«Лигачёв, - читаем мы в записке А.С. Черняева, - олицетворяет старые [престарые] подходы. Отсюда и паника, отсюда и запугивание провалом, крахом пятилетки» [1181].
Последующие события показали: тревога Е.К. Лигачёва была неслучайной. «Твёрдый план, - пишет он, - трансформировался в государственный заказ, полностью обеспеченный материальными и финансовыми ресурсами», «причём госзаказ на 1988 год был снижен до 90–95 процентов от общего объёма производства, а в некоторых отраслях - ещё ниже». «Вне пределов госзаказа» предприятия получили право производить «всё, что считают нужным, исходя только из спроса» [1182].
Как явствует из воспоминаний Е.К. Лигачёва, представленный Н.И. Рыжковым план развития народного хозяйства на 1988 г. вызвал острые споры: одни (В.А. Медведев, А.Н. Яковлев) считали его слишком умеренным, другие (В.И. Воротников, Л. Зайков, Е.К. Лигачёв, В.П. Никонов, Н.Н. Слюньков) призвали к «осмотрительности» и «постепенности». В результате произошло то, чего никогда ещё не было - представленный правительством проект плана не получил поддержки Политбюро [1183].
М.С. Горбачёв был на стороне первых. Поэтому он добился того, чтобы через некоторое время проект плана был всё - таки утверждён, причём в более радикальном виде: «госзаказ по многим министерствам был снижен сразу на одну треть, а в некоторых отраслях - наполовину и более» [1184].
Это свидетельствовало о том, что Е.К. Лигачёв не только как второй секретарь ЦК КПСС, но и как человек, курировавший с 1983 г. кадровую политику партии, становился одним из важнейших препятствий на пути дальнейших задуманных генсеком перемен.
В таких условиях 13 марта 1988 г. в воскресном номере «Советской России» появилась огромная (во всю газетную страницу) статья никому до этого неизвестной Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами». В статье едва ли не впервые с начала перестройки открыто прозвучала тревога по поводу того, что происходящие в стране перемены находятся в противоречиями с идеями марксизма - ленинизма.
Если верить М.С. Горбачёву, он узнал об этой публикации только в самолёте на пути в Югославию. «13 марта я отправился с государственным визитом в Югославию. В самолёте, как всегда, мне положили прессу за этот день. И Шахназаров, уже успевший просмотреть газеты, сказал, что есть статья, которую мне стоило бы прочесть. Он имел в виду статью Нины Андреевой» [1185].
На самом деле Михаил Сергеевич отправился в Югославию не в воскресенье 13 - го, а в понедельник 14 марта [1186]. Следовательно, он имел возможность познакомиться с упомянутой статьёй сразу же по её выходе в свет и сразу же отреагировать на неё. Но почему - то предпочёл сделать это только после своего возвращения из Югославии 18 марта [1187]. В те же самые дни отсутствовал в Москве и А.Н. Яковлев. С 14 по 19 марта он находился в Монголии [1188].
После того, как они вернулись в Москву, 24–25 марта, вопрос о статье Н.А. Андреевой был вынесен на рассмотрение Политбюро [1189]. Особенно резко выступил А.Н. Яковлев [1190]. Вина за её публикацию была возложена на Е.К. Лигачёва. И хотя Егор Кузьмич отверг эти обвинения и предложил «учинить проверку», Михаил Сергеевич отклонил это предложение [1191].
«Как потом выяснилось, - пишет Александр Николаевич, - статья родилась из письма, которое Андреева и её муж Клюшин направили в ЦК. В Ленинград поехал заведующий отделом науки газеты «Советская Россия» с тем, чтобы вместе с авторами превратить письмо в статью. Никого не смутило, что Андреева и её супруг исключались ранее из партии за анонимку и клевету. КПК при ЦК восстановил их в партии под нажимом КГБ. Статья вернулась в секретариат Лигачёва, а затем, после доработки, была напечатана» [1192].
Сделав такое заявление, Александр Николаевич, с одной стороны, продемонстрировал, что он не ограничился прочтением статьи Н.А. Андреевой, но и навёл о ней достаточно детальную справку, с другой стороны, воспользовавшись добытой им информацией, дал понять, что Н.А. Андреева и её муж были связаны с КГБ. Но неужели КГБ стал бы их покрывать, если бы они занимались распространением клеветы? Этот вопрос А.Н. Яковлев оставил открытым.
Между тем, поскольку он занимался «исследованием» данного вопроса, ему должно было быть известно, что анонимка Н.А. Андреевой и её мужа касалась злоупотреблений ректора Технологического института, который и добился исключения «клеветников» из партии. А.Н. Яковлеву должно было быть известно и то, что проверка подтвердила выдвинутые против ректора обвинения и тем самым сняла обвинения в «клевете» с анонимщиков [1193].
Как потом объясняла сама Н. Андреева, «где - то в июле 1987 г.» в «Ленинградском рабочем» появилась статья писателя А. Проханова, которая заставила её взяться за перо, и она направила в газету пространное письмо. Через некоторое время оно было опубликовано и вызвало ответную статью А. Проханова. Когда Н. Андреева послала в газету новое письмо с возражениями писателю, его не напечатали. Воодушевлённая выступлением Е.К. Лигачёва на февральском Пленуме ЦК КПСС, она направила оба свои письма в «Правду», «Известия», «Комсомольскую правду» и «Советскую Россию». Из трёх первых газет ей не ответили, а из последней позвонили 23 февраля и предложили сократить материал до одной статьи, что она и сделала [1194].
Тем человеком, который позвонил Н.А. Андреевой, был главный редактор «Советской России» В. Чикин. «Я, - вспоминал он позднее, - разыскал автора и спросил, не будет ли она возражать, чтобы мы помогли ей это всё переделать. Она ответила, что возражать будет, она сама всё это переделает. После мартовских праздников мы получили её новый материал, уже вполне готовый. Тогда мы послали в Ленинград одного из членов редколлегии, чтобы он лично познакомился с Ниной Андреевой, узнал о ней побольше в вузе, где она работает, показал ей нашу редакционную правку. С правкой Андреева согласилась, в парткоме её охарактеризовали положительно, как человека особенно активного в общественной жизни. К слову, муж Нины Андреевой был известным историком, заведовал кафедрой в ЛГУ. Я так полагаю, она имела возможность консультироваться с ним, обсуждать определённые вопросы. Так что в каком - то смысле это плод «семейного творчества». И, право, ничего плохого или предосудительного я в этом не вижу» [1195].
По свидетельству Н.А. Андреевой, 9 марта из Москвы к ней был прислан сотрудник «Советской России» Владимир Денисов [1196].
По версии В. Денисова, 29 января на страницах «Советской России» появилась статья В. Горбунова и В. Журавлёва по поводу пьесы М. Шатрова «Дальше... дальше... дальше...» [1197]. 1 февраля Н.А. Андреева отправила в несколько газет письмо солидарности с этой статьёй и к нему приложила два своих отклика на интервью А. Проханова в «Ленинградском рабочем» от 27 июля 1987 г. и 1 января 1988 г. [1198]. Текст письма Н.А. Андреевой приведён в воспоминаниях В. Денисова с указанием не только его даты, но и того номера, под которым оно было зарегистрировано в редакции «Советской России» - № 127605/37 [1199] .
Далее, по свидетельству В. Денисова, события развивались следующим образом. Собрав подборку откликов на статью В. Горбунова и В. Журавлёва, В. Чикин направил их Е.К. Лигачёву, помощники которого выловили из неё статью Н.А. Андреевой и положили её на стол Егора Кузьмича. Ему статья понравилась, и он предложил её напечатать, после чего В. Чикин, видимо, связался с Н.А. Андреевой, а затем направил В. Денисова в Ленинград. Там он был 9 и 10 марта, 11 - го вернулся в Москву, 12 - го сдал материал в печать. 13 - го в воскресенье статья увидела свет [1200].
«В некоторых публикациях, - пишет Егор Кузьмич, - утверждалось, будто бы письмо Нины Андреевой поступило непосредственно на моё имя, а я, мол, направил его главному редактору «Советской России» В.В. Чикину с предложением напечатать. Это совершенно не соответствует истине» [1201].
Если выступление Б.Н. Ельцина позволяло М.С. Горбачёву казаться умеренным, то выступление Н. Андреевой - давало ему карт - бланш на радикальные действия.
Вспоминая те события, А.С. Грачёв пишет: «Весной 1988 года на монолитном фасаде реактора Перестройки - Горбачёвского Политбюро - появились первые трещины... Ещё совсем недавно он (М.С.
