Он кивнул и ничего больше не сказал. Особенно его занимали туфельки девочки, покрытые голубыми барашками. Его сознание пыталось свести все воедино — то, что он видел, то, что помнил, и то, что ему рассказали.
Первым, что удивило, затем позабавило, но в конечном итоге больше всего его тронуло, было то, какой невзрачной оказалась Джина Кайт. В ее крупном лице не было ни единой привлекательной черты. Слишком приплюснутый нос, слабый подбородок и глаза, привлекающие к себе внимание примерно так же, как две канцелярские кнопки в пробковой доске. Повстречай вы эту девочку на улице, дважды вы на нее не посмотрели бы. Никто никогда не сказал бы о ней: «Ух ты! Эта девчонка станет сногсшибательной, когда вырастет». В лучшем случае, посмотрев на ее некрасивую рожицу, каждый подумал бы: «Наверное, она будет выглядеть точно так же и в сорок». И был бы прав.
Голос у нее был резким. Хотя двое взрослых стояли по крайней мере в двадцати футах от малышей, они тем не менее слышали пронзительный подвывающий голосок Джины, как только она начинала помыкать маленьким Беном Гулдом, что происходило почти постоянно. «Делай так! Не делай так! Дай мне — это мое!» Ее интонации были сплошь приказными и раздраженными.
Когда Лин указала на детей и они какое-то время за ними понаблюдали, Бен дважды спросил, действительно ли это та Джина, которую он знал. Он просто не мог поверить своим глазам. И вот это дитя было той самой маленькой девочкой, которая долгие годы так полно владела его сердцем? Положим, с тех пор, как он видел ее в последний раз, прошла едва ли не целая жизнь, и он знал, что любое воспоминание о детском увлечении всегда освещается нежными красками, которые отбрасывает назад время. Но все же — вот эта крикливая девчонка была той самой Джиной Кайт?
Как ни удивительно, но в том, что все это правда, он убедился, когда увидел мать Джины, миссис Кайт, которая сидела на парковой скамейке в нескольких футах от детей. Просто потому, что миссис Кайт выглядела почти в точности такой же, какой он ее помнил. И что же, вот так работает память? Исполнители эпизодических ролей помнятся так же четко, как если бы они были запечатлены на фотографии, но главные персонажи, самые близкие или самые важные для вашей души, часто смазываются временем. Если это правда, то как же это странно и несправедливо.
Подавленным голосом он пробормотал:
— Она была такой хорошенькой. Я помню Джину такой хорошенькой девочкой.
Произнося это, Бен повернулся к Лин, словно ему было важно, чтобы она услышала его слова.
Лин колебалась и сочувственно отвернулась, но не отозвалась. Она могла бы. Она могла бы сказать ему кое-что такое, что мгновенно подняло бы завесы с его сознания, позволив ему видеть вдаль на сотню миль. Но она этого сделала. Ничего не сказала. Бену требовалось постичь все самостоятельно, а иначе это было бы все равно что разбить скорлупу яйца, чтобы помочь цыпленку выбраться наружу. Сделать это легко, но в результате будет больше вреда, чем пользы.
— Кого вы видите, Бен?
— Вы уже спрашивали. А что мне полагается видеть?
Его голос был напряжен от расстройства. Если бы это была ладонь, она сейчас сжалась бы в кулак.
Лин не обратила внимания на его тон и спокойно проговорила:
— Просто скажите мне, кого вы видите.
— Малышей. Парк. Себя и Джину Кайт. Я что-то упускаю?
— Посмотрите еще.
— Посмотрите еще. Она велит мне посмотреть еще. Джина любила лакрицу. Как насчет этого? Я только что вспомнил.
Лин не отозвалась. Бен увиливал, чтобы выиграть время, и оба они об этом знали.
Он скрестил на груди руки.
— Ладно, так что же мне предлагается разглядеть? Есть какое-нибудь определенное направление, в котором я должен смотреть?
Лин загадочно улыбнулась — мол, кто знает? Не добавив больше ни слова, она отошла от него и уселась на скамейку.
Бен не знал, как ему вести себя с этой женщиной, но он точно не собирался ее сердить. Одному богу известно, как поступают привидения, когда они на тебя злятся. Он никак не мог смириться с тем, насколько невзрачный у нее был вид. Всю жизнь он проходил мимо женщин, подобных Лин, никогда не удостаивая их взглядом. С какой стати? Она была среднего роста — пять футов и три или четыре дюйма. У нее были средней длины волосы цвета старого коричневого бумажника, карие глаза, не дававшие никакого знака, что за ними кроется что-то особенное, и тело, имевшее несколько изгибов, но — ничего выдающегося. Единственное, что могло в ней восхитить, было то, как хорошо она готовит. И это привидение? Это его привидение? Это то, что населяет загробный мир?
Он все время украдкой посматривал на нее с той поры, как она появилась в его квартире, но все еще не мог поверить, что это привидение.
Какой-то ребенок подошел к ограде возле Бена и, обращаясь непосредственно к нему, пролепетал:
— Прекрати терять время и хорошенько оглядись вокруг.
Не добавив ни слова, ребенок повернулся и побежал обратно на площадку. Чувствуя себя так, словно его застали врасплох, Бен посмотрел на Лин, сидевшую на скамейке. Она погрозила ему пальцем, будто подчеркивая слова, только что сказанные ему ребенком. «Давай приступай — делай, что я тебе сказала. Полно мешкать».
Он подумал обо всех книгах, которые читал, обо всех фильмах, которые видел, где вечно проигрывался один и тот же сценарий: мудрый мужчина (или женщина) велит новичку пристально посмотреть на мир вокруг и попытаться увидеть сущность сквозь его поверхность. Это давно стало штампом. Вот чем была его ситуация: живым штампом. Ему хотелось подойти к Лин и сказать это слово в слово. Но, судя по недавнему опыту, она уже знала, о чем он думает. Может быть, если он скажет что- нибудь, что придется ей не по душе, она устроит Бену какую-нибудь пакость и он никогда не сможет понять значения всего этого?
Так что он, как ему и было велено, старательно обозревал парк. Он не знал названий цветов и деревьев. Этот предмет никогда его не интересовал, поэтому он не предпринимал никаких усилий, чтобы их изучить. Он знал, что большие деревья в центре детской площадки были каштанами, но только потому, что детьми они с Джиной собирали каштаны в колючих зеленых или желтых кожурках, когда те падали с деревьев. Это всегда было одним из признаков того, что лето кончалось. Каждый год, сопровождаемые родителями, неразлучные друзья приносили полные мешки каштанов в городской зоопарк, где, как считалось, ими кормили животных. Никто из детей никогда не видел, как это происходит, но они надеялись, что это правда.
Вглядываясь сейчас в эти деревья, Бен козырьком поднес руку к глазам, защищая их от солнца, пронизывающего листву. Снова посмотрев на детскую площадку, он увидел, что маленькие Бен и Джина раскачиваются бок о бок высоко и сильно, но глядят прямо перед собой и не переговариваются. Лица у обоих были упрямыми и очень серьезными. Скорее всего, они проводили состязание, чтобы увидеть, кто из них может раскачаться выше. Это он тоже помнил — как в стародавние времена они с Джиной постоянно во всем состязались. Кто выше качается, кто соберет больше каштанов, кто за один раз набьет себе в рот больше картофельных чипсов, не рассмеявшись.
В течение нескольких секунд уголком глаза Бен видел кого-то смутно знакомого. Но этот человек не обратил на себя его внимания, которое было захвачено сценой на качелях.
Да, он видел этого человека раньше, но не помнил об этом. Воспоминание затерялось в реальности того, что происходило прямо сейчас. Бен Гулд видел себя ребенком. В то же время он пытался делать то, что было приказано привидением, — увидеть что-то за пределами того, что было перед его глазами.
Лин наблюдала за Беном. Это было ошибкой с ее стороны, особенно с учетом того, что она знала, насколько должна быть бдительной всякий раз, когда они выходили вместе. В итоге на протяжении нескольких минут Лин не видела человека, размеренным шагом двигавшегося по направлению к ним.
Сегодня глаза бродяги были спокойнее, чем в тот вечер, когда он ударил ножом босса Лин. В сущности, Стюарт Пэрриш вообще выглядел сегодня иначе, несмотря на то что по-прежнему явно был
