– Мне очень тяжело говорить, – вздохнула Джозефина и повторила: – Очень тяжело говорить…
– Зубы болят? – поинтересовалась судья.
– Нет, с зубами все в порядке, – опечалилась еще больше обманутая женщина, – мой близкий друг доктор Ашкенази постоянно работает с моим ртом. Но душа у меня растоптана.
Джозефина поднесла безвольную ладонь к глазам, словно пытаясь прикрыть невидимые миру слезы, а потом резко выбросила руку вперед и указала на Николая.
– Моя душа подло растоптана вот этим человеком! – гневно произнесла она. – Мало того, что этот подлец погубил всю мою молодость. Кстати, губил мою молодость на протяжении долгих четырех лет! А потом он еще обобрал меня. Все эти четыре года я рассказывала ему о своей жизни, а он подло записывал, а потом в качестве сценария продал то, что я доверила ему, только ему одному. А потому прошу, ваша честь, отобрать у него в мою пользу весь гонорар, полученный им обманным путем за сценарий, а также сто тысяч долларов за причиненный мне моральный ущерб, кроме того…
– Достаточно, – прервала судья. – Все ваши претензии перечислены в исковом заявлении. – Можете вернуться на свое место.
Потом судья внимательно посмотрела на ответчика.
– Вы можете предоставить суду текст сценария? – спросила она.
– Только краткий синопсис, – ответил Николай, – так как по контракту с продюсерской компанией я не имею право показывать третьим лицам то, что является собственностью компании и охраняется Конституцией Соединенных Штатов. Поправка номер…
– Не надо меня учить, – прервала Николая судья, – давайте сюда синопсис.
Краткое изложение фильма уместилось на одном листке. Судья быстро пробежалась по нему глазами, но за этот небольшой отрезок времени семидесятилетний адвокат истицы начал дремать и чуть было не погрузился в глубокий сон; Джозефина успела громко всхлипнуть и вытереть сухие глаза носовым платком дантиста. Всхлипом она вернула к жизни своего адвоката; тот встрепенулся и посмотрел на часы, проверяя, сколько времени он спал.
– Я хочу опросить истицу еще раз, – произнесла судья.
– Я возражаю, – вскочил со своего места адвокат.
Он обернулся и посмотрел на свою доверительницу. Джозефина кивнула, едва склонив голову.
– То есть я не возражаю, – согласился адвокат.
Миссис О’Нил-Торганофф подошла к кафедре и зачем-то облизнулась.
– Вы готовы ответить на несколько вопросов, касающихся вашей личной жизни, ставшей основой сценария?
– Разумеется, – кивнула головой Джозефина.
– Отвечайте «да» или «нет».
– В таком случае… – истица вздохнула, – да.
– Миссис О’Нил-Торганофф, ответьте суду. Вы проживали в конце двадцатых годов двадцатого века в городе Харбине на территории Китая?
– Нет. А какое это имеет…
– Миссис О’Нил-Торганофф, напоминаю, что здесь вопросы имеет право задавать только судья.
– Да, но…
– Истица, ваш отец был русским графом, а мать – княгиней?
– Что за бред? Нет, конечно.
– У вас есть младшие сестры Маша и Наташа?
– Нет.
– При каких обстоятельствах вы познакомились с Бакси Меллоуном?
– С кем???
Судья скривилась, но выдержала.
– Повторяю вопрос. При каких обстоятельствах и где вы познакомились со слепым миллионером гражданином Соединенных Штатов мистером Меллоуном?
– Я не знакома с ним. А разве бывают слепые миллионеры?
– Напоминаю вам, миссис О’Нил-Торганофф, о недопустимости вашего поведения.
Джозефина обернулась к своему адвокату.
– А что я такого сделала? Спросила только. Меня, выходит, можно всякой ерундой мучить.
– Хорошо, – согласилась судья, – не буду спрашивать ерунду: сейчас буду задавать серьезные вопросы.
Судья бросила короткий взгляд на мистера Ашкенази, и тот сделал вид, что мечтает.
– Истица, как долго продолжалась ваша связь с китайской мафией?
– Никакой связи не было. Я китайцев терпеть не могу, не то что связь с ними иметь. Я даже в китайские прачечные не хожу. А от их кухни у меня расстройство желудка случается. В прошлом году…
– Отвечайте только на поставленные вопросы!
– Я и отвечаю, – не могла успокоиться Джозефина, – в прошлом году или в позапрошлом я отведала утку по-пекински. Только кусочек маленький съела, чуть не умерла.
– Истица, как долго вы занимались проституцией?
Джозефина вытаращила глаза и посмотрела на судью.
– Повторяю вопрос: как долго вы, миссис О’Нил-Торганофф, занимались проституцией в Харбине или каком-либо другом городе?
– Да я вообще проституцией не занималась. Я с мужиков никогда ни цента не брала. Не надо мне от них ничего!
– И последний вопрос. Вы считаете себя привлекательной молодой женщиной?
– Конечно. Да вам это любой скажет, если он не слепой, конечно.
– Значит, ответчик не всю вашу молодость растоптал и не нанес никакого ущерба вашей внешности?
Чернокожая женщина посмотрела сурово на Николая, но тому вдруг показалась, что судья вот-вот подмигнет ему.
– Вопросов больше не будет, – обернувшись к Джозефине, кивнула судья, – можете занять свое место.
Суд был скорым, но справедливым.
Джозефине в иске было отказано. Оплата судебных издержек была возложена на истицу.
Глава третья
Расследование любого преступления начинается с вопроса «Кому выгодно?». Этот постулат, известный еще до появления римского права, до сих пор помнят некоторые следственные работники и даже отдельные журналисты – правда, последние используют сакральное знание исключительно для того, чтобы писать и говорить о преимуществах того или иного политика. А разговоров о выгоде всегда хватает, так как политиков – хоть пруд пруди.
Алексей Романович Шамин в бытность своей работы в органах начинал всякое расследование именно с этого вопроса, тратя порою несколько дней на выявление заинтересованных в преступлении лиц. Часто казалось, что ложный вывод о заинтересованности кого-либо заставлял его искать какие-либо случайные и ненужные факты в отношении лиц, никак не связанных с преступлением; и когда Шамин начинал выстраивать эти факты в определенном порядке, понимая, что копает под невиновного, и злился на себя за это, начинали работать законы формальной логики, причем лучше и надежнее, чем человеческая интуиция, без которой, правда, все равно никуда. Интуиция, кстати, это не дар предвидения, а, скорее всего, умелое привнесение эстетического в логическое. Почему вдруг странное решение какого-либо вопроса кажется единственно правильным? Да потому, что оно красиво! Может, в отношении работы следователя смешно так говорить, но всякая работа может быть красивой, если к ней относиться с любовью. Дело даже не в результатах, а в самом процессе. А с результатами у Алексея Романовича Шамина все оказывалось нормально: с раскрываемостью дел у него все обстояло более чем замечательно.
И все же он оставил свою работу, хотя его просили этого не делать и даже должность предложили более высокую. Он ушел, жалея о своем решении до того момента, пока не понял, что работа адвоката тоже предполагает установление истины. К тому же он никогда за всю свою адвокатскую практику не брался за
