— Они для начала снимают рулевое колесо, — сказала Фатер. — Водитель влезает и заново его устанавливает. Сиденье изготовлено на заказ, под его задницу. Оно должно быть идеально подогнано из-за того, что перегрузки очень сильные.
— В самом деле? Для каждого гонщика изготавливается индивидуальное сиденье?
— Бен, что мы здесь делаем? Что происходит?
Он встал и положил руку на массивный серебристый обтекатель.
— Это самая быстрая и самая совершенная машина в мире. Она делает триста миль в час. Она — лучшая из всех, правда, Фатер?
— Да. На сегодня это самая лучшая модель.
— Но никто из нас не знает даже, как здесь включить зажигание, хотя мы оба водители со стажем, а ты к тому же большая поклонница гонок. Даже если бы мы знали, как ее завести, через пять минут мы бы запросто могли попасть в аварию, потому что не знаем, как ею управлять.
— Особенно на улице, — добавила она. — Эта машина предназначена для гоночных трасс. Как средство передвижения она бесполезна. Это тебе не обычная машина. От обычной она отличается так же, как космический корабль от винтового самолета.
— Космический корабль — это мне нравится. И все-таки смешно, правда? Лучший автомобиль на свете, триумф инженерной мысли — и никуда на нем не доехать! И совладать с ним может сотня человек на всем земном шаре, а для остальных он недоступен.
— Ну и?..
Куда он клонит? Какое отношение это имеет к тому, что с ними происходит? В ней нарастало нетерпение.
Бен снова похлопал ладонью по обтекателю.
— Вообрази, что однажды ты выходишь из дому, чтобы сесть в свою машину. Но тот «форд», который ты водишь уже три года, за ночь каким-то образом превратился вот в это: в самую мощную машину в мире. Но ты понятия не имеешь, как ею управлять. И все же тебе надо немедленно отправиться в невероятно важное место в сотне миль отсюда, и нет никакого другого способа добраться туда на чем-то другом. А ты даже не можешь залезть в кабину, потому что не знаешь, что сначала надо снять рулевое колесо. Ладно, с этим ты как-то умудряешься справиться и влезаешь в кабину. Теперь тебе надо выяснить, как включается зажигание. Потом тебе предстоит проехать эту сотню миль и остаться в живых. От нуля до ста за три секунды, Фатер. Как ты сможешь не впилиться в дерево, уцелеть, не разбиться на счет «три»?
— Я вызову такси или возьму машину напрокат. К чему ты клонишь, Бен?
Двигатель болида внезапно сам собой завелся. Сначала, когда идеально отлаженный мотор быстро набирал обороты, звук был очень высоким. Потом он резко стих, превратившись в урчание. Так двигатель работал вхолостую полминуты, а затем неожиданно отключился. Последовавшая тишина была плотной и почти осязаемой.
Бен заложил руки за спину:
— Великолепный фокус, а? Можно подумать, что я знаю, как она работает, но я этого не знаю. Не имею понятия. Я ничего не знаю об этой машине, кроме того, что ты мне рассказывала о ней. Оказывается, я могу запустить мотор. Как я это сделал? Не знаю.
Он не сводил взгляда с «феррари». Какой-то инстинкт подсказывал Фатер хранить молчание, пока он снова не заговорит.
— Это в точности то, что случилось со мной. Однажды я пошел за своим «фордом», но вместо него в гараже оказалась эта «феррари». Однажды я упал и ударился головой. Я должен был умереть, но не умер. Вместо этого я очнулся и стал… вроде этой гоночной машины. Понимаешь, Фатер?
Бен хотел выражаться ясно. Хотел в точности рассказать ей, как это было.
— Кажется, да. Не знаю, Бен. Рассказывай дальше.
— Ты теперь понимаешь, что говорит Лоцман, потому что я сделал это возможным. Лоцман понимает нас, потому что я заставил его понимать нас. Я. Это сделал я, Фатер. Какая-то часть меня, часть, которая находится во мне, теперь знает, как делать подобные вещи. Она знает, как попасть в голову Даньелл и присмотреться к ее жизни, словно это не жизнь чужого человека, а мебельный магазин. Эта часть меня знает, что надо сделать, чтобы явилось привидение. Мое собственное привидение, хотя я и не умер. Она знала, как позвать Лин. Как я делаю все эти изумительные штуки? Не знаю. Вот в чем беда: я не знаю как. — Его лицо расплылось в горькой улыбке. Он вскинул руку в жесте отчаяния. — Какая-то часть меня стала гоночным болидом в тысячу лошадиных сил, а я не знаю, как она работает. Остальные части моего сознания не знают, как завести эту машину, не знают, как ею управлять, как не разбиться. Все, что я знаю, все, что умею, так это просто запустить и выключить двигатель.
— Когда с тобой впервые стали случаться все эти чудеса, Бен?
— В тот вечер, когда мы увидели, как бродяга ударил ножом того парня. В баре, куда мы потом отправились. Тогда я впервые проник в сознание Даньелл.
— И ты действительно веришь, что Стюарта Пэрриша создал ты сам?
— Я не верю, Фатер: я это знаю. Ты видела, что только что произошло. — Он похлопал себя по ноге, чтобы ей напомнить. — Стюарт Пэрриш, верцы, Лин — все это мои создания. Но я очень смутно представляю, как это получилось или почему.
— Откуда взялась эта машина?
Бен указал себе на грудь.
— Тогда сделай так, чтобы она исчезла.
Он помотал головой:
— Пробовал. Не могу.
— Почему?
— Я только что тебе говорил — потому что я не знаю, как это работает. Я сам больше не знаю, как я действую, Фатер. Я заставил появиться эту машину, но не знаю, как я это сделал или как ее теперь заставить исчезнуть. Я просто думаю о чем-то, а потом иногда то, о чем я думал, происходит или, в большинстве случаев, не происходит. Это совершенно не поддается управлению. Я не могу управлять сам собой.
— Похоже на то, как Лин стряпала, — сказал Лоцман.
Бен и Фатер повернулись к собаке. Пес описал, как Лин протягивала руку, когда ей требовался какой-нибудь кулинарный ингредиент, и у нее на ладони появлялось то, что ей было нужно. Он также рассказал, как спросил у нее, может ли она представить у себя на ладони слона, и она ответила утвердительно.
— Как она это делала? — спросил Бен.
Лоцман потоптался и закрыл глаза, чтобы в точности вспомнить ее слова.
— Она сказала: «Когда кто-то умирает, его обучают подлинному строению материальных предметов. Не только тому, как они выглядят, но и тому, из какой сущности они в действительности состоят. Как только начинаешь это понимать, сотворить те или иные предметы становится просто».
— Звучит так, словно ты ее цитируешь.
— Так и есть. У меня хорошая память.
— Ты помнишь слово в слово, что тебе тогда говорила Лин?
— Да. Если я хочу что-то вспомнить, я это вспоминаю.
— Это поразительно, Лоцман.
— Обычное дело. У всех собак безупречная память. Разве ты никогда этого не замечал?
— Гмм, нет, если честно.
Услышав это, Лоцман вдруг понял, насколько невнимательны человеческие существа к подлинно важным в жизни вещам.
Бен начал было что-то говорить, но когда в его сознании возникла одна догадка, он запнулся и спросил:
— Так ты все помнишь?
Обойдя вокруг машины, он направился обратно к крыльцу.
— Да, — уверенно сказал Лоцман. — Ну не все, потому что это было бы хвастовством, но…
— Помнишь тот день, когда я упал и ударился головой? Тот день, когда я забрал тебя из приюта?
