— Да.
— Та-ак, это меняет дело. Но мне все равно нужно, чтобы вы сказали мне, где он.
Несмотря на испуг, скулы у Фатер свело от раздражения.
— Я только что сказала вам: я не знаю, где он.
Пэрриш поскреб подбородок и взглянул на что-то поверх ее плеча.
— Это не вполне меня устраивает.
Удивляясь самой себе, Фатер осмелилась спросить:
— Где Лоцман?
— С ним все в порядке. Но если вы не поможете мне найти Бена, с собакой может случиться неприятность.
— Вы не заходили к нему? — Она указала на дом. — Или на работу? Знаете, где он работает?
— Да. Ни там, ни там его нет.
Она подняла руки ладонями кверху:
— Тогда я не могу вам помочь.
— Хочу вам кое-что показать.
Пэрриш уже вынул его из кармана, когда увидел, что женщины приближаются. Теперь ему оставалось лишь повернуть левую руку. Они увидели заостренный кухонный нож, плашмя лежавший на его открытой ладони.
— Помните? — спросил Пэрриш у Фатер, и та кивнула.
Она предположила, что это был тот самый нож, которым он пырнул человека в пиццерии тем ужасным вечером. Смотреть на него теперь ей было невыносимо.
— Хорошо. Теперь так — видите вон тот мотоцикл в конце квартала? Тот новехонький «харлей»? Вы ведь любите мотоциклы, а, Фатер? Или вам больше по душе гоночные машины «Формулы-один» и старые велики?
Они взглянули, куда он показывал, но мотоцикла сначала не увидели — так далеко был он припаркован.
— Сейчас я метну эту штуку в его фару.
Он слегка взмахнул рукой. Жест был небрежным — с виду он словно пытался стряхнуть что-то со своих пальцев. Но нож вылетел из его руки, словно стрела, выпущенная из арбалета. Через пару секунд они услышали слабый звук удара и звяканье разбитого стекла.
— Надеюсь, владелец успел застраховать свою машину. Даньелл, не будете ли вы так любезны принести мне мой нож? Когда вернетесь, скажете, попал ли я, куда намеревался.
Она тронула шрам у себя на виске.
— Простите, но у меня очень сильно разболелась голова.
— Принесите мой нож! Сможете присесть и отдохнуть, когда вернетесь. Нам с Фатер надо несколько минут побыть наедине. — Приказав Даньелл пошевеливаться, Пэрриш даже не удосужился проследить за ее реакцией.
Бросив испуганный взгляд на Фатер, та пошла к мотоциклу.
Пэрриш указал на верхнюю ступеньку крыльца:
— Присядьте.
Когда они уселись, он сказал:
— Вы ничего не знаете о том, что происходит с Беном, так?
— Нет, только то, о чем мне рассказала Даньелл.
— Вот и хорошо. Вам и не надо всего знать. Просто помогите мне найти вашего приятеля, и у меня к вам больше не будет никаких вопросов.
— Но я же уже сказала вам…
— Я помню, что вы мне сказали, Фатер. Но вам лучше, чем кому-либо еще, известно, где он мог бы сейчас находиться. Не так ли?
Она задумалась. Она действительно задумалась об этом, но ответа не находила.
— Если он в городе…
— Здесь его нет. Он в своем родном городишке.
Вздрогнув, она повысила голос:
— Что? Когда же он уехал?
Пэрриш оставил ее вопрос без внимания.
— Когда Бен был маленьким, кто был его лучшим другом? Я говорю о том времени, когда он был очень маленьким, лет четырех или пяти, около того.
— Джина Кайт.
Фатер сразу назвала имя девочки, потому что во время их совместной жизни Бен часто развлекал ее рассказами о Джине и ее детских выходках. Его первая любовь, говорил он, была также и самой чистой любовью в его жизни, потому что в чувстве не было ничего плотского, одно лишь обожание. Он просто безоглядно любил Джину Кайт и почти каждое утро просыпался с благодарностью за то, что она находится на этой земле, рядом с ним.
— Да, Джина, верно. Где она жила?
— На Синнамон-стрит, — сказала Фатер, не подозревая, что это имеет какое-то значение.
Пэрриш медленно улыбнулся:
— Вы шутите.
— Нет, Джина Кайт жила на Синнамон-стрит. Бен несколько раз мне об этом говорил.
— Замечательно! Значит, Синнамон-стрит. Благодарю вас.
К великому ее удивлению, Пэрриш протянул ей для пожатия руку. После секундного колебания она пожала его ладонь.
Фатер ждала, что он заговорит снова, но он этого не сделал. Она подняла взгляд. Выражение его лица было умиротворенным. Он, казалось, был вполне удовлетворен ответом. Она еще какое-то время помолчала, но это в конце концов стало невыносимым и ей пришлось спросить:
— Что происходит? Почему вы здесь? Почему вы нам угрожаете?
Отвечая, он не смотрел в ее сторону.
— Бенджамин Гулд поскользнулся, упал и ударился головой о бордюр. Ему следовало умереть, но он не умер. Даньелл Войлес полагалось умереть, когда в ее голову вонзился кусок металла после крушения самолета, но она тоже не умерла. Есть и другие, с которыми случилось то же самое: в последнее время это происходит все чаще и чаще. Этим людям следовало умереть, но они не умерли. В системе что-то испортилось. Меня прислали сюда выяснить, в чем тут дело, и все исправить.
— Кто вы такой? Откуда вам известно, что им полагалось умереть? Кто вас прислал?
— Меня прислал Естественный Порядок. То, как должны обстоять дела. Я подчиняюсь Порядку.
Еще не осознав до конца его ответа, она по инерции проговорила дальше:
— Почему вы тогда ударили ножом человека?
— Потому что он был одним из плохих парней — из тех, кто позволяет меняться тем вещам, которые должны быть неизменными. Верьте этому или нет, но хорошие парни здесь — это мы. Вам следует нас поддерживать.
— Поддерживать смерть? — спросила она язвительным тоном.
Пэрриш продолжал тем же мягким голосом:
— Вы любите порядок? Вы аккуратная женщина, Фатер?
Удивленная его вопросом, она неуверенно ответила:
— По большей части, да.
— Вы любите боль?
— Нет.
— Вам нравится, когда воцаряется хаос или когда ваша жизнь выходит из-под контроля?
— Нет.
О чем это он толкует?
К ним подошла Даньелл. Нож Пэрриша она держала на отлете, подальше от себя, покачивая им меж двумя пальцами, — это было нечто такое, к чему она брезговала прикасаться, однако была вынуждена. Ей
