…Перед мысленным взором Ивана отчего-то мелькнули широкое, добродушное лицо сослуживца Васьки Поплавского, узкие глаза Цырена… Вспомнилась одинокая застава между сопок, по обе стороны дороги сугробы в два метра высотой — не свернешь, даже если захочешь, рев шатуна за спиной и тот страшный, булькающий звук, словно из кого-то высасывают последние капли влаги. Они с Цыреном тогда еще не знали, что им придется встретиться со зверюгой лицом к лицу или, вернее, к морде. Васька тогда не выжил, многие не выжили, если быть точным. Ивану просто повезло.
— Ты меня, полковник, не пугай, — с оттяжечкой, словно разговаривая с курсантом-первогодком, сказал Иван, еле заметными движениями пальцев нащупывая скальпель, — не боюсь. Я тебя полчаса назад с того света вытащил. Теперь вот думаю: правильно сделал? Или неправильно? Или надо было дать шеликудам сожрать тебя? Глядишь, пока они тебя жрали, я бы и прошел… Хочешь нажать на курок, нажимай. Минутой раньше, минутой позже — большой разницы нет. Жизнь моя как с самого начала службы не стоила ни копейки, так и сейчас не подорожала. И печать мне ваша нафиг не нужна. Хочешь вызвать БНБ? Вызови, если можешь. Но похоже, что вызывать тебе больше некого. Так что жми на курок или иди на хрен!
Секунды тянулись мучительно медленно. Иван устал от напряженного ожидания… Ударить можно было только раз, второго шанса не будет. Но убивать он не хотел. Он не был убийцей. Убивать его научили в армии, но это не доставляло ему никакого удовольствия. Он отнимал жизнь у других живых существ, каждый раз отчетливо понимая, что именно делает. Для него это не было продолжением тренировки на виртуальном тренажере. Он знал: у каждого существа есть сердце. Горячее, живое сердце. И если ему и приходилось убивать, делал он это только по необходимости — как вот этих монстров. Или по приказу — на поле боя. Убивал по возможности быстро, чтобы жертва не испытывала мучений. Незачем. Да и небезопасно.
И ни разу у него не было того яростного красного тумана перед глазами, который хотя бы однажды накатывал на каждого, кто служил рядом с Иваном: это происходило в бою, на тренировке или в спарринге, но рано или поздно происходило почти со всеми. После этого тумана бойцы не помнили ничего, а противники… Противников больше не было. Поговаривали, что прикол в добавках, которые подмешивали солдатам в пищу.
С Иваном такого не случалось ни во время службы, ни потом.
— Холодная голова!.. — как-то уважительно заметил ротный.
— К этой холодной голове еще б горячее сердце! — пафосно воскликнул проходивший мимо строя комиссар по пропаганде. Взводный, лейтенант Барков, недовольно промолчал, отвернувшись.
Внезапно полковник ослабил хватку, зашевелился, убрал пистолет. Иван не спешил расслабляться, поудобнее устраивая в ладони небольшой, тонкий, но очень острый скальпель. Неожиданно полковник всхлипнул.
— А хотел до воскресения дослужиться, дурак… Не судьба.
Мигай приставил пистолет себе к виску и спустил курок, но Иван оказался быстрее. Он успел перехватить руку полковника и увести ее вверх. Пуля взвизгнула, чиркнув по стене. Грохот выстрела на мгновение оглушил обоих. Полковник обмяк.
— Дура! — заорал Иван ему в лицо. — Подлая дура! Хочешь смыться? Наделали делов, настрогали мутантов, закидали пол-Земли ядерными фугасами, а теперь ты думаешь свалить в свою гребаную нирвану? Мантры читать?! Ага, сейчас!!!
Иван хотел врезать полковнику в зубы — для острастки, чтобы выбить дурь из головы. Но понял, что лупцевать человека, на котором только что оттачивали мастерство голодные шеликуды, не самое лучшее. Да и драться в каморке неудобно. Иван на всякий случай отобрал пистолет и встряхнул полковника за грудки, чтобы тот пришел в себя.
Полковник безвольно съехал по стене на пол.
Иван поправил каску и увидел в стене дырку от пули. Покосился на полковника, отдышался, потом деловито сунул в отверстие палец, который неожиданно провалился в мягкое. Стена состояла из пластика и, по-видимому, шумопоглотителя. Иван, не обращая внимания на Мигая, без труда отодрал кусок панели, сунул в отверстие руку.
Конечно! Вокруг по периметру — порода, а внутри перегородки совсем тонкие!
— Эй, комдив! — крикнул он полковнику. — Нечего сидеть, давай, как Святые Патриархи, через стену уйдем!
Полковник не шевелился, но, когда на него посыпались осколки изоляции и пластиковых панелей, которые рвал Иван, он не спеша, словно во сне, поднялся и принялся отдирать одну панель за другой. Через пятнадцать минут проход был готов.
— Слышишь? — виновато спросил полковник. — А твари-то зашевелились… Видать, все же чуют нас…
Иван, просунув в проем по очереди руку, плечо, а затем и голову, присвистнул:
— Живем! — и полез наружу, цепляясь одеждой за рваные края панелей. Обернулся назад: — Сильно там не тряси этой ватой. Она ядовитая.
— Оптимист! — пробурчал полковник, продираясь сквозь дыру в стене. — Пистолет отдай.
— Обязательно отдам, только подожди хоть минут десять.
— Тут за десять минут сожрут и костей не оставят, — пробормотал полковник.
— Да не поможет он против этих гадов, — ответил Иван, осматриваясь.
— Все равно отдай! — угрюмо попросил полковник.
— На, — Иван протянул ему оружие. — Захочешь в следующий раз стрелять, стреляй без предупреждения.
— Спасибо за совет! Так и сделаю, — пробурчал полковник.
— Вот и отлично! Сделай.
Они оказались в небольшой лаборатории. Иван первым делом проверил дверь, потом быстро обошел помещение.
— То что надо! — в середине капитальной стены фонарик высветил небольшой грузовой лифт. Иван осторожно поднял вверх металлическую загородку, посветил в проем. Самого лифта на месте не оказалось, и Иван заглянул в шахту, ведущую наверх. — Самое то! Узковато, конечно, но враспорочку пройдем! Ай да молодцы головастики!
Головастиками охранники называли ученых.
Внезапно со стороны туалета ударили в дверь, потом еще раз, словно аспидно-черные гады догадались, что жертвы ускользают от них.
Полковник замер посереди комнаты. Он выставил перед собой почти бесполезный пистолет.
— Зашевелились!..
Иван заметался, отыскивая все, что могло, на его взгляд, пригодиться. Спрятал в сумку попавший под руку аэрозольный баллон, какие-то хромированные лопаточки, обеденный ножик, оборвал обвисшие провода, смотал и запихал в карман. Сунул нос в колбу на столе, фыркнул от резкого запаха. Полковник тем временем вывернул из угла огромный баллон с пропаном. Он не отрываясь смотрел в угол, откуда доносилась возня.
Иван закончил грабеж, надо было уходить.
— Ты давай, — сказал полковник, — иди первый. Я им, гадинам, сейчас сюрприз приготовлю. Я быстро.
Он наклонился, открыл вентиль, убедился, что баллон не пустой и газ поступает, втянул несколько раз носом воздух.
— Нормально… — больше он ничего не успел сказать.
Из темноты на него прыгнуло черное тело. Сегментированный хвост вращался в воздухе, держа курс. Полковник со всей силы ударил тварь газовым баллоном. Она отлетела в угол, но тут же на него прыгнула другая.
— Уходи! Уходи на хрен! — заорал полковник, размахивая баллоном.
— По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну! — начал он говорить громовым голосом. — И на головах у нее были как венцы, похожие на золотые, лица же ее — как лица человеческие!
