командиров:
— Гитлер сосредоточил у наших границ большие силы. Сегодня уже нет сомнений: мы должны быть готовы ко всему, к самым тяжелым испытаниям, и мне особенно приятно, что это очень хорошо сознает Лев Шестаков. Встретил я как-то инспектора, проверяющего его летчиков. Он рассказал, что был восхищен их выучкой. Он за это, по его словам, прямо-таки влюбился в Шестакова. Правду я говорю, Лева?
— Мне он почему-то об этом не говорил, даже поначалу страху нагнал, — отозвался тот, и все вокруг засмеялись.
— Выходит, ты до сих пор не знал, что есть на свете влюбленный в тебя инспектор?
Гусев, когда закончил все свои дела, пригласил к себе Шестакова. Вспомнили Испанию, друзей, поговорили о делах. Комбриг рассказал много интересного. Оказывается, вместе с нашей военной делегацией он побывал в Германии.
— Как, в самой Германии? — изумился Лев.
— Ездили с Супруном на выставку авиационной техники, — пояснил Гусев. — Там нам показали Me- 109 новейшей модификации. Супрун даже летал на нем. В. Мессершмитт был в восторге от его высшего пилотажа. Пока Супрун летал, пригляделся я к окружению и увидел, кого бы ты думал? Ни за что не догадаешься. Курта Ренера. Того самого долговязого наглого фашиста, которого ты сбил в Испании.
— Не может быть?
— В наше время все может быть, дорогой Лева!
21 июня Лев с женой были в оперном театре. Далеко за полночь пришли домой. Дети давно спали, улыбаясь чему-то во сне, еле слышно тикал на столе накрытый фуражкой будильник — в воскресенье обходились без него.
Коротки июньские ночи. Только стали засыпать, как оба вздрогнули от резкого, надрывного завывания сирены, вслед за которым раздался громкий стук в дверь.
Лев встал с постели, открыл дверь. Перед ним стоял запыхавшийся посыльный:
— Товарищ майор, боевая тревога!
— Почему боевая? — не то прибежавшего, не то самого себя спросил Шестаков. — Просто тревога. Не в первый ведь раз…
— Не могу знать, товарищ майор, приказано поднять всех по боевой тревоге, — ответил посыльный и стал барабанить в соседнюю дверь.
Лев окинул сонным взглядом уютную, теплую комнату, мирно спящих ребятишек.
— Лева, надо собираться, — сказала Липа, подавая ему обмундирование. — Чемодан «тревожный» возьмешь?
— Да нет пока, если будем куда-то выезжать, заскочу…
Война! Услышав о страшной вести, новый комполка Марьинский, Верховец, Шестаков, да и все в полку не сразу осознали всю неотвратимость случившегося. Думалось, что все еще как-то образуется, утихомирится. Однако не сидеть же сложа руки, надо что-то предпринимать. Боевой испанский опыт подсказал Шестакову: первым делом — рассредоточить и замаскировать самолеты.
Работа закипела. Через час-полтора аэродрома вроде бы и не существовало: самолеты слились с окружающей местностью. Часть машин надежно укрыли в посадках, остальные перегнали на другие площадки, где так же тщательно замаскировали.
Лев произвел облет всех «точек», вернулся, доложил, что с воздуха ничего обнаружить нельзя.
Марьинский выслушал его внимательно, похвалил. Шестаков обратил внимание на происшедшие в нем за короткое время разительные перемены: он выглядел уставшим, старше своих лет.
«Уж не заболел ли командир? — подумал Лев про себя. — Это совсем некстати».
В полку состоялся митинг. Открыл его Верховец. Он предоставил слово Марьинскому. Когда его выступление подходило к концу, в небе послышался гул. Шестаков взглянул вверх и обомлел: четким строем, без всякого прикрытия, на город шли «хейнкели».
— Товарищ командир, немцы! — крикнул он. — Разрешите взлет…
— Всем немедленно в укрытия! — прозвучало в ответ.
Через несколько минут на город посыпались первые бомбы. Их разрывы все ближе и ближе к аэродрому. Вот уже на самом его краю взметнулись первые султаны поднятой вверх земли.
— Напрасно вы не разрешили мне вылет, — сказал Шестаков командиру полка.
— Что ты один сделаешь, Лев? — ответил Марьинский. — Только аэродром демаскируешь.
— Да они же без прикрытия. На них парочку истребителей…
— Парочку против такой армады? — перебил Марьинский.
— Конечно, больше — лучше, но для начала и хорошей парочки хватило бы…
— Ну, ну, — неопределенно протянул командир.
«Хейнкели» ушли, все вокруг утихло. На зеленом травяном покрове аэродрома черными глазницами войны зияли воронки от фугасок.
Мотористы, механики быстро их засыпали и утрамбовали.
Марьинский вызвал к себе Шестакова:
— Во главе звена пойдешь на разведку. Нам пока ничего не известно о противнике.
Конечно же, с таким первым боевым заданием лучше всех мог справиться только Лев!
Прежде чем стартовать, он проинструктировал своих ведомых младших лейтенантов Карпенко и Федотова:
— Детально проверьте кабинное оборудование, убедитесь в полной заправке горючим, в наличии боекомплекта… — Немного подумав, добавил: — На всякий случай снимите оружие с предохранителей.
Сначала звеном прошли вдоль берега моря, потом над Днестровским лиманом к Кишиневу, выскочили к советско-румынской границе. Там они ужаснулись увиденному: сломив сопротивление малочисленных пограничных отрядов, армада вражеских войск лавиной наступала широким фронтом по пылающей молдавской земле.
Он дал сигнал покачиванием крыльями: приготовиться к штурмовке. Уже начал было вводить самолет в пикирование и вдруг увидел перед собой группу самолетов с алыми звездами на бортах. Внешне похожи на наши СБ. Идут четким строем со стороны врага. Никто их не обстреливает, не атакует. Что за чертовщина?! Лев даже, приподняв очки, протер глаза: не померещилось ли ему? Нет, действительно, на бортах яркие алые звезды. Но что-то неуловимое для глаза настораживает в конфигурации самолетов. Присмотрелся повнимательнее: так это же Ю-88! Ловко замаскировались подлецы!
Лев первым ворвался в строй «странных СБ». Его ведомые в первый момент растерялись: что это, мол, с командиром, на своих набросился? Но увидев, как Шестаков решительно поджег одну из машин, и, поняв, наконец, в чем дело, тоже ринулись в атаку.
Бомбардировщики Ю-88 срочно ретировались, сбросив бомбы на свою живую силу и технику.
«Какими были негодяями — такими и остались, — гневно думал Шестаков на обратном пути, — надо быть крайне осторожными — от фашистов всего можно ожидать».
Итак, новый личный счет сбитых фашистов открыт. Теперь уже в своем, родном небе. Что же, боевое мастерство, если оно есть, даром не пропадает, в нужную минуту выручает того, кто им овладел.
Однако особой радости от этой победы Лев не испытывал, ее приглушало сознание, что все еще только начинается, впереди бесконечная цепь жестоких схваток, и как все сложится дальше — никто не может предсказать.
Лев отправился на доклад к Марьинскому, у которого находился и Верховец. Оба внимательно его выслушали.
Привезенные звеном разведданные тут же были переданы в штаб ВВС.
— Значит, немец свои самолеты под наши маскирует? — спросил затем командир.
— И притом довольно искусно, — ответил Лев. — Если бы я не был знаком с этими Ю-88, мы бы мирно разошлись с ними, и на Кишинев обрушились бы сотни бомб.
— Но ведь в твоем положении может оказаться любой другой летчик, не знающий немецкой техники, — сказал Верховец.
— Я думаю об этом. Нужно провести с летным составом специальное занятие.
