дарвинизм…”), на практике оказываются не совсем верными. Дарвинизм и современный эволюционизм церковников явно не устраивают. Так, на одной из пресс-конференций митрополит Калужский и Боровский Климент выразил сожаление в связи с тем, что в школах до сих пор преподается дарвинизм, хотя ему уже имеется “прекрасная замена”. В качестве такой замены он предложил… библейскую теорию происхождения мира. Нам представляется, что иначе как прямым вмешательством и в дела науки, и в дела государства (все-таки школьные программы находятся пока в его ведении) такие заявления назвать нельзя. Впрочем, этот случай не единственный. Стала крылатой уже приводившаяся выше фраза патриарха Алексия II: “Никакого вреда не будет школьнику, если он будет знать библейское учение о происхождении мира. А если кто хочет считать, что он произошел от обезьяны, — пусть он так и считает, но не навязывает это другим”. Это что, тоже невмешательство в дела науки и государства? Не устраивают церковников советские школьные учебники, “пронизанные духом материализма”. Что можно сказать по этому поводу? Во всех цивилизованных странах естественно-научные предметы дети изучают точно по таким же учебникам, с таким же “духом материализма”. В мировой науке существуют единые физика, химия, биология, геология, математика и т. д. А вот о теологии этого сказать нельзя. Здесь сколько религий, столько и теологий…
Церковь стыдливо обходит неудобные вопросы, возникавшие в ходе многочисленных дискуссий. Обошла она и утверждение корреспондента журнала “Шпигель” из интервью А.И. Солженицына (Известия, 24 июля 2007 г.): “Нам представляется, что она (РПЦ. —
В уже упоминавшемся интервью митрополит Кирилл утверждает, что “огромное число ученых сейчас — верующие люди”. Интересно, на чем основано это утверждение? По нашим наблюдениям, и у нас в России, и за рубежом верующие ученые, конечно, встречаются, но составляют они явное меньшинство.
В сложившихся в стране условиях, когда главные редакторы ряда СМИ опасаются публиковать материалы в поддержку “письма десяти” (по принципу: как бы чего не вышло), когда слово “атеист” стало синонимом слов “погромщик” или “бандит”, недавний опрос, проведенный аналитическим Центром Ю. Левады, показал, что треть населения страны считают себя атеистами. Не надо обольщаться по поводу чиновников — бывших атеистов. Кто-нибудь поверит, что они стали набожными? Что же касается действительно верующих, посещающих церковные службы хотя бы раз в неделю, то таковых в России менее 5 % (хотя в православные по опросу записались 56 % россиян).
Почему-то в последнее время у церковников и желающих им угодить появилось стремление представлять истово верующими выдающихся ученых как прошлого, так и недавно ушедших из жизни. Вообще-то был ли ученый верующим или не был, зачастую достаточно сложно проверить, к тому же это ровным счетом ни о чем не говорит. Но все же тенденция представлять атеистов верующими явно существует. Последний раз такое случилось в процессе полемики по поводу письма академиков.
Наместник московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) под крупным заголовком-цитатой из А. Эйнштейна “БЕЗБОЖНАЯ НАУКА ХРОМАЕТ!” («Ответ на письмо ученых против влияния РПЦ”) опубликовал в “Аргументах и фактах” № 31 портреты ряда верующих ученых и их высказывания, демонстрирующие приверженность религии. Первые три портрета и набожные высказывания принадлежат убежденным атеистам И. Павлову, А. Эйнштейну и Ч. Дарвину. Что ж, придется восстановить справедливость. 11 сентября 1880 г. И. Павлов пишет своей невесте С.В. Карчевской: “…сам я в бога не верую, никогда не молюсь…”. А вот как он относился к верующим. “На свете еще очень много темных, необразованных людей, которые весьма плохо разбираются в явлениях природы и общественной жизни и лишены такой мощной моральной опоры, как просвещение, образование. Моральной опорой для их жизни в известной мере является религия, вера в Бога”. Однако Павлов становился нетерпимым к вере, когда речь заходила о его коллегах, ученых физиологах: “Но как могут верить физиологи, когда уже ясно, что душевную деятельность можно изучать естественно-научными методами? Что души, как таковой, изолированно от человеческого мозга не существует”.
Архимандрит Тихон приписывает Эйнштейну следующие слова: “Я верю в Бога как в личность и по совести могу сказать, что ни одной минуты моей жизни я не был атеистом”.
Ну что ж, предоставим слово самому Эйнштейну: “Это, конечно, ложь, — то, что вы читали о моих религиозных убеждениях, причем ложь, систематически повторяемая. Я не верю в Бога — личность (а personal God), и я никогда этого не отрицал, а напротив, ясно выражал. Если и есть что-то во мне, что может быть названо религиозностью, то это безмерное восхищение структурой мира, поскольку она постигается нашей наукой”. Так он ответил 24 марта 1954 г. на письмо, в котором выражалось сомнение в правильности изложения неким журналистом религиозных взглядов Эйнштейна (см. http://www.sacred-texts.com/aor/ einstein/einprayr.htm).
Приведем также слова А. Эйнштейна, взятые из его творческой автобиографии, опубликованной в 1945 г., за десять лет до смерти. “Я не могу принять этого иллюзорного бога, награждающего и наказывающего свое создание… Я не хочу и не могу также представить себе человека, остающегося в живых после телесной смерти, — что за слабые души у тех, кто питает из эгоизма или смешного страха подобные надежды”. В той же автобиографии есть и такие строки: “…Я, хотя и был сыном совсем нерелигиозных родителей, пришел к глубокой религиозности, которая, однако, уже в возрасте 12 лет резко оборвалась. Чтение научно-популярных книжек привело меня вскоре к убеждению, что в библейских рассказах многое не может быть верным. Следствием этого было прямо-таки фанатическое свободомыслие, соединенное с выводами, что молодежь умышленно обманывается государством; это был потрясающий вывод. Такие переживания породили недоверие ко всякого рода авторитетам и скептическое отношение к верованиям и убеждениям, жившим в окружавшей меня тогда социальной среде. Этот скептицизм никогда меня не оставлял”. Добавим, что в предсмертном завещании Эйнштейн распорядился никаких религиозных обрядов при похоронах не совершать. Интересно, по незнанию г-н Шевкунов белое называет черным, или преднамеренно? Нехорошо повторять ложь, даже чужую.
Теперь о Дарвине. В молодости он действительно был верующим (“Не думаю, впрочем, что религиозное чувство было когда-либо сильно развито во мне”, — пишет он в своей автобиографии), но порвал с религией и стал атеистом. И далее: “постепенно пришел к сознанию того, что Ветхий завет с его до очевидности ложной историей мира, с его вавилонской башней, радугой в качестве знамения завета и пр. и пр., и с его приписыванием богу чувств мстительного тирана заслуживает доверия не в большей мере, чем священные книги индусов или верования какого-нибудь дикаря”.
Следующее высказывание Дарвина показывает, что он был не просто атеистом, но и борцом против религии. “Нет ничего более замечательного, чем распространение религиозного неверия, или рационализма, на протяжении второй половины моей жизни”. Случай Дарвина — ученого и атеиста — весьма нетипичен. Обычно ученые-атеисты просто не замечают религию. Трудно понять, как можно было этих трех убежденных атеистов зачислить в истово верующие. Видимо, очень хотелось.
А теперь вернемся к полемике сторонников и противников письма академиков. Спустя две недели после опубликования письма в диалог вмешались сопредседатели Совета муфтиев России Нафиулла Аширов и Мукаддас Бибирсов, а также ряд исламских общественных деятелей: «Повеяло духом средневековой инквизиции, от которого, собственно, и предостерегали академики. Пошли в ход ярлыки типа “враги России”. Сами же клерикалы своей нетерпимостью и подтвердили правоту академиков!» Мусульмане заметили в письме то, чего никак не хотела видеть Русская Православная Церковь: нельзя пренебрегать интересами других конфессий. Это может плохо кончиться. Есть ли выход? Разумеется, есть. Но для этого РПЦ должна прекратить попытки внедрения в государство, научиться жить в мире и взаимном
