предательство. Ты же мой брат и… — произносит Амалия и делает паузу. Стиснув зубы, она все-таки заставляет себя сказать то, в чем, видимо, она давно собиралась признаться. — В общем, я подумала, если узнаю тебя поближе, наверняка окажется, что ты не так уж плох. Так что хорошо, что ты не погиб, — говорит она в заключение.
— Спасибо, — отвечаю я, поразмыслив. — Мне кажется, я испытываю нечто похожее.
На лице Амалии появляется легкое подобие улыбки.
— Я тоже рад тому, что не погиб.
Улыбка на лице Амалии расцветает.
— Ха-ха, — говорит она, дружески тыкая кулаком мне в плечо, потом делает испуганное лицо и спрашивает заговорщицким шепотом: — Ты действительно поцеловал мальчика?
— А ты действительно хочешь это знать?
Амалия впадает в задумчивость. Я за это время успеваю задремать.
— Дэмиен… — неожиданно говорит она, — я… я пыталась починить доктора Вигглса. Скрепила скотчем половинки, но он все равно не такой, как раньше.
Постепенно она расходится и говорит все громче и громче.
— Ты не представляешь, как мне жаль, что я его испортила! Голубого Кролика я зашила, и с ним все в порядке, а доктор Вигглс… Я его убила!
— Тише, — говорю я, протягивая руку, чтобы погладить ее по щеке. — Все нормально.
По крайней мере, мне было бы приятно, если бы это было так. Немного подумав, я понимаю, что слишком хочу спать, чтобы в полной мере оценить свое отношение к ее извинениям и к тому, что она, согласно только что услышанному мной признанию, не так уж сильно меня ненавидит.
— Давай спать. Подлизываться можно и утром.
Амалия встает, но не уходит. Судя по доносящимся до меня звукам, ей все еще есть что сказать.
— Дэмиен… — говорит она наконец, — ты меня ненавидишь, потому что я супергерой?
Если бы я не был таким смертельно усталым, наверное, ответил бы, что ее супергеройское происхождение отнюдь не главная причина моей неприязни. Но я уже наполовину сплю, и сил на долгие объяснения просто нет.
— Нет, — бормочу я.
— Это хорошо, — говорит Амалия с удовлетворением.
И в этот момент я окончательно отключаюсь.
13
— Я так рад, что ты не позволила мне вернуться домой, — говорю я маме во вторник утром перед тем, как отправиться в школу. Сидя за обеденным столом, я пишу записку, якобы от лица Гордона, объясняющую мое отсутствие на уроках. В качестве уважительной причины я указываю плохое самочувствие в результате падения с высоты в субботу. В принципе это почти правда, потому что я буду помнить прошедший уик-энд всю оставшуюся жизнь, и виноват в этом Гордон.
— Что? — зевая, переспрашивает мама. Она еще спала, когда я позвонил, и это в принципе в последнее время стало нормой.
— Сначала мне было трудно адаптироваться, — говорю я и делаю паузу, чтобы пририсовать сполохи малинового огня к букве «Г» в слове «Гордон», — но потом все пошло отлично. Нужно было просто потратить какое-то время на привыкание.
— Дэмиен, сейчас шесть часов утра.
— Ты разве не знала, что супергерои встают рано? Я вот на ногах с пяти часов — жду не дождусь, когда начнется день.
Встал я двадцать минут назад, да и то потому, что все в доме уже проснулись и топали, как слоны, не давая мне спать. Пришлось соревноваться с Амалией за право зайти в ванную, и победить мне удалось, лишь оттолкнув ее в сторону.
Когда я посмотрел в зеркало, оказалось, что моя прическа стала ассиметричной. А все потому, что кое-кто стрелял в меня из лучевого пистолета.
После первого выстрела Генриетты кончики волос согнулись — и все в одну сторону. В принципе все не так плохо — ведь я мог бы обнаружить проплешину, круглую или в виде выстриженной на голове дорожки. А так хоть волосы на месте — не лежат ровно, да и ладно. Спасибо Саре, это моя награда за то, что согласился ей помогать. И это еще не конец.
— Мам, ты не поверишь, сколько красивых супергеройских девчонок я теперь знаю. Они такие классные и очень общительные. Я должен вечером позвонить троим. Одна из них, вполне возможно, позволит мне делать с ней все, что угодно, и я этому рад. Подумываю даже осесть с ней где-нибудь в тихом месте, нарожать детей.
Покончив с запиской, я откладываю ее в сторону, чтобы просохли чернила.
— Дэмиен, — рычит мама. Она прекрасно знает, что я плету эту чушь, чтобы ее позлить, но все равно не может относиться к моим россказням соответствующим образом. — А что с Кэт?
— Видишь ли, все дело в том, что я больше не могу сказать, что Кэт «в моем вкусе». В ней столько злодейства, ужас.
Да, и еще она любит изменять мне с другими.
— Она, понимаешь…
— А нет ли случайно среди твоих новых знакомых дочери доктора Кинка?
Ух ты. Откуда ей это известно?
— Боюсь, я не понимаю, о чем ты говоришь.
Да, кстати, Сара и не «супергеройская девчонка».
— Я вообще не всегда понимаю, что ты имеешь в виду, мам. Дело, наверное, в том, что мы с тобой из разных поколений. Ты не можешь выражаться более современным языком?
В комнату вплывает Гордон, одетый в рабочий костюм — трико и этот его чертов плащ. Поспешно запихиваю фальшивую записку в карман, чтобы он ее не увидел.
— Есть разговор, — говорит он, сердито глядя на меня, — по поводу ненадлежащего использования линии для вопросов телезрителей.
Я указываю рукой на телефон, жестами объясняя, что занят и не хочу, чтобы меня беспокоили. Гордон сжимает кулаки и, похоже, готов разобраться со мной немедленно, невзирая ни на какие телефонные разговоры, но спустя секунду берет себя в руки и, глубоко вздохнув, проходит в кухню.
Мама продолжает говорить крайне серьезным тоном.
— Тейлору вчера звонили из университета. Двое подростков проникли в комнату, где держат доктора Кинка. Первый, вернее, первая — девушка, оказалась его дочерью. Всклокоченные светлые волосы и очки с толстыми линзами. Тебе ни о чем не говорит это описание, милый? Спрашиваю тебя потому, что под второе описание подходит мой единственный любимый сыночек, который, я это знаю, на такое предательство по отношению ко мне не способен.
— Ни о чем не говорит, мам. Честно. Но раз уж ты об этом заговорила, я тут немного покопался в Интернете. Так вот, доктор Кинк — биолог, а не… изобретатель гипноизлучателей. Думаю, ваша с Тейлором проблема в том, что вы стали жертвами путаницы. Возможно, статьи опубликовал другой доктор Кинк, и прототип прибора сделал тоже не он.
— Но мы нашли гипноизлучатель в его доме.
— Это может быть его двоюродный брат или еще какой-нибудь родственник. Или кто-нибудь специально воспользовался его именем, чтобы все думали, что прибор изобрел доктор Кинк. Как бы там ни было, вы схватили не того человека.
Мама вздыхает.
— Да, знаешь, в этом есть логика. Мы с Тейлором тоже пришли к похожему выводу.
Звонит мобильный телефон Гордона. Я слышу, как он, отвечая на звонок, хриплым голосом
