путешествие к неизвестной цели раздражало его. Он начинал чувствовать усталость и холод. Время от времени у него появлялось желание броситься на Коша и арестовать его. Но если тот не виновен, то какой будет скандал! И инспектор продолжал идти, сжимая кулаки и сдерживая злобу. В конце концов Кош войдет в какой-нибудь дом, и ему придется прождать его до утра, стоя на морозе с пустым желудком, замерзшими ногами и онемевшими пальцами. Вдруг он услышал позади себя голос:
— Здравствуй, Жавель!
Он обернулся и узнал сослуживца. Инспектор приложил палец к губам, взял своего товарища под руку и проговорил:
— Тсс! Тише…
— Ты за кем-то следишь?
— Да, вон он, перед нами, метрах в двадцати… Послушай, если ты не очень устал, проследи за моим человеком; это, может быть, очень перспективное дело…
— А нельзя ли узнать подробности?
— Не сейчас. Утром… Я ног под собой не чувствую, да к тому же, кажется, он меня заметил и обо всем догадался. Тебя он остерегаться не будет. Идет?
— Идет, — ответил приятель. — Итак, мне нужно уложить его спать?..
— Да, и не отходить от его двери. Завтра утром, часов в десять, дай мне знать, где он провел остаток ночи и куда мне прийти сменить тебя. Я буду ждать перед домом номер шестнадцать на улице де Дуэ. Но ради бога, не отставай от него ни на шаг. Возможно, нам никогда больше не представится такой блестящий случай…
— Все это очень хорошо, но все же мне хотелось бы знать…
— Ну так слушай, — сказал Жавель, чувствуя, что его товарищ колеблется и что нужно играть в открытую, чтобы не испортить дело, — я выслеживаю убийцу с бульвара Ланн.
Он еще окончательно не убедился в виновности Коша, но понимал, что друг откажется ему помогать, если не будет уверен в том, что дело стоящее. Тот округлил глаза от удивления. Жавель добавил:
— Теперь ты понимаешь, что с этим делом стоит повозиться.
— Можешь положиться на меня. Я все сделаю.
— Главное — осторожность. Он парень хитрый…
— Да и я не дурак.
— Значит, в десять часов пришлешь кого-нибудь на улицу де Дуэ, к дому номер шестнадцать?..
— Будь спокоен…
Жавель поблагодарил друга и направился к центру Парижа. Кош от него не ускользнет, а если он ошибся, никто не узнает про его ночные похождения, кроме его товарища, которому теперь тоже болтать невыгодно.
От самого Люксембургского парка Кош шел, не поворачивая головы. Он двигался вперед, инстинктивно угадывая грозившую ему опасность. Иногда он замедлял ход и прислушивался. В ту минуту, когда двое полицейских встретились, он подумал, что спасен. Но вскоре звук шагов стал еще отчетливее, и репортер понял, что за ним идет уже не один человек, а двое. Коша вновь охватила тревога, уже испытанная им однажды, когда в ночь убийства он шел по опустевшим бульварам. Тот же страх перед чем- то неизвестным, та же зловещая тишина; чем дальше он шел, тем больше спешил и тем медленнее, как ему казалось, продвигался вперед. Кош спиной ощущал устремленный на него взгляд. Его нервное возбуждение было столь велико, что он сжал в руке револьвер, решив повернуться и выстрелить. Но от этого безумного поступка его удержала странная мысль: он испугался, что, обернувшись, никого не увидит и поймет, что находится под влиянием галлюцинации.
Подумав о том, что его рассудок может пошатнуться, репортер пришел в ужас. Между тем он чувствовал, что не в силах больше владеть собой. Страх парализовал его волю, мешая рассуждать здраво. Вскоре Кош почувствовал усталость, ту внезапную усталость, подкашивающую ноги, с которой невозможно бороться и которая заставляет забыть все: горе, опасность, угрызения совести.
В самом конце улицы Орлеан, возле заставы, журналист заметил круглый фонарь гостиницы. Он постучал в дверь, подождал, прислонившись к стене, пока ему откроют, заплатил за номер и бросился одетый на постель, не заперев даже дверь на ключ. Сон моментально овладел им, тяжелый, как смерть.
Через несколько минут полицейский, не имевший ни малейшего желания провести ночь под открытым небом, в свою очередь постучал в дверь гостиницы и самым невинным тоном попросил слугу:
— Дайте мне, пожалуйста, номер рядом с комнатой моего приятеля, который только что вошел. Не говорите ему, что я здесь, а как только он проснется, предупредите меня. Я хочу устроить ему сюрприз…
Полицейский осторожно поднялся по лестнице и, когда слуга вышел, приложил ухо к стене. Кош дышал тяжело и ровно. Тогда полицейский растянулся на своей постели и, уверенный в том, что добыча не ускользнет, тоже заснул.
В эту ночь Кошу снилось, что он в тюрьме и что за его сном наблюдает тюремщик: он и не предполагал, насколько его сновидение близко к действительности. Репортер уже несколько часов не был свободным и превратился в затравленного зверя, вокруг которого мало-помалу сужается кольцо из загонщиков…
В 8 часов утра Жавель вновь был на своем посту перед домом номер шестнадцать на улице де Дуэ. Он мог бы сразу подняться в квартиру Коша и поговорить с прислугой, но не хотел встречаться со швейцаром. Инспектор предпочел подождать на улице. Он был уверен, что очень скоро ему удастся пройти незаметно. И в самом деле, через несколько минут швейцар вышел. Жавель моментально прошмыгнул в подъезд. Он не знал, на каком этаже жил журналист, но это его нисколько не смутило. Инспектор позвонил в первую попавшуюся дверь и спросил:
— Здесь живет господин Кош?
— Нет, на четвертом этаже.
— Извините, пожалуйста…
На четвертом этаже ему отворила дверь старуха.
— Ваш хозяин дома? — спросил инспектор непринужденным тоном.
— Нет, — сурово ответила женщина.
Жавель приветливо улыбнулся:
— Cкажите ему, что это я пришел… он меня примет… Только назовите мою фамилию…
— Говорю же вам, что его нет дома…
— Я думал… Как это неприятно… Вы не знаете, когда он вернется?
Старуха подняла руки к небу:
— Я понятия не имею! Вот уже четыре дня как он уехал… Он может вернуться с минуты на минуту, а может и не вернуться.
— Видите ли, — проговорил Жавель, — мне бы очень хотелось повидаться с ним…
— Что ж, если вам так хочется, пройдите, подождите… может, он и вернется…
— Да… я подожду немного…
Инспектор вошел в кабинет и уселся, спрашивая себя, как лучше начать разговор. Но ему не пришлось долго думать. Не дожидаясь вопросов со стороны гостя, старуха забормотала:
— Вот уже четыре дня как его нет. Это очень странно — обычно он никогда не уезжает, не предупредив. Ему приносят письма, телеграммы, его спрашивают, и никто не знает, что сказать…
— Может быть, он поехал к родным?
— Нет-нет! Его чемодан здесь… и потом, он так странно уехал…
— Вы присутствовали при его отъезде?
— Нет. Я пришла сюда утром и увидела неубранную постель. Вечерний костюм был брошен на стул… Меня очень удивило, что его нет… обычно он никогда не выходит из дома раньше одиннадцати. Я вернулась к себе завтракать, но все время об этом думала, и знаете, что мне пришло в голову? Я подумала, может быть, он уехал драться на дуэли. Один раз такое уже было.
— О, это вряд ли! Я бы знал…
