Глава V
Уходя с набережной, Алида бросила взгляд на море: шлюпка, в которой сидел Лудлов, к величайшему неудовольствию альдермана, продолжала приближаться к земле.
Высоты острова Штатов были покрыты в то время группами тощих деревьев, сквозь которые по всем направлениям вились тропинки. С несвойственной ему живостью альдерман вел своих гостей.
— Облака и рощи! — вскричал он; с целью помешать капитану Лудлову итти по их следам, альдерман беспрестанно сворачивал с тропинки на тропинку. — Как приятны эти молодые дубки и зеленые сосенки в жаркое июньское утро. В Луст-ин-Русте, патрон, в придачу к этому мы будем любоваться видом гор. Нас будет освежать морской ветерок; Алида, надеюсь, согласится, что один глоток этого элексира будет куда полезнее для ее розовых щечек, чем все ухищрения, французской кухни, созданной на пагубу человека.
— Если то место так же изменилось, как и эта дорога к нему, то не решаюсь высказать свое мнение, — отвечала молодая девушка, украдкой бросая взгляд в сторону моря.
— О, женщины, суета — вот имя ваше! А нам в тысячу раз приятнее находиться вот в этаком лесу, чем бродить по морскому берегу. Умный человек должен избегать соленой воды и всего, что на ней находится. Исключение должно быть сделано только для того, что служит к уменьшению расходов по перевозке товаров и способствует развитию торговли. Ты еще поблагодаришь меня, племянница, когда приедешь в Луст-ин-Руст такой же свежей, как голландский тюльпан, покрытый росою.
— Чтобы походить на тюльпан, дядя, надо согласиться итти с завязанными глазами. Однако, оставим этот разговор. Франсуа, — прибавила Алида по-французски, — пожалуйста, возьмите эту книгу, держите ее крепче — в ней находятся листки бумаги. Несмотря на лесную прохладу, мне хочется обмахиваться.
Слуга поспешил исполнить приказание своей молодой хозяйки, предупреждая запоздалую любезность патрона.
— Господин Франсуа, — бесцеремонно прервал альдерман, сделав знак остальным членам компании продолжать свой путь, — мне надо сказать вам наедине пару слов. Надеюсь, что такой преданный слуга, как вы, даст мне чистосердечный совет. Я всегда думал, что после Англии и Голландии, двух великих торговых наций, которым я отдаю естественное предпочтение, как родным мне по крови, — Франция все- таки прекрасная страна. Я думаю, Франсуа, что после смерти моего покойного брата вас удержало здесь отвращение к океану.
— И привязанность к барышне, если позволите.
— В этом нет ни малейшего сомнения, дружище. Ах, старина! Алида свежа, как роза, добра и отзывчива. Жаль только, что она немножко упряма, — недостаток, без сомнения, унаследованный от ее предков — нормандцев. Франсуа, вы человек светский, — продолжал альдерман. — Как по-вашему: подобает ли такой девушке, как Алида, броситься на шею человека, у которого нет другого убежища, кроме корабля?
— Конечно, сударь, барышня слишком нежна для того, чтобы проводить всю свою жизнь на корабле.
— Быть обязанной следовать повсюду за мужем посреди пиратов и контрабандистов, в хорошую и дурную погоду, в холод и жар, и в дождь… Соленая вода, солонина, бури, штиль… бр… И все это благодаря поспешному решению неопытной юности!
При этих словах альдермана лицо слуги изобразило такое мучительное страдание, точно он готов был подвергнуться морской болезни.
— Чорт возьми, это ужасно! Но мадемуазель Алида выберет мужа на твердой земле!
— Если бы сбережения одного известного мне человека перевести на металлические деньги да присоединить сюда приданое моей племянницы, то все это составило бы в итоге такую сумму, от которой мог бы затонуть корабль. К тому же и я, надеюсь, вспомню о племяннице, когда буду готовиться покинуть эту жизнь.
— Так как отец мадемуазель уже умер, то беру на себя смелость поблагодарить вас.
— В женщинах сидит дух противоречия. Часто они находят удовольствие делать то, чего бы им не следовало. Люди благоразумные знают, что подарок и ласковое слово делают их столь же послушными, как хорошо дрессированных лошадей.
— Господин альдерман — знаток женщин, — заметил, смеясь, слуга.
— Не правда ли, дружище, ван-Стаатс де-Киндергук вполне подходящий муж для нашей Алиды?
— Барышне нравится живость, а господину патрону ее-то, кажется, и недостает.
— Лучшего мужа и подыскать нельзя. Тс! Я слышу шаги! За нами кто-то идет, — вероятно, это капитан Лудлов. Покажите-ка ему, как может провести моряка француз. Идите медленнее, старайтесь увлечь его на ложный путь, пока он не скроется в тумане. Тогда спешите скорей к дубу, который растет на мысе. Там мы будем ждать вас.
Польщенный этим поручением, убежденный сверх того, что это послужит к счастью барышни, — слуга замедлил шаги и скоро потерял из виду альдермана. Он постарался придать лицу равнодушный вид человека, который гуляет по лесу с единственной целью подышать чистым воздухом. Чтобы приближавшийся, как он думал, капитан Лудлов не прошел мимо него, старик принялся громко насвистывать какую-то французскую арию. Шум шагов раздался совсем близко, и, наконец, перед французом очутился моряк в индийской шали. Разочарование было взаимное. От неожиданности весь план действий совершенно спутался в голове старика. Моряк же скоро оправился от изумления.
— Что новенького в вашем плавании по этому лесному морю, господин Вымпел? — спросил эксцентричный моряк, убедившись, что вблизи нет никого постороннего. — Не правда ли, это плавание менее опасно, чем на периаге? На какой широте и долготе вы расстались с обществом?
— Я гуляю по лесу для своего удовольствия и иду… Чорт возьми! — прервал сам себя француз, очевидно, не выдержавший своей роли. — Я иду к своей госпоже, а тем, кто так любит море, можно бы и совсем не появляться в лесу.
— Недурно сказано, старичина! Как! Вы оказываетесь еще и ученым? Может-быть, в этой книжке говорится, как крепить паруса?
Говоря это, моряк без церемонии взял книгу из рук француза.
— Нет, сударь, она учит затрагивать сердце человеческое, — торжественно произнес слуга. — Это Сид, сударь! Если вы хотите познакомиться с истинной поэзией, читайте эту книгу, господин моряк.
— А, вижу: это книга законов, где каждый может высказывать свои бредни. Возвращаю ее вам обратно и в придачу ваши восторженные чувства. Однако, как ни умен ее автор, думаю, не все, что содержится в этой книге, принадлежит его перу.
— Не весь Сид написан Корнелем![16] — с негодованием воскликнул Франсуа. — Извините, сударь, Корнель написал еще много таких же книг во славу прекрасной Франции!
— Я хочу сказать, что если этот джентльмен действительно написал все, что заключается в этой книге, и все это так же красиво, как вы желаете убедить меня, необразованного моряка, то зачем же тогда не все листы отпечатаны?
— Отпечатаны! — повторил с изумлением француз, невольным движением раскрывая книгу. — Ах, это, без сомнения, одно из писем мадемуазель Алиды!
— Будьте вперед осторожнее, — сказал моряк, — а теперь счастливого путешествия, господин Вымпел! Надеюсь еще встретиться с вами до своего отъезда.
— Прощайте, сударь! — отвечал с церемонным поклоном француз. — Если мы должны встретиться только на море, то, значит, мы не встретимся никогда. А все-таки, сударь, далеко вашему Шекспиру до Корнеля, — прибавил он, но незнакомец уже исчез за деревьями.
Вполне довольный тем, что он отстоял честь Франции, старик побрел к дубу, бережно держа томик сочинений знаменитого писателя.
Главной связью между бухтами Раритона и Йорка является пролив, называемый Нароузом. При входе в, него берег острова Штатов повышается, образуя нависший над водою мыс. С вершины мыса открывается обширный вид на остров и город и даже на открытый океан. Мыс этот был пустынным. Вершину его украшал
