Глава 8
Клинок мелькнул рядом с моим лицом, в паре сантиметров от защитной маски. Второй выпад Ильи Лоаньева, моего учителя фехтования, с трудом, но удалось парировать.
'Вот засада, день начался неудачно! — с неприятным удивлением подумал я, уходя в глухую защиту'.
— Атакуйте! — спустя полминуты безуспешных атак отойдя на пару шагов, пригласил тот, опуская шпагу, отдавая инициативу в мои руки.
Я стоял в защитной стойке: убрав правую руку за спину и направив острие сабли в горло противника. Из подобной стойки удобно защищаться и контратаковать, поэтому, не заставляя учителя ждать, начинаю медленно приближаться к нему.
Укол, отход, блок! Вновь укол, блок…
Атака завязла в вязком плетении защиты. Вновь пытаюсь осторожно прощупать его, завязать шпагу оппонента, но, увы, не уследил и едва не пропустил укол, нацеленный в грудь. Отскок! Блок, прикрываю плечо, грудь и вновь плечо. Смещаюсь вправо, намереваясь контратаковать, но, проделав маневр слишком медленно не успел среагировать на очередную атаку учителя. Шпага коснулась кожаной кирасы с правого бока.
— Вы убиты, Ваше Величество, — с улыбкой заметил Илья, снимая металлическую маску.
По его лицу катились капли пота, но глаза выражали искреннюю радость удовлетворения, а может и упоения прошедшим боем.
— В третий раз за утро, уважаемый, — дополнил я, потирая саднящий бок.
— В четвертый раз. Вы забыли об уколе в левое бедро.
— Укол был не смертелен.
— Но крайне неприятен и болезнен, а значит в конечном итоге смертелен.
— Ваша правда, — согласился я с учителем.
— Сегодня вы очень невнимательны, — укоризненно заметил Лоаньев, недовольно покачав головой.
— Думаю на сегодня достаточно, — вытираясь полотенцем, сказал я учителю, после чего налил в бокалы разбавленного вина, протянул один Илье, другой пригубил сам.
— Как изволите, — поклонился он.
Вино мы выпили в тишине, иногда правда со стороны ворот Кремля доносились приглушенные расстоянием голоса зевак, бродящих по красной площади. Илья Лоаньев, один из лучших фехтовальщиков в армии. Уже больше года как он был переведен в лейб-гвардию из Семеновского полка. И я должен заметить, что слава Ильи была нисколько не приукрашена, он впрямь оказался отличным рубакой, не в пример сильнее моего первого учителя Оливера.
По установившемуся правилу в лейб-гвардию набирали исключительно дворян и боярских детей, да к тому же каждый вновь прибывший вне зависимости от того, какое звание он носил в армии, начинал в чине рядового, правда, сохраняя армейский чин. Поэтому, поднимаясь в гвардии в чине, каждый автоматически поднимался и в армейском чине, на ступень, а то и две. Так что, уйдя под руку капитана Нарушкина в чине поручика, Илья стал рядовым, но за время службы смог подняться до капрала. Немалое достижение, между прочим.
— Завтра в то же время, — пожав руку учителю, я ослабил ремни кожаной кирасы и сбросил ее наземь. Слуги приберут и почистят.
Плата Илье, как и всем лейб-гвардейцам шла в двойном размере от армейской, кроме того, за наши занятия он получал отдельное жалованье. Экономить на своем здоровье я точно не собираюсь. Да и почти каждодневные утренние разминки способствуют укреплению тела и что самое важно, закаляют, дух, особенно в моменты наибольшей лености.
— Вам надо внимательнее смотреть за тем как вы контратакуете, Ваше Величество, — ставя бокал на столик во дворе, сказал Илья.
— Если во второй руке пистолет или кинжал, то контратака всегда удачна и почти всегда фатальна для противника, — улыбнулся я.
— Однако сейчас в правой руке ничего не было.
На этот выпад учителя, который был старше меня на десяток лет, я отвечать не стал. Он прав и с этим не поспоришь. Мне оставалось лишь неопределенно пожать плечами. Уж что- что, а столь мелочные поражения отрицать глупо. Илья улыбнулся и неторопливым шагом пошел в казарму, построенную прямо на территории Кремля, возле стен.
Ну а я пошел проведать Оленьку с царевичем. По дороге вспомнился один весьма странный, а главное настораживающий эпизод из жизни отрядов 'волчат'. В ту пору один из рейдов проходил под Псковом.
С давних пор псковичи отличались непокорным нравом, впрочем, до новгородцев им было далеко. И те и другие стремились к независимости, восстания в этой стороне случались с завидной регулярностью. Последний раз чуть больше полувека назад, но непокорных быстро усмирили: жестоко и показательно.
Хотя люди, живущие здесь, были добродушными и приветливыми, но близкое соседство с Речью Посполитой привносило 'гнилостный аромат' католической ереси, которую охотно проповедовали одинокие
