Ленин верил, что со временем в странах, где создаётся революционная ситуация, способные руководители сами собой выдвинутся из народа. Но Куусинен в конце 1924 года пришёл к выводу, что надежды эти не соответствуют действительности: способных коммунистов надо приглашать в Советский Союз, обучать руководству партией и посылать их потом обратно в свою или другую страну. Это было главное, что Куусинен понял в результате неудавшихся революций в Финляндии, Венгрии, Германии, Польше и Болгарии. Он считал, что хорошие руководители не могут появиться как по волшебству на пустом месте, их надо готовить в СССР из лучших людей, которых можно найти за границей! Не думаю, что один только Куусинен придерживался этого вполне верного взгляда. Незаметно, но очень настойчиво он добивался поддержки советского руководства.
В результате этой его работы в 1925 году в Москве открылась Ленинская школа[77], где приезжавшие из капиталистических стран молодые коммунисты обучались революционной деятельности. Эта закрытая секретная школа находилась на улице Кропоткина во дворце времён Екатерины Второй. Когда студентов стало больше, школа переехала в большее помещение. Со времени основания школы до 1939 года руководила ею госпожа Кирсанова [78], бывшая замужем за председателем контрольной комиссии партии Ярославским. В первые годы в школе были только русское и английское отделения, затем их стало десять, для разных национальностей. Обучение длилось от двух до четырёх лет, в программу входили истмат, история компартий, работа в партии, навыки нелегальной работы, порядок проведения революции, применение шифровки, другие предметы. Не знаю точно, сколько человек окончили школу, думаю, их было несколько сотен. Некоторые из них впоследствии заняли у себя дома высокие посты, например Энвер Ходжа в Албании[79]. Бывший ученик Ленинской школы Аксель Ларсен был известным политическим деятелем в Дании[80].
Сейчас вместо Ленинской школы существует другое учебное заведение [81]. В 1964 году я случайно услышала от одного молодого иностранца, что он учится в Москве в какой-то секретной школе. Что-то вроде политической, социальной академии, обучение длится пять лет, и учатся там только иностранцы. Обучение велось на русском и английском языках. Один мой знакомый сообщил мне даже адрес, я ходила проверять — там действительно находилась эта школа.
В подчинении Коминтерна был также Коммунистический университет трудящихся Востока[82], известный как университет Сунь Ятсена [83]. Москва имела виды и на Азию. В университете учили, как совершать революцию, представителей народов Азии, прежде всего китайцев. Директором была Мария Фрумкина [84]. Я с ней познакомилась много лет спустя в Лефортовской тюрьме.
Коминтерн издавал два журнала — «Коммунистический Интернационал» и «Инпрекорр». Первый журнал выходил нерегулярно, в основном в нём печатались теоретико-политические статьи, часто их писали руководители Коминтерна. В редколлегию журнала входили в разное время Зиновьев, Варга[85], Бухарин, Радек и Куусинен. Редакция находилась в Москве, а сам журнал печатался в Гамбурге на немецком, а часто и на других языках. Гамбург был выбран потому, что оттуда журнал легче было распространять по всему миру.
«Инпрекорр» печатался в 1920-х годах тоже в Гамбурге. Его главным редактором был Юлиус Альпари[86], венгерский коммунист. Он владел несколькими языками, был разносторонне образован. Альпари часто приезжал в Москву за материалами. В его издании печатались статьи о работе различных отделов Коминтерна и о деятельности крупнейших компартий мира, сообщения о пленумах, совещаниях, различные решения и резолюции. «Инпрекорр» предназначался для компартий различных стран и издавался на немецком, английском, испанском и французском языках. Редакция подчинялась Политическому секретариату Коминтерна. Позднее «Инпрекорр» стали издавать в Москве. Через него осуществлялась связь между компартиями. Думаю, материалы этого издания могут представлять интерес для научного исследования. Важно, однако, помнить, что из соображений секретности и пропаганды в журнале часто печатались дезориентирующие сведения, действительное положение дел предпочитали держать в тайне.
Коминтерном финансировался ещё один журнал — «World News and Views», хотя он и был печатным органом Института мировой экономики. Редактором был Евгений Варга. В нём публиковались статьи по вопросам экономики и политической пропаганды.
Эти издания поглощали немало средств. Вообще, большая часть коммунистической прессы мира хотя бы частично субсидировалась Коминтерном. И лишь немногие из руководителей знали, какие это были суммы, думаю — немалые.
Итак, третий конгресс Коминтерна принял подготовленный в 1921 году Куусиненом и одобренный накануне конгресса Лениным устав. Впоследствии устав этот действовал во всех компартиях мира. Важнейшим было положение о партийной ячейке — основной структурной единице партии. Ячейки должны быть в каждом учреждении и на каждом предприятии: в совхозе, колхозе, на заводе… В ячейку входит минимум три члена партии, а на заводах и в крупных учреждениях — сотни и тысячи человек. Ячейка избирает партсекретаря и бюро. Следующая ступень — райкомы, над ними — обком и так далее — до ЦК и Политбюро партии. Над ними только съезд. На каждой ступени — свой секретарь и свои органы руководства. Секретарь ячейки отвечает за деятельность своей организации и поддерживает связь с райкомом. Он обязан следить, чтобы члены ячейки регулярно участвовали в партсобраниях и платили членские взносы. За невыполнение исключали из партии, а это часто влекло за собой увольнение с работы. Коминтерн был в этом отношении чрезвычайно твёрд. Взносы составляли полпроцента от зарплаты. Иностранцы, работавшие в Коминтерне, платили взносы в своих партиях.
Рассказываю эти подробности, чтобы читателю легче было понять, как проходили собрания партячейки Коминтерна. Они проводились нерегулярно, лишь когда секретарь и различные комиссии ячейки считали это необходимым. Иногда ячейка собиралась раз в неделю. Так было, например, во время борьбы Троцкого со Сталиным. Собрание вёл секретарь, он зачитывал доклад, полученный из более высоких инстанций. Присутствующие могли задавать вопросы и даже дискутировать по поднятой проблеме, затем секретарь зачитывал резолюцию. Он получал её готовой из райкома. Резолюция, естественно, принималась единогласно.
Собрания проводились в клубе, в нижнем этаже здания Коминтерна. Приходилось часами сидеть на узких скамейках — и это после восьмичасового рабочего дня, когда все утомлены и мечтают только скорее попасть домой. Особенно мучились на этих собраниях иностранцы, не знавшие русского языка. Они едва сдерживали зевоту, но возразить не смели. Члены Исполкома на собрания не ходили, они были чересчур заняты. Собрания были унылые, однообразные, хотя в среде коминтерновцев, людей образованных, они могли бы быть более живыми.
Как же, наверное, скучали простые рабочие, слушая высокопарные доклады и не улавливая даже их смысла. В политике они не разбирались. Жизнь рабочих в других странах по этим докладам представала крайне неприглядной. Один докладчик как-то раз пожаловался мне, что ему трудно после доклада отвечать на вопросы рабочих: «Они мне просто не верят! А ответить по-своему я не имею права. Простого человека ведь политика не волнует, для него главное — продукты, одежда, квартира, размер зарплаты и возможность обучать своих детей!»
Кроме утомительных собраний ячейки и «чисток», служащим Коминтерна приходилось ходить на профсоюзные собрания. Собирались они, правда, реже, чем партийные. Вёл их тоже партсекретарь. Коминтерновцы были членами профсоюза работников культуры. Позднее он был, кажется, переименован.
Для читателя слово «чистка», скорее всего, обозначает сталинский террор, во время которого были уничтожены многие тысячи людей. Но существовали ещё и чистки в партии, когда исключали неблагонадёжных членов.
Чистки проводила собственная парторганизация. Контрольная комиссия назначала комиссию по чистке из членов ячейки. На собрании должны были присутствовать все, кроме Политического секретариата и членов Исполкома. Обычно собрания тянулись с шести вечера до полуночи. Недовольны были все — собрание было лишней нагрузкой после рабочего дня. Но особенно трудно приходилось «подсудимым». Они весь день нервничали, ожидая ужасного испытания.
