обманывать там не обманывают, счастливчики, что выигрывают десятки, сотни рублей имеются.
— Чего изволят господа? — сладким приторным голосом спросил трактирщик, ища взглядом полового [8]Яшку.
— Щей, каши и хлеба со сбитнем, если есть молоко, то пару кувшинов принеси, — по- военному коротко ответил сержант.
— Может пивка холодненького? — заискивающе спросил трактирщик, не надеясь на то, что молодой командир согласиться.
Ярослав подумал, как лучше ответить, так чтобы потом без лишних слов перейти к действительно важному делу.
— Вместо молока неси, — наконец сказал он. В ладони у сержанта появилась серебряный талер, до сих пор ценящийся среди торгового люда. — Если найдешь знающего языки человечка, то к нему добавится второй.
Больше ничего, не говоря Ярослав, положил монету пред трактирщиком и пошел вместе с остальными волчатами к ближайшему столу. Опомнившись, хозяин метнулся к двери за спиной и прокричал нечто нечленораздельное, видимо командовал кем-то, причем на каком-то оригинальном наречии.
Через пять минут перед голодными 'волчатами' появились плошки со щами и парой буханок свежевыпеченного хлеба. Дымящуюся гречневую кашу с кусочками мяса принесли чуть позже, вместе с пивом. Половой успел по просьбе Ярослава отнести снедь на улицу, Мишке Шилову.
Спустя четверть часа витязи сидели с довольными лицами и лениво потягивали холодное густое пиво. Самого трактирщика в зале не было, вместо него бегал шустрый Яшка. Хозяин лично пошел звать грамотея. Ярослав думал о том, что ему самому не помешало бы выучить пару языков, как и остальным витязям в отрядах, ведь случись что-нибудь секретное найти, то стороннего человека к переводу привлечь нельзя: убить придется или в 'холодную' посадить.
'Вернемся на базу, обязательно рапорт куратору напишу, — решил сержант после обдумывания'.
Дверь в трактир отворилась, в нее вошел ссутулившийся под грузом накопленных за долгие годы зубрежки человек. Из- под парика у него торчали седые жиденькие волосы, да и сам парик был столь древний, что носить его мог только бедный и неряшливый человек или безумный фанатик, не обращающий внимания на внешний вид.
Лицо сутулого походило на сморщенное печеное яблоко, такое же желтоватое, изъеденное морщинистыми рытвинами, среди которых затерялись серые с блеклыми искорками зелени глаза. Первое что приходило на ум, взглянув на него, что следует держаться подальше от этого типа. Витязи, привыкшие к тяжелым солдатским будням и то бросали на вошедшего недовольные взгляды. Стоило сутулому подойти к столику 'волчат', как за стойкой появился услужливый хозяин.
— Сиятельные господа, позвольте представить вам, архивариуса Клода Зизикуса, — улыбка на лице трактирщика вышла какой-то глуповатой. Мол, сам знаю, что человечек дрянной, но лучше ничего найти не смог.
— Архивариуса говоришь? — протянул с сомнением Ярослав.
— Бывшего архивариуса, — тихо добавил трактирщик.
— Если он поможет нам, то я выполню условие нашего договора, но если нет, то не обессудь, уважаемый, — сержант договаривать не стал, лишь развел руками в стороны. — Вы сколькими языками владеете?
Сразу же перешел к главному вопросу командир 'волчат' подходя к склонившемуся Клоду едва ли не вплотную. Посмотрев на Климова снизу вверх, Зизикус робко ответил:
— На семи изъясняюсь и пишу, еще на трех могу разговаривать.
— Хорошо, думаю, вы нам подойдете. Сейчас вместе идем к телегам, где вы взглянете на одно письмо. Об остальном поговорим после, — сержант указал архивариусу на дверь, а сам достал из кармана серебряный талер и, не глядя, бросил в сторону трактирщика.
Ладонь хозяина 'Серебряной подковы' словно кобра выстрелила вперед: монета скрылась в жилистом кулаке и тут же пропала в одном из кармашков кожаного передника. Сержант развернулся на каблуках и бодрым пружинистым шагом пошел к приоткрытой двери. Следом за командиром потянулись и его подчиненные, при этом, заняв место так, чтобы архивариус оказался между ними. Получилась символическая живая коробочка.
Дверь за молодыми безопасниками закрылась, и хозяин облегченно перевел дух. Ему не нравились вот такие молодые и принципиальные солдаты. Они еще не битые жизнью и не умеют ценить малое, хотят получить от Судьбы всё до последней капли.
Трактирщик оказался как никогда прав, витязи и впрямь старались взять у жесткого мира все его блага, но не для себя – для Отечества.
В детской я пробыл всего ничего – чуть больше часа. Веселый карапуз то и дело пытался ухватить меня за ногу и куда-то отвести, но стоило мне встать, чтобы пойти вместе с ним он хмурился и садился на попу. Мол, негоже настоящему мужчине, пусть и в столь раннем возрасте искать легких путей. В итоге я садился в кресло рядом с царицей, а малыш вновь начинал упорно дергать меня за ногу.
Забавно наблюдать за детьми, такими маленькими и родными кровинками, своей частицей. Глядишь и думаешь: 'неужели я был таким же?', не захочешь, а задумаешься над тем, как быстро летит время. Хотя мне то, что о нем думать, недавно минуло четверть века, так чего мандражировать? Ан нет, противные мысли- муравьи настойчиво лезут и лезут до тех пор, пока не пришибешь их тапком- решением.
— Ярославушке пора спать, милый, — нежно сказала Оля, беря царевича на руки.
— И мне пора, итак пару дней даю себе послабление, — погладив ребенка по жиденьким русым волосам я вышел из детской.
Удивительное дело, но стоит мне выйти из спальни или вот как сейчас детской и тут же словно из- под земли появляются министры или на худой конец кто-нибудь из царских советников. К примеру, сейчас ко мне едва ли не бегом направлялся вице-канцлер Шафиров, а позади него маячил, глава фискальной службы Нестеров, то и дело теребящий в руках потертый кожаный планшет (офицерская набедренная сумка, носится через плечо, имеет стандартный размер и жесткий каркас).
— Ваше Величество! — за дюжину метров до меня чуть громче, чем следовало, сказал запыхавшийся Петр Павлович Шафиров.
'Что же заставило его бегать? На моей памяти такого видеть не приходилось, — удивился я мысленно, глядя на бисеринки пота на лице вице-канцлера'.
— Я вас слушаю, Петр Павлович, — не останавливаясь, сказал я ему.
Шафирову ничего другого не оставалось, как только пойти чуть позади меня. Он то и дело порывался что-то сказать, но видимо не знал с чего начать, поэтому казалось, будто он слегка дергается, как ребенок, которому предложили выбор: пряник или деревянный меч. вице-канцлер молчал до тех пор, пока мы не вошли в мой кабинет, в приемной остался Нестеров и пара лейб-гвардейцев.
— Так что вы хотели сказать?
— Пришла депеша от резидента.
— И?
— В ней говорится, что саксонский карфюстр встречался с цесарским послом.
— Это столь необычно? — удивился я.
Весть конечно важная, но не архиважная, Саксония все-таки часть Римской империи, мало ли какие вопросы они при встрече решали.
— Нет, если не считать того, что через пару дней от Августа отбыл гонец в Вену, однако письмо он вез не императору, — озабоченно сказал вице-канцлер, протирая лоб кружевным платком.
— Так кому? Петр Павлович да не тяните вы, что я каждое слово, будто клещами вытаскиваю! — нахмурился я.
— Извините, Ваше Величество больше не повторится. Резидент опоил гонца на полпути и выяснил, что письмо предназначается не кому-то из придворных, а одному купцу.
