Он оглядел комнату, в которой почти не было мебели: стол, заставленный грязной посудой, единственный стул и диван с разложенной постелью. На полу валялись какие-то тряпки, носки, бейсболка с эмблемой Лиги чемпионов и грязное полотенце. Под потолком, криво подвешенная, болталась на мощном крюке трехрожковая люстра с единственным уцелевшим пыльным плафоном.
– Я тебя еще достану, мент, – прохрипел пришедший в себя Алиходжаев. – Мы еще встретимся, собака. Долго я сидеть не буду.
– Я лишаю вас слова, подсудимый, – ответил Васечкин.
Наклонился, поднял с пола пару грязных носков и засунул их в рот Алиходжаеву. Тот пытался мотать головой, но долго сопротивляться не получилось. С кляпом во рту он молчал и смотрел на Сергея с ненавистью.
– А теперь объявляю приговор: Алиходжаев Мурад Пашаевич по сововокупности совершенных им преступлений путем сложения наказаний приговаривается к высшей мере – к разрезанию на куски. Учитывая гуманность нашего общества, разрезание заменяется на повешение. Подсудимый, вы согласны с таким мягким приговором? А? Не слышу криков радости.
Васечкин осторожно, двумя пальцами потянул за край носка и вынул кляп.
– Издеваться будешь? – вдохнул Алиходжаев. – Вызывай своих ментов, сдавай меня. Все равно я тебя найду.
– Я сейчас тебя повешу. Сначала раздену, потом буду резать, как ты Милену, а потом повешу. Будешь висеть голый – весь в кровище, тебя будут фотографировать, может, даже по телевизору покажут, и твои все родственники будут смотреть. А твоя мама будет плакать: «Зачем ты, Мурадик, в бандиты пошел и людей обижал? Почему ты не хотел работать честно электриком, как твой папа Паша Вахаевич?»
Продолжая говорить, Васечкин выпрямился, поднял вверх руку, ухватил люстру за рожок и резко дернул вниз. Сверху посыпались штукатурка и мел, упал и разбился последний плафон. Сергей швырнул люстру на диван, подвинул к себе стул, встал на него и набросил веревку на крюк. Алиходжаев пытался ударить по стулу ногой, но не дотянулся.
– Вызывай ментов, я требую! – крикнул он.
– Не ори, а то будешь болтаться в петле с носками во рту.
– Ты не можешь меня так убить! Ты не имеешь права убивать безоружного!
– А я из милиции ушел специально, чтобы тебя повесить. Ты можешь убивать женщин, а почему мне нельзя тебя кончить?
– Лучше застрели!
– И не мечтай. Я тебя раздену, порежу так, чтобы крови побольше было, а потом повешу. Милена ведь тебя тоже просила, а ты, сволочь…
Васечкин выпрямился и ударил Алиходжаева ногой.
– Я знаю, за что ты мне мстишь, – сплюнув кровь, прошептал Алиходжаев. – Она мне все сказала, плакала, выла все – просила не убивать, говорила, что ребеночка ждет.
– Значит, она сказала тебе, что я обязательно отомщу за нее и за ребенка?
– Позвони ментам!
– Сейчас, – кивнул Сергей.
Он достал из кармана мобильник, вставил свежую симку, набрал номер, заговорил, изменив голос:
– Полковник Берманов? Эдуард Юрьевич? Вы, кажется, разыскивали бандита Алиходжаева, чтобы обвинить его в организации убийства предпринимателя Флярковского? Спешу сообщить, что Алиходжаев обнаружен мною в квартире дома номер пять в переулке Каховского. Увы, повешенным и с многочисленными следами зверских пыток… Конечно, я вас дождусь. Только не забудьте фотографов прихватить и операторов с телевидения.
Васечкин положил мобильник в карман.
– Ну вот, позвонил ментам, как ты просил. Скоро сюда примчится множество любопытных людей, они будут внимательно разглядывать тебя, голого и подвешенного на крюк, как барана.
– Откуда про Флярковского знаешь?
– Так Кравченко мне сам и рассказал. Я же только что тех твоих уродов взял и ему жизнь спас, он мне в благодарность все поведал, а я его отпустил живым и здоровым. А тебя не отпущу… Хотя могу и помиловать, если ты скажешь, где спрятал похищенную сегодня женщину и детей.
– Какую женщину? – не понял Алиходжаев.
– Отпускать я тебя, конечно, не буду, но ментам сдам, если скажешь, где дети и женщина.
– Я не знаю ни про какую женщину! – закричал Алиходжаев. – Правду говорю, хлебом клянусь! Отпусти, я тебе денег дам! Много! Дай мне телефон, я позвоню, тебе привезут, сколько скажешь! Я не жадный, ты знаешь. Я этому полковнику Берманову столько денег дал, что он себе дорогой кабак купил! Машину купил! Богатым будешь, а я уеду отсюда, матерью своей клянусь! Я в Турции буду жить, у меня там дом есть.
– Где сын Флярковского?
– Почему ты мне не хочешь верить? Я не знаю ни про какого сына и про женщину тоже не знаю! Я же тебе честно сказал: мне заказали Флярковского, я сказал Водолазу, он все сделал.
– Кто тебе заказал олигарха?
– Полковник Менжинский Леонид Иванович. Он раньше в ФСБ был, а теперь у брата Флярковского служит. Он мне еще одного мужика заказал, но деньги обещал после выполнения. Но тот многого не стоит.
– Менжинский, говоришь? Ты ничего не путаешь?
– Чего путать? Я этого Леонида Ивановича почти десять лет знаю. Он мне двести тысяч за Флярковского предложил… Сто я Водолазу отдал…
– Пятьдесят, – уточнил Васечкин.
– Ну да, – согласился Алиходжаев. – Видишь, я все честно говорю. Отпусти меня, а? У меня миллион баксов есть, даже больше. Все тебе отдам.
Сергей шагнул к столу, взял бумажник Алиходжаева, вынул из него деньги: рубли и пачку долларов, перетянутых резинкой. Достал из кармана зажигалку. Поднес деньги к язычку пламени и поджег. Бросил вспыхнувшие купюры на пол и сказал:
– Мне от тебя ничего не надо.
– Я прошу тебя… – начал умолять Алиходжаев.
Его прервал звонок в дверь. Васечкин пошел открывать. На пороге стоял Сошников.
– Милиция уже здесь. Сейчас подъедет Бергамот, и они поднимутся.
Сошников посмотрел за плечо друга.
– А этот как там?
– Живой пока.
На лестнице раздались грохающие шаги бегущих к квартире людей. Первым в дверь ворвался бледный полковник Берманов.
– Где труп? – спросил он, обращаясь к Васечкину.
И, не дожидаясь ответа, стал шептать:
– Спасибо тебе, Сережа. Век не забуду.
– В комнате он, – ответил Васечкин. – Живой и почти здоровый.
– Как живой? – не понял Бергамот и побледнел еще больше. – Почему живой?
– Уж так получилось, не обессудь.
– Так это… – растерялся Берманов и ринулся в комнату.
За ним поспешили его подчиненные.
Сошников с Васечкиным сели в машину, и Константин спросил:
– Что он сказал про похищение?
– Сказал, что ни при чем. Не слышал даже.
– Ты веришь ему?
– Почти. Но он мне и другое рассказал. Мне кажется, что ребенка похитили те, о ком я подумал с самого начала. И к этому делу наверняка причастен Менжинский. Впрочем, у меня все на диктофоне: потом послушаем вместе.
43
