Утром же из пещеры вылез Фрумас и отправился домой. И, полежав в собственной кровати всего лишь минуту, он, может быть, в тысячный раз проснулся, предвкушая глазычницу и первый десяток мыльных пузырей.
Может быть, в стотысячный раз он позавтракал, а потом славно поработал. Когда же наступил вечер, он поехал на охоту и, опять не убив Кряла, уполз в кусты. А утром Крял отправился домой и, может быть, в миллионный раз проснулся в собственной постели, уже предвкушая вечернюю охоту…
И если некоторое время наблюдать эту карусель со стороны, то становится совершенно ясно, что Крял и Фрумас – представители двух разумных рас, каждая из которых разумна, только когда светит одно из солнц.
А виновата в этом эволюция, которой случалось выкидывать штуки и похлеще.
Но если бы кто–нибудь ночью пришел к дому, в котором поочередно живут Крял и Фрумас, он бы увидел странные вещи.
С наступлением темноты во всех его комнатах зажигается свет. И если прижать лицо к оконному стеклу и заглянуть внутрь дома, то можно увидеть комнату, в которой за столом сидит с десяток странных созданий. А если приложить ухо к замочной скважине, то можно услышать, как они, поглощая продукты Кряла и Фрумаса, весело смеются и поют песенки, ведут застольные беседы и рассказывают анекдоты.
Насытившись, они начинают веселиться и играть в странные игры. Тогда из дома доносятся топот и хлопки, звон посуды и громкие здравицы.
Но едва только на небе появляются первые робкие лучики одного из солнц, в доме наступает тишина.
На крыльцо выходит верное ружье. Оно торопится полюбоваться утренним небом. Следующими появляются собаки. Они шумно прощаются с верным ружьем, и одна из них обязательно говорит ему, чтобы оно не ошиблось и вечером, когда охотник заглянет в прицел, сделало все как надо. И тут на крыльце появляется конь и говорит, что вообще хорошо бы изловчиться и загипнотизировать этих двоих не на один день, а на целый месяц. Честное слово, утомительно каждый день скакать за добычей и возвращаться, неся одежду и шапочку с перышком птицы Хойхо. А все ради того, чтобы охотник посмотрел в прицел.
Ружье, конечно же, важно кивает и обещает постараться и когда–нибудь сделать так, чтобы гипноз действовал целый месяц. Но пока…
И они начинают расходиться.
Конь становится в стойло. Собаки уходят на псарню. А ружье остается на крыльце одно и некоторое время смотрит на дорогу, по которой должен прийти Крял или Фрумас, черными, пронзительными глазами. И нет в них радости, одна тоска. Почему так случается именно по утрам, ружье не знает. Правда, оно знает причину тоски. Дело в том, что ему хочется выстрелить. Ну хоть когда–нибудь. Всего лишь раз.
А время идет. И вот–вот должен появиться Крял или Фрумас.
Ружье вздыхает и уходит с крыльца, аккуратно закрыв за собой дверь. В комнате оно подходит к стене, в которую вбит гвоздь, и, прежде чем на него повеситься, снова вздыхает и думает, что когда–нибудь все же выстрелит. Обязательно… Может быть, даже завтра…
Новичок
Планета представляла из себя огромную свалку. Ни одного свободного метра. Гигантские разноцветные квадраты перемешаны с какими–то странными многолепестковыми конструкциями, и промежутки между ними засыпаны более мелкими и невероятно разнообразными по форме и расцветке предметами. В глазах рябило от пестроты, сливавшейся к горизонту в радужное марево.
– Ну ладно, – сказал Лак. – Ты – налево, я – направо… Беда с вами, новичками. Всегда вы бросаетесь на какую–нибудь яркую и абсолютно ненужную дрянь. А ценные вещи обходите стороной… Эх, ну ладно, значит, решили: ты – налево, я – направо. Помни, хороший утильмен без добычи не возвращается!
Андрей пожал плечами и свернул налево.
Пусть ворчит. Где ему понять… Он же ничего не видел, кроме своей свалки. Родился здесь, здесь и умрет. А я помню Землю.
Зря я катапультировался. Лучше сгореть с кораблем, чем всю жизнь копаться в отходах. Родители Лака и прочих утильменов тоже когда–то катапультировались. А для Лака это уже родной мир. И выбраться невозможно. Планету посещают только мусоровозы–автоматы. Появятся, зависнут на большой высоте, сбросят груз отходов и, протяжно пискнув, исчезают в пространстве.
Что–то хрустнуло, он споткнулся и, обрушивая целые пласты мусора, покатился вниз, больно ударяясь о какие–то твердые предметы, лелея в душе всего одну надежду – не сломать шею.
Хватит отвлекаться. Надо отрабатывать хлеб насущный.
Он подобрал наудачу какую–то длинную, с широким раструбом на конце, штуковину. Бластер. Но от кого здесь защищаться?
Бластер шлепнулся обратно.
А это что? Объемный телевизор! Но ведь здесь нет телестанции. А это? Бог мой, универсальная отмычка! Но какие двери ею открывать?
Он увлекся. Перебирал эти «сокровища», пытался придумать им какое–то применение. И не мог.
А потом неожиданно увидел перед собой полузасыпанный пачками каких–то таблеток люк. Он нажал кнопку, и люк распахнулся…
– Лак! Лак! Я нашел! Я такое нашел!
– Что? Конечно же, какую–нибудь дрянь?
– Дрянь? Космический корабль!
– Ну и что?
– Как что? Теперь мы сможем улететь. Он в исправности. Запаса топлива хватит на два световых года. Сел и – ух… Больше нам не придется копаться в мусоре!
– Ну и болван. Два световых года! Куда ты полетишь? До ближайшей, не засыпанной мусором планеты расстояние в два раза больше, чем ты сможешь пролететь в своем идиотском корабле.
– Неужели это так?
– Да, это так. Вечно эти новички никак не могут уразуметь, что надо искать действительно полезное и нужное. Бери пример с меня. Вот моим находкам стоит позавидовать. Смотри…
Лак показал грязную пачку, из которой выглядывали три сигареты, а также полусплюснутую банку тушенки.
Метаморфозы
С наступлением ночи дом убрал все балконы и увеличил высоту чугунной ограды до трех метров.
Человек сидел у камина, потягивая пунш, грея ноги и рассеянно наблюдая, как вместо горки с фамильным серебром возникает книжный шкаф, заполненный толстенными фолиантами.
Сделав последний глоток, он поставил стакан.
В этот момент вылетели стекла, и в окна хлынула вода. Рассеянно подумав о том, что наводнения не случалось уже две недели, он вскарабкался на огромный деревянный стол и устроился поудобнее.
Естественно, его унесло в открытое море. Девять дней он питался сырой рыбой, которую вылавливал руками, и пил морскую воду. На десятый день – превратился в женщину, длинноногую блондинку с шестью пальцами на левой руке.
На одиннадцатый день показался остров. К вечеру блондинка ступила на прибрежный песок и устало побрела к светившемуся неподалеку окну своего дома, который за это время приобрел обличье деревянной избушки. Когда она открыла дверь и вошла, топилась печь, горела керосиновая лампа, на столе стоял ужин. Плотно поев, она уснула.
За ночь остров превратился в материк. К утру возле дома кипело сражение.
