым днем. Они напоминали барсучат и были очаровательными. Я очень много времени проводила возле них — смотрела, как они играют. Но на семнадцатый день я вошла в изолятор и увидела, что один темный щенок у двери. Я решила, что его неизвестно зачем перенесла мама Бирма, но на другой день опять тот же щенок у двери. Я просидела тихо два часа и увидела, как ему удается перелезть заборчик. Оказалось, что» шустрый и смышленый малыш забирался в угол, упирался задними лапками в плинтус, а передними зацеплялся за край заборчика и ждал, когда его тело перевесится на другую сторону. Обратно его перетаскивала в зубах мама Бирма. Мне очень приглянулся любознательный щенок, и я взяла над ним шефство. Остальные щенки стали тоже перелезать через заборчик только дней через пять. Акбар, как я стала называть этого щенка, в честь своей погибшей собаки, стремился и дальше познавать мир, стремился выбраться за дверь на улицу. Вскоре мы утеплили две будки и перевели все семейство в открытый вольер во двор. Подошел срок и маму Бирму отнять от них. Бирма очень скучала без детей. Ей все казалось, что дети голодные, что их забыли покормить. И вот как-то в первые дни разлуки ей удалось выскочить со двора, где она гуляла после завтрака, и проникнуть к детям. Бирма деловито и быстро расчистила носом место — площадку, взяла и отрыгнула весь свой завтрак детям. Я слышала, что так иногда делают волчицы, но у собак я видела такое впервые.
Скоро мы щенков отдали на другие заводы, а себе оставили троих: Акбара, Алаша и Альфу.
Помня свои неудачные попытки дрессировать азиатов курсу послушания, я занималась воспитанием Акбара с самого раннего детства. Очень много мне помог в этом деле замечательный пес Дунайка.
Когда Акбару минуло год с небольшим, Дунайка погиб, и Акбару пришлось занять его место.
Акбар вырос огромным псом темной масти, с белой грудью и белыми лапами. Могучая голова с умным внимательным взглядом то ласковых и добрых, то свирепых и недоверчивых глаз. Акбар был очень ловким, подвижным и невозмутимым. Он мгновенно реагировал на любую мою команду или жест. Акбар был «прыгучий», брал барьер высотой до 2,5 метра и легко преодолевал любые другие препятствия, хорошо ползал, ходил без поводка рядом, охранял вещи.
Щенком он был своевольным и упрямым, но работать с ним было большою радостью.
В питомнике было много собак-, но так уж завелось, что всегда был какой-то общий любимец: раньше это была овчарка Дина, мать Дуная, потом сам Дунай, а теперь, после гибели Дуная, любимцем стал Акбар. Он хорошо знал это и широко пользовался своими правами.
Он был очень ласковым к своим, но к чужим относился недоверчиво и злобно.
Я брала его на лекции по собаководству, где обучают вожатых, чтобы показать им среднеазиатскую овчарку и продемонстрировать, что она умеет делать. Очень всем нравилось, когда я укладывала Акбара у дверей; он тихо лежал и дремал, но стоило только сказать «охраняй», как пес глаз не спускал с дверей, и ни один человек не мог ни войти ни выйти.
Ночью Акбар был особенно внимательным и настороженным. Однажды проходили мы с ним по улице часа в три ночи. Акбар был отпущен с поводка и первым заметил, что какой-то пьяница залез на ворота и собирается проникнуть на завод. Акбар, не дожидаясь моих приказаний, прыгнул ему на спину. Тот упал на землю и потерял дар речи, но зато хмель с него как рукой сняло.
В другой раз поставили Акбара охранять склад, а ночью туда пытались забраться воры, но Акбар не пустил их в свои владения. Тогда воры сорвали замки, решив, что пес, обнаружив открытую дверь, убежит домой. Акбар, увидя, что дверь открыта, вышел, но бросить вверенный ему пост не решился и стал охранять его снаружи. Утром рабочие пошли на смену и увидали у дверей склада злющую собачину, которая не давала им пройти мимо. Пришлось звонить в караульное помещение — за Акбаром пришли. Пес так и сидел у дверей склада — дожидался вожатого.
Акбару, как и Дунайке, пришлось заниматься воспитанием молодняка. Он, правда, был более суровой нянькой, чем Дунай, но все же заботился и любил своих подопечных овчарят.
В 1963 году Акбар был на ВДНХ в Москве; сидел он в том же вольере, где прежде сидел его отец Чембар.
Он так же привлекал к себе массу зрителей. Только Акбар не скучал, как Чембар, много гулял, работал на показательных выступлениях. Акбар любил ездить, любил красоваться, любил работать.
В Ленинград он вернулся тоже с золотой медалью.
Собачьи профессии
Собака всегда старается быть полезной человеку — быть при деле, а не бить баклуши. Я видела однажды, как маленькая дворняжка бежала за телегой с сеном. На чужой улице все местные собаки бросились на нее, но она и ухом не повела — только потрусила чуть ближе к телеге, очень независимая и
