Тут как раз вернулся Филатов.
– Я забыл тапочки снять, – объяснил он, – иду по тропинке, а ноги мерзнут.
Он сел на стул и начал засовывать ногу в сапог, потом замер:
– Леша, ты не знаешь, к чему ноги мерзнут?
В прихожую выскочила Вера:
– Если вы собираетесь прогуляться, то я с вами.
На улицу вышли втроем. Так и брели какое-то время. Недолгое, правда, потому что Филатов заявил, что здесь они хорошая мишень даже для очень плохого снайпера, и бегом вернулся в дом. А Волошин с Верой решили прогуляться к озеру, на берегу которого лежала поваленная сосна.
Глава 18
А уже начинало казаться, будто все складывается удачно. На экране монитора прыгали баннеры, адресованные неизвестным игрокам:
«Дракон, не прячься у бабы под юбкой. Все равно достану! Ковбой».
«С промахом тебя, Ночной Снайпер! Следующий выстрел за мной. Ред Ай».
«Горец! Ты не крутой. Скоро я из тебя сделаю решето. Бич Божий».
Вера проверяла, отслеживая пары: кто за кем охотится, и очень скоро выяснилось, что угрозы шли в основном охотникам от их «заказных». Наблюдать за виртуальными пикировками было не так интересно: захватывало само участие. И потому от имени Минтона составили послание организаторам:
«Вампир успокоился с колом в сердце под русским льдом».
Через какое-то время, поскольку от самого Вампира не поступало никаких опровержений, на счет Минтона поступили деньги Филатова. Иван вздохнул, прощаясь с ними, но все же остался доволен – его выход из игры прошел как должно; молчал и Чех, который не проявлял никаких попыток добраться до своей жертвы. Может, конечно, и пытался, но возле дома его было не видно.
В тот же день организаторы объявили, что в игре осталось шестьдесят четыре участника.
– Два в шестой степени, – задумчиво прокомментировал это сообщение Филатов, – значит, победителю надо замочить шестерых. Ну что же, патронов у нас хватит.
Шутка его не понравилась ни Волошину, ни Вере, но оба промолчали. Зато с интересом ознакомились с тройкой самых удачливых игроков. Минтона с его десятью «лимонами» в ней не было. Лидировал Горец, на счету которого было уже двадцать ликвидаций.
– И с тобой разберемся, – заявил отважный бывший Вампир. – Дай только срок.
Времени оставалось все меньше и меньше. Вскоре пришло сообщение:
«Леденец, ты мой! Плых».
– Что еще за Плых? – удивился Иван. – Откуда он взялся?
– Плых – это Крыса по-болгарски, – объяснила Вера. – Я уже проверила. А откуда взялся, я сейчас выясню.
Игроков действительно осталось не так много. Выходит, что котенок, явившийся Ваньке во сне и предрекавший скорую гибель, ошибся или пришел не в тот филатовский сон, заблудившись по неопытности.
«Дракон, если ты не трус, выходи на честный поединок. Завтра в полночь на Твинфильде в Форестпарке».
Сообщение промелькнуло, но Иван среагировал моментально:
– Кто-то использует наше ноу-хау. Если это так, то к ним туда явится и Пиранья: ему как раз нужен Ковбой. Может, он это сообщение сам и послал обоим. Значит, завтра, где-то в том самом, как его…
– Форестпарк находится на юге Нью-Йорка, – вспомнил Волошин.
– Значит, послезавтра, а, скорее всего, даже раньше будем смотреть криминальные новости из Нью- Йорка, тогда и узнаем: было ли что-нибудь в Форестпарке. Хоть бы этого Пиранью поскорее грохнули – опасная личность. Ох, опасная…
Филатов говорил это с уверенностью крупного знатока, воображая себя консультантом- профессионалом. Он даже высказал предположение, что вся игра закончится очень скоро.
– Останется только Горец и мы, а когда этот горский абориген спустится со своего пика капитализма и придет к нам, то его здесь и прихлопнут.
Филатов не сказал, кто именно прихлопнет Горца, не сказал даже «мы», намекая, что мокрым делом лично он заниматься не намерен.
– А когда последнего врага не будет, снимем все деньги и заживем! Какая жизнь начнется!
Вера постучала пальцем по деревянной столешнице, и стоящий к ней спиной бывший Вампир вздрогнул.
– Кто-то пришел, – прошептал он.
Алексей хотел рассмеяться, но увидел в окно идущую к дому Эмму.
– Твоя ненаглядная, – сообщил он Филатову.
Ванька тут же подскочил к подоконнику и отдернул штору.
– Какая нежная, – восхитился Иван. – А какой станет, когда я разбогатею!
Вера еще раз постучала по столу. На сей раз Филатов это заметил.
– Да, да, – согласился он. – Надо через левое плечо сплюнуть, но в доме неудобно; я лучше во дворе это сделаю.
Он поспешил открыть дверь подходившей к крыльцу любимой девушке, набросив на плечи дубленку и просовывая руку в рукав. Волошин попытался остановить его, но тщетно: его друг только улыбнулся, заметив, как Эмма, разглядев через оконное стекло Алексея, помахала рукой.
Иван выскочил из дома, не стал приглашать Эмму зайти к ним и, позабыв все свои страхи, отправился с ней в неизвестном направлении.
Волошин вышел на крыльцо, бросил взгляд вслед влюбленной парочке и почему-то только сейчас обратил внимание на то, что Эмма сутула. Может быть, она специально втянула голову в плечи, чтобы не казаться выше Ивана; зато Ванька почти летел, ступая на носках и подпрыгивая. Эмма просунула руку ему под локоть, и от этих полупрыжков кавалера плечо ее подрагивало так, что казалось – Эмма едва сдерживает смех. Все это походило на репризу двух манежных клоунов в цирке, изображающих любовное свидание.
– Симпатичная пара, – пошутил Волошин, обращаясь к подошедшей к дверям Вере.
Но та не улыбнулась: наверное, Эмма ей не нравилась.
– Закройте дверь, дует!
И сама же ухватилась за дверную ручку. Алексей остался на крыльце один. Стоял и смотрел на кормушку для птиц, висевшую на сосне.
Пару дней назад они с Иваном прибивали ее вместе; правда, гвоздь в дерево вколачивал Волошин, а приятель его, стоя на крыльце, давал указания: «Выше! Чуть-чуть пониже! Левее!»
Алексей послушно исполнял. Взглянув на Филатова, увидел за оконным стеклом лицо Веры; та внимательно наблюдала за происходящим. Поймав брошенный на нее взгляд, тут же исчезла в глубине дома.
А Филатов, перестав давать указания, с чувством исполненного долга произнес:
– Ну вот, хоть что-то после тебя останется на этом свете.
Волошин хотел достойно ответить, но вспомнил, что в доме Вера, а то, что просилось на язык, женским ушам лучше не слышать.
Теперь в кормушке прыгали синички и клевали хлебные крошки. Птичкам спокойно и хорошо. Мир вокруг был самый обычный, а пейзаж зимний – все, как и должно быть, и от этого Волошину тоже стало спокойно и хорошо.
Филатов вернулся поздним вечером. От него пахло текилой и радостным ожиданием счастья.
напевал он, в очередной раз поднимая с пола дубленку, которая никак не хотела оставаться на гардеробном крючке. Когда очередная попытка провалилась, он сказал полушубку:
– Ну ладно, лежи тогда здесь.
Затем зашел в кабинет и, улыбаясь во весь рот, поинтересовался:
