Ася вдруг потеряла обычную говорливость, даже показалась задумчивой.
— Несколько лет назад мамаша спустилась с неба, в отпуск, значит, пожаловала. Тут у нее разболелась нога. Нашли приличного лекаря, который вырезал три гибкие ампулы из-под ее кожи. В-общем, чистая контрабанда. Пришлось этому докторишке еще отару овец пригнать, чтоб не настучал вашему Храму — ведь ваш Владыка внаглую считает себя монополистом в деле прививания разумности. Препарат в ампулах назывался “ММ-ген”, сатурнянского производства…
— Ну, меня ты контрабандой не удивишь… Я тоже “ММ-ген” доставал для своих лошадок.
— Но мамаша моя всегда чуралась таких дел. Кроме того, эти ампулы оказали странное воздействие на всех, кого я колола — попугая, осла… Иной раз их было трудно понять, будто искали они кого-то…
Почкин заканчивал с пивом и колбасой, поэтому стал закруглять ставший невнятным разговор:
— Будем считать, что они себя искали. А вообще-то, когда речь заходит о непонятных маневрах Космики, все сразу стыдливо замолкают. Что эти неземляне предпринимают, чего хотят помимо наших экологически чистых ресурсов?.. У меня создается впечатление, что кто-то там наверху вознамерился втравить нас с тобой в историю с оборотнями или, допустим, киборгами, причем очень скользкую историю.
— Ага, вы уже сдрейфили и решили сделать разворот в сторону?
Только сейчас Почкин ощутил, насколько он влип. А липучками являются: девчонка, которую он не может отпустить одну, и Кологривов, какой-никакой друг, впрочем, других нету. Ну, просто рок.
— Пожалуй, разворот делать поздновато. Если того хотят товарищи боги… Зачем твой монстр пернатый какую-то чушь порол про “пси”, которую можно вытащить из тела?
— Все известное нам, включая атомы, элементарные частицы, даже субнуклоны, получилось из смешения тонких сил в различных пропорциях. Поэтому любую вещь мы можем ввести в резонанс и заставить откликнуться, воздействуя на нее пси-структурой, то есть душой, которая состоит из тонкоэнергетических струн. Такой вещью может быть не только свое тело, но и чужое. Понятно?
— С этим-то понятно, а вот с твоей обширной эрудицией — неясность.
Остатки пива из кружки господин Блюститель постарался забросить как можно дальше в молчаливое небо.
В закатных сумерках через мостик, соединяющий две стороны рва, стала перебираться запряженная понурой клячей телега, держа путь к южным воротам. Однако, правили ей не слишком удачно и левым задним колесом она съехала с мостика, после чего — ни туда ни сюда.
Страж, не выдержав такого зрелища, выскочил из ворот крепости. И заиграл как на одной струне одним неприличным словом. Потом все-таки схватил конягу за удила и помог выбраться.
— Ну, куда вы, придури такие, двинулись? — обратился стражник к деду и бабке, восседавшим на телеге поверх снопов сена.
— Туда же, куда и все. Вашему конюшенному припасы везем из Колюпановки, согласно заготовительной ведомости,— вежливо, как и полагается простонародью при общении с вышестоящими, объяснил дед.
Охранный воин понюхал руки, потом повел внимательным носом-локатором по сторонам, как будто выискивая источник непонятного запаха. Но ничего подозрительного не обнаружил.
— Заткнись, пока по морде лица не получил,— твердо заявил стражник. — Думаешь, на тупость все спишется? Тебе, бестолочь, в западные ворота. А здесь вход для благородных.
— Слушаюсь,— отчеканил по-военному дед и стал разворачивать телегу.
А воин вернулся в караулку, где находились прочие стражи. Кто-то уколол его:
— Севостьян как чем-то провоняется, так сразу к нам бежит, чтобы и мы порадовались.
— Сам засранец,— отозвался стражник Севостьян, но вскоре обмяк и захрапел, впрочем, другие тоже стали клевать носами.
Дело в том, что во время обмена мнений с дедкой, старческая рука, принадлежавшая бабке, окропила зеленый мундир воина настойкой из эфирного растения-мутанта кошмаргона. А смоченная униформа в замкнутом помещении стала вовсю выделять снотворные молекулы.
Пока дед отбуксировывал телегу с мостика к ближайшим кустам ирги, бабка уже подползла к стене и со словами “Труба зовет” запустила вверх попугая. Сама птица держала в мощном клюве тросик с крюком на конце.
Когда же крюк вместе с пернатым другом исчез за зубцом стены, бабка, — вся как была, в платке и платье до пят,— стала карабкаться по тросу, выискивая носками своих ветхих ботинок щели меж камнями. Три минуты спустя она уже осилила подъем. Тут сразу дедка появился. И как был, в кепке, с посохом, потащился вслед за бабкой, неподдельно кряхтя и пытаясь угнездиться своими несмазанными кирзовыми сапогами в прорехах стены. Старец всё же взял приступом высоту и спортивная старушонка встретила его в широкой длинной впадине меж двух зубцов.
— Здесь два стражника разгуливают, я едва успела голову спрятать. С правой стороны сейчас подходят.
Воины действительно прохаживались неподалеку от зубцов, но это оказалось милым старичкам весьма на руку.
— Леопольдовна, помоги-ка смотать тросик. Это сподручно, что ветер им в лицо.
Перед тем, как стражи должны были поровняться со впадиной, дед метнул из мешочка перечный порошок. Тот был вдут неспокойным воздухом в глаза да носоглотки воинов, которые мигом стали чихать и кашлять до треска. Один даже отвернулся от ветра, пытаясь прочистить саднящие гляделки.
Тогда дед, скользнув из ниши на пол, с колен поразил стражника — посохом в пах. Пораженный человек со стоном согнулся, а, получив по темечку, рухнул. Когда второй стражник собирался обернуться, посох лег ему на горло и стал удушать.
Воин оказался крепышем, он потащил дедку-душителя за собой, а потом, чуть присев, бросил ветхого обидчика через плечо. Старичок шмякнулся на спину, тут уж стражник поднял свой вострый клинок, чтоб проткнуть упавшего и одновременно распахнул рот, чтоб протрубить тревогу. Однако не очень-то вышло.
У него на горле оказался трос, а на спине юркая старушка. Боец с длинным мечом растерялся и, пока скидывал бабку, дедка ткнул ему с пола своим посохом сперва в челюсть, затем в живот, вызвав рефлекторное сгибание. Потом, привстав, влепил уже по затылку. Этого хватило. Обмякшие тела стражей были оперативно пристроены на отдых в межзубцовые впадины.
— А теперь прошмыгнем как мышки,— провозгласил дед. — Шварц, штиль, шнель, как выражаются наши тевтонские друзья.
Немного странные пожилые люди рванули вниз со стены по узеньким ступенькам, потом припустили по хрустящим туфовым дорожкам внутри крепости, стараясь вести бодрый разговор о сене и не привлекать праздным видом внимания храмовников. Вот показался законсервированный лабораторный корпус — замок в замке, все окна заложены щитами, двери даже забронированы.
— Сейчас нам пора в цитадель,— дедок юркнул в аккуратно подстриженные кусты и через мгновение принял нормальный облик добропорядочного Блюстителя Почкина в длинной кожаной куртке с тремя дубовыми листиками на околышах. (Воители щеголяли четырьмя, у Владыки был целый дуб.) А бабка пока что сохранила скромную старушачью наружность.
У входа в цитадель не было строгой охраны и Почкин только бросил позевывающему стражнику.
— Это моя осведомительница из деревни Накакино.
Блюститель вместе со спутницей-бабкой поднялся на четвертый этаж. Этажом выше позавчера исчезла та самая таинственная фигурка. В застекленной галерее единомышленники уткнулись в нишу для доверительных бесед и старушка, заслоненная внушительной фигурой Почкина, мгновенно преобразилась в девушку Асю.
Потом Блюститель и Ася распахнули дверь с табличкой “Архив”. Там, перед длинным рядом пыльных шкафов, старился над бумагами давно осунувшийся юноша с длинным простуженным носом.
— Ведомости по разиндустриализации северного Березова у нас где, господин дьяк? — твердо спросил Почкин.