становилось всё больше и больше.
Встретивший их в темноте бывшего подземного буфета Дядя сориентировался мгновенно, протолкнув мимо себя всю компанию и буквально упав перед Совой на колени.
— Кровища… хуже не придумаешь, — буркнул он, отодвигая в сторонку подол цыганской юбки, уже впитавший в себя немного яркой жидкости.
Что уж там рассадила себе, задев остаток стекла в раме, Сова, сказать вот так, при первом осмотре, было трудновато, но кровь лилась рекой и уже хлюпала в маленькой туфельке девушки.
— Сама дойдешь? — выпрямляясь, спросил Дядя. — Тут недолго…
Сова кивнула, а абориген уже извлек из кармана какой-то странный желтоватый мешок из пластика, заставил девушку сунуть в него ногу и быстро закрепил верх на голени.
— На кровь тут всё, что хочешь соберется, — пробормотал Дядя. — Вот ведь нелегкая попутала…
— Я не специально… — как совсем по-детски пролепетала Сова и сама испуганная обилием вытекающей из нее красной жидкости.
— Сделал бы специально, уже давно была бы на Луне, — буркнул Дядя. — Теперь — все за мной, там тесновато, но потерпите. А ты, Жанетка, делай, что хочешь, но через минуту тут крови быть не должно…
Жанетка, серьезная, испуганно-сосредоточенная, только кивнула в ответ, передавая Дяде его карабин и пальто.
— Я помогу, — вызвался Ворон.
Ему непременно хотелось сделать что-то для мулатки, обратить на себя её внимание.
— Помоги, — кивнул Дядя. — Только быстро. И — её слушай.
Он увел за собой в темноту подземелья остальных, поблескивая лучом фонарика на гладких, полированных стенах облицовки, на далеком, у противоположной стены, запыленном и потускневшем зеркале. А Жанетка знаком позвала за собой Алексея.
Они поднялись по ступенькам к металлической раме, виновнице неожиданного происшествия. Оглядевшись, мулатка кивнула Ворону на стоящую в дальнем углу огромного застекленного вестибюля, где когда-то будущие зрители ожидали начала сеанса, а сейчас царила пустота и пыль, высохшую пальму в кадке.
— Тащи сюда, — полупопросила, полуприказала девушка. — Будем следы засыпать…
Пока штурмовик выполнял её распоряжение, Жанетка раздобыла где-то простецкий домашний веник и металлический совок.
— Сыпь на кровь, я заметать буду… и по улицу гляди, не забывай, — распорядилась мулатка.
Пальма пустила в кадке такие корни, что земли среди них почти и не было. В этом Алексей убедился, вскрыв пластиковую упаковку несколькими ударами ножа. Но приходилось выкручиваться, и он, откинув в угол ненужное никому злосчастное дерево, пытался изо всех сил присыпать остатками земли и пыли кровавые следы Совы. Мулатка следом за ним заметала влажную, окровавленную землю и тут же ссыпала её в неизвестно откуда появившийся у нее в руках пластиковый мешочек.
И хотя такая работа здорово отвлекала от наблюдения за происходящим на улице, да и утомительная, однообразная пустота не способствовала обострению внимания, но Ворон все-таки первым заметил у далекой стены кирпичного, когда-то желтого дома две фигурки.
— Глянь…
Он не успел ничего сообразить, как Жанетка перепуганным зверьком метнула к стене, прижалась к ней, будто хотела раствориться в прессованной мраморной крошке облицовки, и сдавленно проговорила:
— Прикрой меня…
Несмотря на всю странность происходящего, Алексей каким-то чудом смог сообразить, что от него требуется, и не стал открывать по далеким фигурам беспорядочного пистолетного огня, бессмысленного на таком расстоянии, но 'прикрывающего', отвлекающего обстреливаемых от их цели. Ворон подскочил к стене, в которую вжималась мулатка, и встал перед девушкой, спиной к ней, стараясь как можно шире расправить плечи, чтобы закрыть Жанетку от чужих глаз. При этом про пистолет он все-таки не забыл, сопровождая медленно передвигающиеся вдоль стены дома фигуры стволом.
И только когда далекие прохожие исчезли за поворотом, Жанетка перевела дух и сказала:
— Спасибо, выручил…
— А кто это был? — кивнул в сторону улицы Ворон.
— Не знаю, — пожала плечами Жанетка. — Может, добытчики, а может, и призраки…
— А какая разница? — полюбопытствовал Алексей.
Мулатка удивленно вскинула на него выразительные, большущие глаза, обрамленные пушистыми ресницами.
— Правильно Дядя вас забрал, — сказала она. — Пропадете тут сами-то по себе… А разница… добытчик — он просто человек, как мы. А призрак — он не такой… не нашего мира, что ли. Вот с добытчиком ты можешь рядом посидеть, поговорить, даже вместе в рейд сходить, а призрак тебя не замечает, будто и нет совсем.
— А если и с ним поговорить? — не успокоился объяснением Ворон. — За руку взять, ударить…
— Ну-ну, — саркастически скривила губки Жанетка. — Один раз коснешься — ничего не будет, может, он исчезнет, или уйдет своей дорогой… а другой кто коснется — почернеет и сгорит за два часа, как дерево в огне… ну, а бывало, что и пропадали люди после этого, а куда, как — никто не знает… Ладно, нам заканчивать надо быстрее.
И снова сухой землей на капли крови, размякшую кашицу — в пакет, и так до тех пор, пока вокруг рамы и по пути к лестнице вниз, в буфет, не осталось следов.
— А почему тебя здесь не должны видеть? — поинтересовался Алексей, когда и разрезанная кадка из-под пальмы, и остатки самого дерева, и веник с совкам были надежно припрятаны за полуразвалившейся дверью в кинозал.
— Не меня, Дядю, — серьезно ответила Жанетка. — А я просто его отражение. Все знают, что если я здесь, значит и Дядя тоже. А такие места, как это — беречь надо… идем, только фонарика у меня нет, я-то дорогу помню, а ты лучше держись сзади, за куртку, и не отцепляйся…
Ночное зрение у Алексея было, вообщем-то, неплохое, но — именно что ночное, а не инфракрасное. В темноте незнакомого подземелья, куда не долетал ни единый, даже сильно посеревший в городе лучик света, Ворон оказался совершенно беспомощным. Впрочем, нет худа без добра, и вместо того, чтобы вцепиться мертвой хваткой в полу куртки мулатки, Алексей положил руку ей на плечо, тут же почувствовав под двойной-тройной броней одежды нервное и изящное девичье тело.
Жанетка провела штурмовика привычным путем почти через центр большого, гулкого зала в дальний его угол, к когда-то шикарному по местным меркам туалету. Правда, в сплошной темноте, царящей тут уже многие годы, оценить фешенебельность отхожего места было невозможно.
Алексей по звуку определил, как сузилось, стало совсем маленьким помещение, а потом плечи мулатки задвигались, она что-то делала, чуть наклонившись вперед… вздохнула без малейшего скрипа открываемая дверь, и микроточка диодной подсветки вернула жизнь глазам штурмовика. С большим трудом, но он смог определить, что находится в узком, тесном даже для одного человека коридоре, а стоящая перед ним мулатка, плечо которой он перестал сжимать, как утопающий соломинку, а просто держал на нем свою руку, пытается сдвинуть с мертвой точки солидный по размерам штурвал на явно металлической, тяжелой двери.
Широкий и приземистый коридор с выкрашенными в цвет хаки стенами и потолками, десяток самых обыкновенных дверей, когда-то белых, но с годами потемневших до 'слоновой кости'. Две синие 'дежурные' лампочки в дальних углах коридора почти не давали света, а лишь обозначали его. И легкий, едва ощутимый гул далеко-далеко под двойным-тройным перекрытием пола работающего мощного двигателя, гул, который возможно было услышать и ощутить только в абсолютно пустом пространстве подземелья.
— Вот там, в начале, продсклад, кухня, столовая на триста мест, это первые две двери, но я-то столовой не пользуюсь, неуютно как-то в таком большом помещении одному кушать…
