очень. Детство его прошло в военном городке на Севере, где служил отец. Спортивный зал в школе отсутствовал. То есть он имелся, конечно, но чем-то всегда был завален: то дровами, то стройматериалами, то старыми списанными партами. Поэтому уроки физкультуры проходили на воздухе. А поскольку зима начиналась в сентябре, а заканчивалась в мае, то приходилось все время бегать на лыжах. Лешке нравилось. Вообще-то он был лучшим лыжником школы. Побеждал и на районных соревнованиях. А в пятнадцать лет его отправили и на «Мурманскую лыжню». Там Волошин занял третье место, уступив лишь двум членам сборной страны, которые бежали на пластиковых лыжах «Фишер» в отличие от Лешки, который привез с собой древние деревянные с разболтанными креплениями. К Волошину подходили с разговорами: предлагали место в сборной и учебу в спортивном интернате. Только интернат этот находился в Удмуртии, а ехать туда в Лешкины планы не входило. Отца к тому времени перевели в Петербург, и Лешка с матерью уже готовы были перебраться к нему.
Старому году оставалось жить еще двое суток, время было наполнено суетой и любовью. Ранним утром тридцать первого, когда вчетвером сидели на кухне и обсуждали планы на предстоящий праздничный вечер, именно в тот момент, когда девушки выбирали, что приготовить – индейку или гуся, Филатов неожиданно заявил:
– У нас сегодня тоже жеребьевка.
Лицо его помрачнело. Больше в разговоре он участия не принимал, вышел из комнаты и направился к компьютеру, но при этом так печально сутулился, словно нес на своих плечах все мироздание.
Девушки занялись приготовлением салатов и закусок. Волошин помогал им, нарезал овощи, вареную картошку и лук. Вспомнил о жеребьевке и подумал, что как раз сегодня все выяснится: в лучшем случае их поздравят с Новым годом, и на этом игра закончится. Десять тысяч потеряны, он вернется к своей обычной жизни, в свою квартиру, к бесполезным походам в опостылевший офис и к не менее бесцельным посещениям казино.
Глаза Алексея разъедало от лука, когда к нему подошел Филатов.
– Ты чего? – удивился он. – Мне, может, тоже страшно, но я держусь.
– Дурак, – ответил Алексей и протянул Ивану нож. – На, работай!
Он вышел в коридор, протирая ладонью глаза.
тихо пела на кухне Надя номер один.
Она замолчала на мгновение и еще тише продолжила:
«Не завтра», – повторил про себя Алексей.
И сердце его сжалось, потому что хотелось жить и завтра, и послезавтра. И всегда.
Филатов, уставший от борьбы с луком, вышел следом за Алексеем.
– Я у компьютера посижу, – сказал он, – вдруг пришлют важное сообщение, а мы всякой ерундой занимаемся.
Весь день по дому разносились запахи еды, к вечеру выносить этот аромат не осталось никакой возможности, но Иван стойко сидел перед монитором, словно общался с единственным живым существом в окружающем Филатова мире. Ни Алексею, ни девушкам не сказал больше ни слова. Только когда за окном стемнело, Иван вышел на кухню и поманил Волошина рукой, не говоря ни слова, подвел к компьютеру и показал рукой на экран. Там светился текст уже переведенного на русский язык информационного письма, в котором после слов приветствия и поздравления игроков с наступающим Новым годом говорилось, что жеребьевка состоялась. Общее количество участников – 16 001 человек, и потому компьютер отобрал одного, кто не участвует в подборе партнеров. Им оказался номер 9999. Результаты жеребьевки уже разосланы, каждый может посмотреть, кого из соперников ему назначил жребий. В конце письма всем пожелали успехов в игре и долгих лет жизни.
– Издеваются, – наконец выдавил из себя Иван.
И, не оборачиваясь к другу, произнес так же тихо:
– А ты счастливчик.
Только теперь Алексей понял, что номер 9999 – это он сам: действительно повезло. Поразило другое – количество игроков. Стало немного не по себе, пришлось даже сказать самому себе, не вслух, конечно: «Все это обман и мошенничество – нет никаких киллеров, призовой фонд уже растащили».
Вышли в коридор, первым Иван. И в момент, когда он шагнул в полумрак, на него прыгнула Надя номер два, схватила за плечи и одновременно громко крикнула в самое ухо Филатова:
– Бах!
Вампир дернулся, резко отшатнулся, ударился спиной о дверной косяк и побледнел.
– Ты, ты, ты… – начал он и с трудом выдавил: – Больше так не делай.
Потом поплелся в гостиную и сел в кресло возле елки. День умер, бился в агонии вечер, за окном дрожал свет ранней луны, и девушка пела с экрана:
В комнате пахло хвоей. Накануне друзья притащили из леса двухметровую пушистую елочку, густо увешанную светло-коричневыми шишками. Из магазина принесли игрушки, но совсем чуть-чуть и потому еще сделали самодельную гирлянду из стреляных гильз, повесили их на канцелярских скрепках – стоило качнуть одну веточку, как раздавался приятный мелодичный перезвон: гильз на стрельбище много.
Филатов сидел в темноте, глядя с напряженным непониманием на все происходящее на экране телевизора. Потом принесли свечи и поставили на елку, начали накрывать на стол. Ивана никто не беспокоил, думал он о чем-то своем, и только Волошин догадывался, о чем именно. Около десяти стали садиться за стол, и Алексей позвал друга:
– Хватит грустить, давай-ка лучше старый год проводим.
На что Филатов ответил абсолютно невпопад:
– Ну, вот и попали мы с тобой в заповедник.
– Куда? – не поняла Надя номер один.
– В заповедник, где зверей отстреливают.
– Охотятся в заказнике, – поправила его девушка. – А в заповеднике, наоборот, охота и всякая стрельба запрещены.
– Какая разница, – махнул рукой Вампир.
Но за стол сел и, хотя больше не произносил никому не понятных фраз, все же своим печальным видом немного смазал радость торжества. А когда открывали бутылки шампанского, каждый раз вздрагивал. В полночь, после того, как с экрана пробили кремлевские куранты, Иван вместе со всеми заорал «Ура!!», причем истошно, как будто звал на помощь. Потом устроили танцы, но танцевали недолго: вечером девушкам нужно было отправляться в аэропорт. Оттого они притихли, и радости на их лицах не было. Веселая, беззаботная жизнь нравится всем, расставаться с нею не хочется никому.
Остаток ночи оказался коротким и бессонным, под утро Алексей попытался заснуть, но почему-то не смог. Лежал, смотрел в потолок, перебирал волосы Нади, которая хоть и лежала с закрытыми глазами, но тоже не спала. У нее-то бессонница, скорее всего, от счастья и новизны ощущений, а грудь Волошина сдавила тревога, хотя покоилась на ней лишь головка олимпийской надежды и ничего больше. В доме тишина, спят поселок, лесное озерцо и звезды, только ветер над крышей раскачивает сосны, и стволы скрипят.
В аэропорт девушек Алексей повез один. Филатов сослался на недомогание и попрощался с ними в доме, даже на крыльцо не вышел провожать. Дорога была пуста, и город как будто вымер – домчались быстро: почти на два часа раньше приехали. И потому долго сидели в кафетерии и лениво болтали. Сил не было ни веселиться, ни горевать.
– В феврале опять приедем, – обещали подружки. – Будет «Кавголовская лыжня». Попробуем себя на лыжных соревнованиях. Потом прямо отсюда в Финляндию: там этап кубка Европы. Мы заявлены за сборную. Правда, до этого возможно еще этап кубка мира в Оберхофе, если, конечно, в первую сборную попадем. Вообще обещали в этом году. У нас в Германии к тому же спонсор объявился из бывших наших.
Девушки засмеялись. Расставаясь, Алексей поцеловал обеих, Надю номер один, правда, обнимал чуть дольше, а она, прижавшись к нему, что-то шепнула, но Волошин не расслышал, так как включилась
