холла, из комнаты Алекса. Так стучат по клавишам компьютера.
ПОЗИТРОННО-ЭМИССИОННАЯ ТОМОГРАФИЯ (ПЭТ)
Билл надеялся, что почувствует, как крошечные субатомные частицы вторгнутся в его организм. Он закрыл глаза.
Невидимый Арманд Петров обратился к невидимому технику:
— Я хочу получить кинетический следовой анализ каждого участка повышенной интенсивности.
— Нет проблем.
— Это удивительный аппарат, — сказал Петров. — Мистер Чалмерс, я понимаю, что вы не можете ничего видеть оттуда, где вы находитесь, но вы проходите сейчас самое лучшее диагностическое исследование.
— Хотите посмотреть, как войдет РФП, доктор Петров? — спросил техник.
— Да, мне нравится на это смотреть.
— Вот. Я разбиваю экран на двенадцать секторов. Каждый сектор соответствует метке в двенадцать секунд.
— ПЭТ — это первое и пока единственное приложение физики античастиц к медицине, — сказал Петров. Техник молчал. — Отметьте этот участок.
— Хорошо, — ответил техник.
— Двадцать — пятьдесят.
— Да. А это счет крови для сравнения.
— Билл, ты хорошо себя чувствуешь? — спросила Мелисса. — Я стою рядом с тобой.
— Это совершенно безболезненно, миссис Чалмерс, — успокоил женщину Петров.
— Билл, ты хорошо себя чувствуешь?
Хотя глаза его были закрыты, Билл четко ощущал, что происходит вокруг него. Он чувствовал кольца световых датчиков, или проводов, или чего-то еще, что они намотали на него. Мысленно он видел себя в полости между двумя сомкнутыми ладонями. Его держала громадная рука, готовая выдавить из него желчь. Билл чувствовал тепло машины, слышал биение ее сердца, которое гоняло электронную кровь из токов и субатомных частиц. Доктор опять что-то сказал, потом заговорила Мелисса. Но мысли и чувства Билла были далеко. Он уже играл в гольф с Эдвардом Марблуортом на неровной площадке. Ветер гнул и трепал зеленую траву. Теперь его и Марблуорта связывала немногословная мужская дружба. Билла приняли во внутренний круг приближенных, теперь он пользуется полным доверием Марблуорта и в ореоле этого доверия чувствует свою власть и силу. Марблуорт ударил по мячу, и тот улетел в лес. Неудачно. Тут же последовал второй удар, и мяч, описав идеально правильную дугу, приземлился на дальней зеленой лужайке. Наступила очередь Билла. Он ударил и промахнулся, не попав по мячу. Мало того, даже не коснулся земли. Он ударил снова — и снова задел только воздух. Клюшка его заметно укоротилась. Ударил еще раз — и опять мимо цели. Клюшка съежилась до трех футов. Нет, уже до двух. Он упал на колени, ударил и вновь промахнулся. Зрители за его спиной возмущенно зашумели. Он попал в глупейшее положение. Все кончено, мистер Чалмерс. Что? Кончено.
— Мы закончили, — сказал Петров. — Мистер Чалмерс, вы сможете уехать домой, как только мы извлечем катетер из лучевой артерии. Здесь есть специальная палата, миссис Чалмерс. Он может остаться здесь до завтра.
Билл почувствовал, как под неподвижной маской лица начала дергаться его здоровая щека.
— Я заберу его домой, — сказала Мелисса.
— Я отметил шесть участков повышенной интенсивности, — сказал Петров. — Они дадут нам много дополнительной информации. Я свяжусь с вами.
— Вы трус, — сказал Билл.
СИЦИЛИЯ
Прочитано вслух Алексом его отцу:
Утром шестнадцатого дня месяца элафеболиона Анит вышел из города через Мелитидские ворота и направился в гавань. Ему надо было куда-то идти.
Анит не сомкнул глаз с той минуты, когда Пиррий, разбудив его перед рассветом, сообщил дурную весть о гибели наемного убийцы. Все следующие часы он босиком расхаживал по периметру внутреннего дворика, бездумно глядя, как капли дождя разбиваются о статуи. Ранним утром он вернулся в дом и лег на ложе рядом с Пасиклеей. Дыхание ее было ровным и безмятежным, как волны, катящиеся к берегу спокойного моря. «Я — твоя жена, — говорило это дыхание, — я — твой уют. Дыши со мной, и пусть я принесу тебе отдохновение. Скажи „да“, скажи только лишь „да“. Я — море, омывающее тебя. Я — зеленая трава и твой покой. Ляг со мной, ляг со мной». Анит слушал ровное дыхание Пасиклеи, но не мог заснуть. Он внимательно всматривался в красивое тело, лежавшее рядом с ним. Что знал он о внутреннем мире жены? Он мало говорил с ней, а когда говорил, то почти всегда лгал. Он мало говорил с ней, потому что она будет любить его всегда, даже тогда, когда он перестанет любить ее. «Я — море, омывающее тебя. Я — зелень травы». Он слушал, но ее волны не убаюкали его.
Дождь был все еще силен, когда Анит дошел до Мелитидских ворот. Капли били по телу, как мелкие холодные стрелы. Ничего не видя перед собой, Анит бездумно свернул на дорогу к гавани, проложенную вдоль развалин некогда величественной Северной стены. Сзади, отстав на несколько шагов, тяжело дыша, шел Пиррий с маленьким дорожным светильником, огонек которого едва пробивался сквозь сырую мглу. Пиррий нес также чашу для питья, кувшин с маслом, запасной светильник, кисть, хлеб, завернутый в тряпицу, папирус и несколько луковиц. Все это он веревкой привязал к поясу. От дождя накидки промокли насквозь и висли на плечах, как тяжелые камни.
Анит, погруженный в мрачные раздумья, молчал. Его наказывает дикий Борей, наказывает слепой яростью бури. Анит представил себе старого софиста. Сейчас он завтракает, наслаждаясь хлебом и плодами в своей сухой и теплой тюрьме, непринужденно беседуя с друзьями и выказывая свою ненависть к нему, Аниту. Возможно, что именно в эту минуту, в утро своего последнего дня земной жизни, старый софист перекладывает в стихи басни Эзопа и поет их ученикам, собравшимся вокруг его ложа. Будь они все прокляты. Пусть захлебнутся они в птичьем помете.
— Что мы станем делать в гавани? — сдерживая одышку, спросил раб.
Анит не ответил, занятый своими мыслями. Он шел вперед сквозь проливной дождь, едва ли замечая, что идет мимо Некрополя, Города Мертвых, с его серыми каменными глыбами, возвышающимися над морем. Уже больше часа эти два человека пробиваются к гавани, невзирая на дождь и грязь. Они прошли полдороги до Пирея, два смутных силуэта на фоне серого дождя. Ни один человек не встретился им на пути.
Издалека послышались звуки кифары, похожие на стон мелкого животного. Потом вступила свирель. Потом все стихло, и снова стал слышен только монотонный шелест дождя и стук тяжелых капель о грязь. Через мгновение снова раздались звуки музыки, нахлынувшей как прилив. Анит и Пиррий различили чьи-то голоса. И вновь все стихло. Остался лишь дождь.
Кожевенник решил, что слишком сильно распустил свое воображение. Он оглянулся и дотронулся до плеча Пиррия, чтобы коснуться живой человеческой плоти. Впереди сквозь мокрую серую пелену проступили очертания человеческих фигур. Головы. Извивающиеся и дергающиеся руки и ноги. Какое-то шествие. Хоровая декламация. Безбородые молодые люди выкрикивают вещания оракула. Пронзительно верещат что-то танцующие девицы. Девушки, играющие на свирелях, связанные между собой веревками, сплетенными из их собственных волос. Мгновение спустя череда скрылась за стеной сырой мглы и исчезла.
Анит подумал: не это ли люди, сухим путем вернувшиеся со священных празднеств в Делосе?
