– Не будем? Как сказать… Тут дело тонкое. Понимаете, печень – это вещественное доказательство, часть тела. А когда есть тело – есть и дело, которое теперь можно будет закрыть… Народ надо успокоить, а то газеты расшумелись, что дело это политическое. Нет, нормальная уголовщина… Вы же сами видите! Да и семья покойного наконец успокоится – лучше уж горькая определенность, чем сплошное неведение. Думаю, что родственники кандидата хотели бы и могилку иметь, так что, вполне возможно, они потребуют от вас вернуть печень для захоронения… Видите, как вы влипли. Можно сказать – со всех сторон влипли!
– Постойте, – я внимательно посмотрел в глаза моему собеседнику. – Так, значит, вы все знали заранее, знали, куда и зачем повезут этого человека?
– Лично я? Нет, я занимаюсь только внешним отслеживанием внутренних органов. Из Польши и дальше. Ну а мои коллеги, конечно, кое-что знали. Но мы ведь не милиция, в наши обязанности входит лишь сбор конкретной информации и использование ее в экстремальных случаях. Если б вам, например, пересадили бы в Германии печень Куприненко Степана Захаровича – был такой лесник в Карпатах, вы бы сидели себе сейчас спокойно дома и пили бы с женой чай. Но печень Куприненко пересадили другому господину, немецкому профессору из Кельна. Печень Куприненко была получше вашей новой. Но и дороже. А так как вы получили печень с, так сказать, политической окраской, то тут уж ничего не поделаешь… Ну ладно, вам скоро ужин принесут, а мне домой пора. Всего доброго и до завтра!
Я опять остался один в стерильной тишине комнаты без единого окна. Мое самочувствие внезапно ухудшилось. Немного болела голова, и как-то отчетливо ощущалась печень. Нет, она не болела, но словно резко прибавила в весе и в размере – я ее ощущал, как что-то инородное, что-то чужое, от чего надо было срочно избавиться… Я поднялся с кресла и прилег на стоявший рядом диван с велюровой обивкой. Стало легче.
Через пару часов уже другая стюардесса принесла мне поднос с «авиаобедом», точно таким же, как и прежний. И снова минут через пятнадцать принесла и оставила мне небольшой термос с крепким кофе.
«Кандидат очень любил кофе», – вспомнил я и потрогал свою новую печень, историю которой я уже подробно знал.
Несмотря на крайне неудобный диван, спал я хорошо и крепко. Но, уже проснувшись, снова почувствовал себя неважно. Поднялся, пересел в кресло и посмотрел на часы. Часы стояли – я не поверил своим глазам! Новые швейцарские часы, подарок моих немецких друзей, с десятилетним гарантийным сроком и микробатарейкой на пять лет, остановились, замерли на прошедшей полуночи. Гарантийный талон с инструкцией лежали в моей сумке, и я автоматически полез туда, вытащил элегантную, больше по стилю подходившую к какому-нибудь колье с бриллиантами, коробочку из-под часов. Взял в руки инструкцию, подробную и многоязыкую. Стал искать английский вариант, и вдруг, к своему удивлению, заметил столбец кириллицы. Шрифт был слишком бисерным для освещения этой комнаты. Я приблизил инструкцию к глазам. «Последнее достижение швейцарской часовой мысли», «следуя многовековым традициям часовых мастеров», «самое удачное сочетание последних достижений науки и современного дизайна…» Инструкция больше походила на рекламный текст, и я уже хотел было сунуть ее обратно в роскошную коробочку, но тут внизу столбца увидел красный восклицательный знак, отодвинувший один абзац вправо.
«Предупреждение! – прочитал я. – Ваши новые часы, кроме всех выше перечисленных функций, обладают еще одним важным качеством: они способны сигнализировать вам о возможной опасности для вашего здоровья. В случае вашего приближения к опасным для здоровья местам (высокий уровень радиации, загрязненность воздуха и др.) часы немедленно останавливаются. В этом случае вам следует немедленно (как показано на рисунке 5) включить функцию экологического компаса, и тогда минутная стрелка укажет вам направление, обратное источнику опасности. После того как вы покинули пределы опасной для здоровья зоны, часы автоматически восстанавливают время и ход.
БЕРЕГИТЕ ВАШЕ ЗДОРОВЬЕ, ЧАЩЕ СМОТРИТЕ НА ЧАСЫ!»
Теперь я понял смысл этого подарка. От нечего делать я внимательно изучил рисунок номер пять и включил функцию экологического компаса. Минутная стрелка неуверенно прошлась по кругу, а когда я поднес часы циферблатом к лицу – стрелка ткнулась в небо и так застыла. Я понял, что часы работают. Они просто не показывают время.
Вскоре высокая стюардесса лет тридцати пяти принесла мне авиазавтрак и новый термос с кофе.
– Вы не скажете, который час? – спросил я.
– Полдесятого. Приятного аппетита, – ровным голосом произнесла она.
И вышла.
Уже с некоторой долей брезгливости я распаковал пластиковую тарелочку с теплым фасолевым пюре и двумя сморщенными сосисками. Съев свой одноразовый завтрак, налил в пластмассовую чашечку кофе из термоса. И тут же мне в нос ударил сильнейший кофейный аромат. Этот кофе был намного крепче вчерашнего. Я представил себе, насколько он может быть вреден для здоровья, для моей новой печени. Но одновременно возникла прежде мне неизвестная «кофейная» жажда, и я легко опустошил весь термос, насчитав в нем четыре с половиной чашки.
После этого внутри себя я ощутил движение жидкости. И не то, чтобы не было этого раньше, но сейчас происходило все как-то по-другому. Будто бы изменилось направление этого движения. И снова отдельной тяжестью я ощутил свою новую печень. Она словно бы специально хотела обратить на себя мое внимание.
«Наверное, – подумал я, – моим другим внутренним органам не очень уютно с новой печенью. Они должны к ней привыкнуть, может быть, даже как-то приспособиться… Но ничего, надеюсь, что сработаются…»
Открылась дверь, и в комнату вошел мой вчерашний собеседник.
– Здравствуйте, Андрей Юрьевич. Как спали?
Я кивнул в ответ.
Он прошел и сел в соседнее кресло.
– Как печень? – поинтересовался он.
– Ничего…
Он задумчиво кивнул.
– Да, – вздохнул, – вам не позавидуешь… Родственников кандидата уже поставили в известность. Дело движется к концу… Да, кстати, мой сын вас знает. Говорит, что бывал на ваших вечерах. Понравилось ему, говорит. Да ладно, вернемся к нашей истории. Собственно, вам уже все известно. Остается только сидеть и ждать решения, – он указал пальцем вверх, – касательно печени кандидата… Если вам интересно, могу вам еще одну историю рассказать, не про вас, не бойтесь… Совсем другую, но вам, как писателю, это тоже будет интересно…
В этот момент кто-то постучал в дверь. Мой собеседник выглянул на стук. Я услышал невнятный, но тревожный шепот. Дверь щелкнула, и я вновь остался один.
«Может, уже принято какое-то решение насчет моей печени?» – не без испуга подумал я.
Стерильная тишина раздражала. Мое вчерашнее самообладание покинуло меня.
«Нет, я не должен нервничать, – твердил я себе. – Ничего страшного не произойдет. Сейчас конец двадцатого века, а не кровавое средневековье…»
И тем не менее внутренняя нервная дрожь нарастала и превращалась в боль. Болело где-то в животе. Боль пускала волны, и я чувствовал их направление. Волны увеличивались в размере, и боль усиливалась. У меня внутри нарастала болевая буря. Но меня интересовало только одно – не связано ли это с моей новой печенью?
В какой-то момент болевая волна захлестнула меня с головой, и я потерял сознание.
Очнулся я в обычной больничной палате. Очнулся ненадолго.
И тут же услышал знакомый голос своего последнего собеседника.
– Извините, Андрей Юрьевич… Это вас по моей просьбе привели в сознание… Я тут одну вашу книжку купил. Детскую. Ничего, смешная. Подпишите на память…
Туман перед моими глазами немного рассеялся, и я увидел знакомое красноватое лицо.
– Подпишите! Меня зовут Тарас Белоненко…
