Дроздово поле, или Ваня Житный на войне

дескать, не знает он, чье это ужасное изобретение, но видел, как шиптары серборез применяли. С ним, до Березая-то, сидел пленный сербский воин и… И вот приехал в село к шиптарам какой-то их главный, и нас вытащили из зиндана. Парня этого первым в круг вытолкнули и… нет, не могу рассказывать, извини…

После, поглядев на беспечное солнышко и весенние горы, Боян Югович уже во весь голос спросил у девочки, знает ли она песню про красотку Яну? Девчурка помотала головой отрицательно, дескать, зато она знает английскую поздравительную песенку, и пропела: «Happy birthday to you, happy birthday to you, happy birthday to Yahna, Happy birthday to you!»

— Понятно, — кивнул Югович, одернул свой затрапезный свитер и спросил, хочет ли она послушать про красотку Яну. Девочка кивнула, и Боян запел:

«Отдашь, отдашь ли горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам в турецкую веру!»
Руки по локоть ему отрубили,
Снова о том же спрашивать стали:
«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам в турецкую веру!»
Обе ноги ему отрубили,
Снова о том же спрашивать стали:
«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,
Красотку Яну в турецкую веру?»
«Эй, воевода, голову дам вам,
Яну не дам вам в турецкую веру!»
Тогда Йово выдрали очи,
Спрашивать больше его не стали.
Схватили турки красотку Яну
И посадили на вороного,
Угнать решили полем-низиной,
Полем-низиной в село к татарам.
Яна Йовану тихо сказала:
«Прощай, Йован мой, брат мой родимый!»
«Будь же здорова, сестрица Яна!
Нет глаз у Йово, чтобы взглянул он,
Нет рук у Йово, чтоб мог обнять он,
Нет ног у Йово, чтоб проводил он!»

Тихо стало в грузовике «Застава». И крикнула Яна Божич: дескать, нету у меня родимого брата, только вот этот Йово — и вцепилась в Ваню. Но, мол, никогда Яна не пойдет в турецкую веру, пускай мне лучше руки-ноги поотрубают, как Йовану, и глаза выдерут!

И соловейко, обращаясь к жаворлёночку, просвистал со Златыгоркина плеча:

— Коршун меня подери! А ведь ты прав: эта Сопля — самая настоящая вила и есть!

Глава 14 Бомба-букварь и надувные игрушки

И вот на развилке остановились — и все, кроме шиптарицы, покинули машину. Драган спешил в Приштину, а то, дескать, уйдут все из штаба-то, и что он с этой стервой шиптарской делать будет?! А путешественники, посовещавшись, решили отправиться в Грачаницу. Боян Югович всех уговорил, мол, посмотрим фрески, не пожалеете…

Златыгорка нагнулась и грузовичок в фары расцеловала, похлопала по бамперу, дескать, ну что ж, прощай, хорошая «Застава»! Ваня Житный засмеялся:

— Посестрима милая, то ж не олень и не конь — машина!

А Драган, горячась, стал говорить: нет-нет, дескать, она права Златыгорка-то — это не просто машина! Всем грузовикам грузовик! Мотор ни разу не заглох во время погони! Ни один человек в нем еще не был убит, все пули грузовик в себя старался принять! Только вон Явора не уберег — и то ведь ранило его, не убило! Это настоящий боевой товарищ, не просто машина! И, покосившись на цыганку, добавил:

— И нечего на грузовик наговоры наговаривать…

А Шишок спросил, сколь «Заставе» лет. Водитель ответил:

— Пятнадцать.

Ваня подумал: «Мы ровесники».

А домовик сказал:

— На самом деле средняя продолжительность жизни лошади и автомобиля одна и та же: пятнадцать лет… Так что…

— Не-ет, он еще протянет, рано его списывать на металлолом, — качал головой Драган. Потом пожал всем руки, Златыгоркину же никак не хотел выпускать, а деликатная вила не решалась ручку выдернуть.

И вот, длинно сигналя, грузовик поехал прочь по темной асфальтовой дороге, пролегшей средь зеленых взгорий, а они, пока слышался гудок «Заставы», все не трогались с места, руками махали и крыльями. Ваня, на всякий случай, принялся заговор читать на добрый путь, но не успел мальчик произнести оберегающих слов до конца, как вдруг увидел, что Шишок лицо к небу поднял и выругался, дескать, это что еще за шутки: днем — бомбардировщик?! И тут, заметив промельк над деревьями, калики перехожие услышали страшный взрыв, от которого внутренности сотряслись: и вот показались клубы желтого дыма там, над холмом, куда уехал автомобиль.

Переглянулись — и с криками помчались вперед, но догнали только обломки грузовика «Застава», раскиданные по всей дороге и дальним обочинам.

На чудом сохранившемся уголке ветрового стекла в рамке оплавленного буро-зеленого железа, засаженного в ствол придорожной осины, сидели всех опередившие птицы. Ясно читался остаток охристой росписи Медведя: «…ведь». Тел не нашли: только две руки — серба и шиптарицы оказались почему-то крепко сплетены в смертельном рукопожатии. Березай подбежал к осинке и осторожно выдернул кусочек кабины, поранивший деревце. А Шишок забрал у него частичку погибшей «Заставы» и сунул в вещмешок.

Молча свернули на свою дорогу, но не прошли и километра, как вдруг жаворлёночек, улетевший в сторону, закричал, крылышками захлопал:

— Ой, тут какая-то книга стоит, воткнутая в землю, уж не словарь ли какой? Вон на обложке что-то написано…

Заинтересовавшаяся корова Росица вскачь понеслась к птаху. А соловейко, раньше нее подлетевший к жаворонковой книге, просвистал:

— Никакая это не книга, это железное яйцо, небось, ястребица снесла!

И Шишок заорал всем, кто побежал к интересному предмету:

— Всем стоять! Оставайтесь на местах! Счас я сам проверю, что там за книги такие на полках- пригорках расставлены…