или возрастом, или одеждой – родители парня, который легко вносит вступительный взнос для участия в игре, а потом готов покупать подсказки, должны и одеваться соответственно.
К девяти вечера Иван промерз основательно и только тогда начал думать о том, где придется ночевать.
Он пересек двор, потом еще один, более темный и грязный, вышел на неосвещенный пустырь и сразу уткнулся в дощатый забор, за которым была строительная площадка. На ней лежали поддоны с кирпичами, бетонные плиты и стояло несколько вагончиков-бытовок. Все было засыпано снегом и застыло в своем унылом однообразии. Ни людей, ни жизни, лишь одинокий фонарь уставился в темное небо, ничего не освещая. Иван замер, созерцая все это. Зачем он забрел сюда, и куда несут его ноги теперь, когда впереди только темнота и холод?
Он шел мимо вагончиков, огибая котлован, спотыкаясь на комьях замерзшей грязи. Без скрипа открылась дверь, и в желтом прямоугольнике света возник темный силуэт:
– Чего здесь шастаешь?
Знать бы самому. Филатов не стал ничего выдумывать и ответил просто:
– Ищу, где переночевать.
Человека ответ не удивил.
Он кашлянул и спокойно позвал:
– Тогда иди сюда.
Когда Иван подошел к крыльцу, позвавший его разглядел, по-видимому, и сказал почти весело:
– Вон номеров сколько.
И обвел рукой пространство, показывая на стоящие поблизости бытовки.
– Тебе с удобством или без?
– Хотелось бы люкс.
– С этим сложнее, – почесал подбородок стоявший на крыльце. – Подымайся: что-нибудь придумаем.
В вагончике находился еще кто-то, хотя человеком его можно было назвать лишь по отдаленному внешнему сходству. Небритое существо сидело на металлической сетке ржавой койки перед тумбочкой, застеленной газетой, на которой Иван увидел остатки вяленой рыбы и две бутылки пива. Пустая водочная бутылка лежала под койкой. На деревянном тарном ящике стоял древний черно-белый телевизор, что-то мелькало на экране, но звук был отключен.
– Вот мои апартаменты, – сказал, закрывая дверь, тот, кто окликнул Ивана. – Хочешь – оставайся здесь, не хочешь – выбирай любой вагон; печка есть в каждом, только за топливо надо отдельно заплатить.
Небритая личность при слове «топливо» с размаху шлепнула себя ладонью по горлу и от этого повалилась на панцирную сетку, с грохотом ударившись спиной о стену.
– Здесь не хочу, – покачал головой Филатов, глядя на пытающегося подняться типа.
– Это Жорик, – объяснил гостеприимный хозяин, – мой кореш. Хороший мужик. Мы с ним двенадцать лет не виделись. Он только в ноябре вышел. По сто пятой отзвонился.
– А за что сидел?
– Да я ж говорю: за убийство. Много, конечно, впаяли, но адвокат зараза попался. Говорил, статью перекфа… переквалифа… пере… Ну, ты понял. Адвокат обещал переделать статью на убийство в состоянии аффекта. Не вышло. А на самом деле надо было по неосторожности и случайности. Жорик случайно домой зашел в обед, а жена с каким-то мужиком в постели. Ну, ты понял. Какова шалава! Ну, Жорик говорит мужику: «Ты, дескать, вали отсюда – к тебе претензиев нет: я сам мужик и такие вещи понимаю и с этой жабой разберусь». А мужик отвечает: «Сам вали отсюда, мы еще не закончили, в натуре». Жорик хотел ему по репе дать, а мужик ему в рыло заехал, дружок мой аж в коридор выкатился. Достал из шифоньера ружье и говорит голубкам: «Выметывайтесь оба!» Мужик вскочил, а баба жориковская говорит: «Не слушай, Арнольд, этого козла, – у него ружье давно не стреляет». И ржет. Но Жорик и нажал на оба курка: кто же знал, что оно заряжено. Бабе в лобешник. А у любовника кишки наружу. Ага, картечью засадил. Мужик живучий попался, два дня еще протянул. А если бы не окочурился, дали бы дружку моему не двенадцать, а только десять. Вот такая философия получается: за жизнь человека два года, а по закону восемь. Чисто математически – ни в какие ворота…
Филатов молча слушал пьяный бред и косился на лежащего на койке типа.
– Не, – успокоил его хозяин, – Жорик только с виду страшный, а так очень душевный человек. Если кого замочить надо, то ты только скажи, он любого…
– Штука баксов, – раздался хриплый голос Жорика, – хоть президента.
– Нет, я лучше сам, – пошутил Филатов и испугался своих слов.
Только сейчас он понял: за убийство могут посадить. Пусть не на двенадцать лет, на десять, но даже если дадут пять, это конец. Лучше умереть: он ведь другой – не такой, как эти существа, лучше исчезнуть, чем стать похожим на Жорика.
– Так где я могу переночевать? – спросил Филатов. – Только найди мне чистую бытовку, не такую, как твоя.
– Как знаешь, – сказал хозяин, – чистоту не гарантирую. Чисто обычно в морге, а здесь живые обитают. Ладно, пойдем, я тебе люкс предоставлю. Но…
Он поднял вверх палец:
– С тебя фунфырь.
– И закусь, – раздался голос с койки.
Филатов со сторожем вышли на стройплощадку. Из-за облаков выскочила гордая московская луна, где- то вдали светились окошки домов, и среди них наверняка были окна Сталкера.
– Нет, если кого убрать надо, ты только скажи, а то Жорик засиделся на воле. На киче хоть хавку дают, а здесь побираться надо или на гопстоп идти. Киллером стать – самое милое дело: на кусок хлеба всегда заработаешь. Даже с маслом…
Сторож разглагольствовал, позванивая связкой ключей.
– Сейчас ведь как? Каждый против каждого чего-то имеет. Думаешь, у меня врагов нет? А кто я? Тьфу! Я – бич. Бывший интеллигентный человек. В бане, между прочим, когда-то работал. Уважали меня…
Подошли к голубому вагончику, поднялись по ступенькам крыльца. Сторож достал из кармана еще одну огромную связку ключей и показал Филатову:
– Гляди, сколько! К любому замку подобрать можно. Я ведь раньше, еще до бани, слесарем в жилищной конторе пахал. Там и позаимствовал.
Наконец отобрал на связке необходимый ключ и вставил его в навесной замок. Дверь была открыта. Сторож вошел внутрь, включил свет, затем поторопил Ивана:
– Чего стоишь? Заходи!
Внутреннее помещение бытовки ничем не отличалось от вагончика сторожа. Здесь тоже стояла кровать, на ней даже матрас лежал, стол, пара стульев, тумбочка и такой же древний телевизор. В углу темнела печка-буржуйка.
– Дай на топливо, – попросил сторож. – Сейчас за дровишками сбегаю.
Иван достал двадцать долларов, но хозяин стройплощадки только скривился:
– Чего ты мне суешь? Куда я с этим пойду? Валютную проститутку снимать? Ты мне денег дай.
Филатов протянул ему пятисотку, и довольный сторож исчез, сказав:
– Сейчас вернусь. Я мигом.
Иван сел на кровать. Отодвинув лежащий на ней голубой рабочий комбинезон и оранжевую строительную каску; еще раз обвел взглядом помещение, и вдруг ему стало тоскливо. Невыносимо, словно он пришел сюда, чтобы остаться навсегда. Прощай, спокойная и благоустроенная жизнь, постель, пахнущая лавандой, душевая кабина с паровой баней, джакузи и унитаз с измерителем давления и пульса. У него не будет ни квартиры, ни собственной фирмы с роскошным кабинетом, в котором он почти не бывает, не будет секретарши, так сладко произносившей когда-то его имя: «Иван Сергеевич», словно целует пространство между ними. Ничего не будет, а сам он превратится в такого вот Жорика. И всему виной дурацкая игра! И его собственное идиотское желание разбогатеть любым способом! О чем он думал, где была его голова, когда он отправлял заявку? Лучше об этом не думать!
Захотелось отвлечься и забыться. Филатов взглядом поискал пульт дистанционного управления
