В октябре 1987 г. произошло столкновение между азербайджанцами и армянами на севере Азербайджана в деревне Чардахлу. В ноябре «разразилась трагедия на юге Армении, в Мегрийском и Кафанском районах», в результате которой проживавшие там азербайджанцы вынуждены были покинуть свои родные места и стать беженцами [1108].
Как реагировал на это Кремль? Никак.
Между тем 1 декабря в Москву прибыла делегация карабахских армян, которая передала собранные под их обращением подписи заведующему приёмной ЦК КПСС А. Кригину. До Нового года ответа из ЦК не поступило. Тогда в Москву была направлена вторая делегация, которую заверили, что вопрос о Карабахе будет рассмотрен лётом на предстоящей партийной конференции [1109] .
Однако организаторов «референдума» это не устраивало. Поэтому они продолжали начатую кампанию.
«Чуть ли не ежедневно, - вспоминает журналист Зорий Балоян, - я с увесистой папкой, которую мы готовили дома у профессора МГУ Гранта Еникополова, входил в кабинеты инструкторов, заведующих секторами и отделами ЦК КПСС. И везде оставлял экземпляр папки. Мне помогали Леон Оников, Серго Микоян (брат его покойной жены был помощником члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева), бывший второй секретарь ЦК КП Армении Георгий Тёр - Газарянц, помощник Горбачёва - Георгий Шахназаров» [1110].
В то же время поддержка требования о переходе НКАО в состав Армении была организована за границей.
«С 25 января по 20 февраля 1988 года» в США находилась большая группа (более ста человек) советских писателей, учёных, артистов, кинематографистов. Возглавлял её председатель Комитета защиты мира Генрих Боровик. В состав этой делегации входили всемирно известный учёный Николай Ениколопов, главный редактор журнала «Латинская Америка» Серго Микоян, писатель Зорий Балоян, искусствовед и философ Андрей Нуйкин, ставший через некоторое время сопредседателем организации «Карабах» [1111].
Позднее А. Нуйкин признался, что карабахская проблема сама по себе его не интересовала. «Как политик и публицист, - заявил он, - я ещё совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть», соединявшую «в себе гигантскую армию, КГБ, МВД, партию». Поэтому «мы поддерживали всё, что расшатывало её... А без подключения очень мощных национальных рычагов,.. её было не свалить» [1112].
Едва только упоминавшаяся делегация отправилась за океан, как в Москву направилась новая депутация, в столице НКАО Степанакерте состоялся многотысячный митинг, а 8 февраля началась «школьная и студенческая забастовки» [1113].
В таких условиях 12 февраля было созвано собрание партийных и хозяйственных руководителей НКАО. Оно «высказалось за присоединение к Армении» [1114]. Почти одновременно с этим 12–13 февраля «во всех районах Карабаха были приняты резолюции с требованием созвать внеочередную сессию областного совета» [1115], после чего в Степанакерте начался непрерывный митинг [1116].
По утверждению бывшего первого секретаря карабахского обкома Компартии Азербайджана Б. Кеворкяна, «накануне в области побывали эмиссары из Еревана, известно было, что всё инспирировало неформальное общественно - политическое объединение «Крунк» («Журавль»), идейное руководство которым осуществляло аналогичное движение «Карабах», созданное в Армении» [1117]. «Членами этих националистических организаций являлись, в частности, состоятельные люди, сумевшие заработать немалые деньги в теневой экономике» [1118].
20 февраля внеочередная сессии областного совета народных депутатов НКАО приняла решение ходатайствовать о передаче НКАО из Азербайджана в Армению [1119]. Первый секретарь ЦК КП Армении К.С. Демирчян сразу же высказался «за то, чтобы рассмотреть обращение областного Совета НКАО в Верховных Советах Азербайджана, Армении и Советского Союза» [1120].
Только тогда данный вопрос привлёк к себе внимание Политбюро, экстренно собравшегося в воскресенье 21 февраля [1121]. В Карабах были направлены П.Н. Демичев и Г.П. Разумовский. Однако пленум Нагорно - Карабахского обкома почти единодушно высказался за присоединение к Армении (из 89 членов против голосовали только 9). После этого представители Политбюро созвали «партийный актив» области, который осудил принятое решение [1122].
24 февраля первый секретарь Нагорно - Карабахского обкома партии Б. Кеворкян был освобождён от своих обязанностей, его преемником стал Г. Погосян [1123]. Но если Б. Кеворкян был против выхода НКАО из состава Азербайджана, Г. Погосян сразу же заявил: мы будем добиваться самостоятельности.
26 февраля М.С. Горбачёв обратился к населению Карабаха с призывом не форсировать развитие событий [1124]. А 27–29 февраля в Сумгаите произошла резня, в которой главную роль сыграли азербайджанцы, изгнанные из армянского города Кафан [1125]. «Погибло 30 человек, пострадало 197» [1126].
«Как только начались события в Нагорном Карабахе, - пишет бывший начальник Пятого управления КГБ Ф.Д. Бобков, - на нас сразу посыпались упрёки: мол, КГБ проморгал конфликт и во время не информировал ЦК КПСС» [1127].
Однако, как уже отмечалось, КГБ имел разветвлённую агентурную сеть. Кроме того в его структуру входило специальное Управление «3», «которое занималось межнациональными проблемами». Сюда «стекалась вся информация о межнациональных конфликтах. Именно отсюда черпали информацию по этим вопросам ЦК КПСС, Верховный Совет СССР, Министерство юстиции СССР и другие ведомства» [1128].
Возмущаясь отмеченными обвинениями, Филипп Денисович заявляет: «Подняв копии наших служебных записок, Чебриков доказал в ЦК, что уже два года, как мы били тревогу о грядущем конфликте между Арменией и Азербайджаном. Он напомнил и о моих неоднократных беседах на эту тему с несколькими секретарями ЦК, в частности с Е.К. Лигачёвым» [1129].
«Каждую неделю на имя Горбачёва направлялись записки с подробным описанием обстановки и своими предложениями КГБ по урегулированию конфликта. Подписывались они В. Крючковым. Иногда записки готовились совместно с МВД, Минобороны, Минюстом... Но на всех Михаил Горбачёв ставил одну и ту же резолюцию: «Прошу дать предложения» [1130].
Получается, что КГБ был великолепно информирован о том, как разгорался конфликт в Карабахе, и стал бомбардировать ЦК своими предупреждениями с начала 1986 г. М.С. Горбачёв утверждает, что тревожные письма от жителей Карабаха стали поступать в Центральный комитет ещё раньше, по крайней мере, с 1985 г. [1131].
Отмечая, что «за три года ЦК получил 500 писем о ситуации в Нагорном Карабахе», М.С. Горбачёв в одном из выступлений 1988 г. с возмущением восклицал: «Обратил ли кто на это внимание? Нет» [1132].
А кто должен был обращать на это внимание? Разве не он сам?
Конечно, можно объяснить бездеятельность руководства страны в этом вопросе на протяжении 1986– 1987 гг. недооценкой остроты положения в Карабахе.
Но почему оно бездействовало, когда на протяжении нескольких месяцев шёл сбор подписей под обращением о выходе НКАО из состава Азербайджана, т. е. по сути дела проводился своеобразный никем не контролируемый референдум? Почему КГБ, МВД и партийные органы ничего не делали накануне 20 февраля 1988 г.? Почему органы правопорядка не только не предотвратили, но и не пресекли сумгаитский погром в самом начале?
Это означает только одно - подобное развитие событий соответствовало чьим - то интересам в Кремле.
