быть для Гурова весомее любых доказательств.
Полковник пока что не сделал никаких однозначных выводов, лишь попросил рассказать подробно, как все произошло. По словам Решникова, дело обстояло так…
…Решников молча катил машину по пустынным ночным улицам. Николай Николаевич Амосов сидел рядом, вцепившись пальцами в сиденье так, что костяшки пальцев побелели, и находился в крайнем напряжении. Алексей периодически скашивал глаза на своего шефа и чуть заметно неодобрительно хмурился. Ему категорически не нравилась эта затея, но противостоять хозяину он не мог.
Амосов постоянно поглядывал на часы и торопил Решникова.
– И так под сотню едем, – коротко бросал Алексей, плавно выруливая на перекресток.
Он водил машину очень умело и сейчас ехал вполне уверенно, так что вполне мог прибавить скорости, однако не видел в этой спешке никакого смысла. Вскоре они подъехали к дому, в котором проживал Виктор Николаевич Амосов. Дом был двухэтажным, разделенным на две квартиры. Одну из них занимал одинокий Амосов, в другой жила семья – муж, жена и сын-подросток.
Решников притормозил и высунул голову. В окне спальни Амосова горел свет.
– Бодрствует, значит, – пробормотал Амосов, выбираясь из машины и торопливо двигаясь к воротам.
– Николай Николаевич! – окликнул его Решников, и тот обернулся на ходу. – Давайте я с вами пойду.
– Не нужно! – решительно возразил Амосов. – Я сам разберусь. Сиди в машине и жди, это ненадолго.
Алексей пожал плечами, но послушно вернулся в машину, поглядывая на Амосова. Тот достал из кармана связку ключей – у него имелся ключ от ворот и квартиры брата, прошел внутрь и через некоторое время совсем скрылся из вида. Алексею ничего не оставалось, как наблюдать за безмолвным домом, поглядывая на светящееся окно.
Амосов отсутствовал уже полчаса, когда Алексей начал проявлять беспокойство. Не выдержав, достал свой сотовый телефон и набрал номер шефа. Тот почему-то не ответил. Строго приученный подчиняться начальству, Решников подавил желание пройти через ворота и подняться в квартиру.
Амосов появился минуты через три после его звонка. Вид у него был такой, что начальник службы безопасности сразу понял – что-то случилось. Причем явно катастрофическое. Взгляд Амосова был словно безумный: блуждающий, глаза выпучены… Да и шел он пошатываясь. Решников автоматически открыл аптечку, принялся искать там таблетки от сердца и протянул шефу две. Тот машинально проглотил их, запив поданной Решниковым минералкой, затем безвольно плюхнулся на сиденье рядом с Алексеем и бессмысленным взглядом уставился перед собой.
– Что случилось? – решил нарушить молчание Решников.
Амосов посидел, покачиваясь из стороны в сторону, потом разлепил губы и прошептал:
– Поехали отсюда.
Отлично понимающий настроение людей, а в особенности своего начальника, у которого работал не первый год, Алексей понял, что уезжать так просто нельзя. Что Амосов не владеет ни собой, ни ситуацией, а следовательно, придется, в нарушение инструкций, брать инициативу в свои руки.
Не говоря ни слова, он вылез из машины и зашагал к дому.
– Леша! – жалобно окликнул его Амосов. – Не ходи!
Но один уже тон убедил Решникова, что идти нужно.
Амосов не запер за собой ворота, поэтому Алексей беспрепятственно прошел внутрь. Дверь в дом также была открыта, и это еще раз подтверждало, что Амосов слабо соображал, что делает. Алексей поднялся на второй этаж в квартиру Виктора, дернул за ручку и вошел, прямиком направляясь в спальню. Ему неоднократно доводилось бывать в этих стенах, поэтому он отлично знал расположение.
То, что он увидел в спальне, никоим образом его не успокоило… Где-то внутренне он ожидал чего-то подобного и подсознательно был готов. На широком диване, на спине, неподвижно лежал Виктор Амосов. Руки его были раскинуты в стороны, а в виске зияло аккуратное отверстие. Алексей на своем веку не раз видел подобные, такое отверстие могла оставить только пуля.
Все было ясно без подтверждений, однако Алексей все-таки подошел к телу Виктора и взял его за левую руку. Пульса, естественно, не было. Оттянув веко Амосова, он окончательно убедился, что вызывать «Скорую» нет никакого смысла.
На размышления ушло всего несколько секунд. Дальше голова Алексея начала работать как счетчик. Он достал из кармана носовой платок, тщательно вытер все поверхности, а также дверные ручки. Осмотрелся. В комнате не было особого беспорядка. Диван расстелен, видимо, Амосов уже собирался спать, на прикроватной тумбочке стоят открытая бутылка коньяка и рюмка, а вот пистолета нигде не видно.
Алексей прошел на кухню. Там возле раковины он увидел вторую рюмку. Она была вымыта и тщательно вытерта полотенцем. Решников проверил, не забыл ли чего, потом спустился вниз и вышел на улицу. Прохладный ветер, поднявшийся ночью, освежил его разгоряченное лицо. Амосов, съежившись, сидел в машине и так же тупо смотрел перед собой. Увидев Алексея, он встрепенулся и спросил:
– Видел?
Алексей не стал отвечать на глупый вопрос, сел за руль и проговорил:
– Никого не было, пока я отсутствовал?
Амосов испуганно закрутил головой. Потом вдруг резко приблизился к Решникову и, взяв его за воротник, горячо заговорил:
– Леша, это не я! Не я! Ты же понимаешь это?
– Понимаю, – одними губами ответил Алексей. – Пистолет у вас?
– Какой пистолет? – с расширившимися от ужаса глазами спросил Амосов. – Не было никакого пистолета! Он уже лежал мертвый, когда я вошел! Мне не удалось с ним поговорить! Боже мой, да что же это такое происходит! Кошмарный сон какой-то!
Алексей завел машину и, на ходу прибавляя скорость, поехал прочь от места трагедии. Амосов спрятал лицо в ладони и всю дорогу просидел молча.
– Куда вы его повезли? – спросил Гуров, когда Решников закончил свой рассказ.
– К себе, – ответил тот. – Я один живу, на Сретенке. О том, чтобы везти его в больницу, и речи быть не могло, тогда сроду бы не отмазались. А так… Картина, конечно, стремная вырисовывалась, тем более что проторчали мы там долго, и вообще… Неправдоподобно выглядит рассказ Амосова о том, что он замучился в больнице и просто поехал ко мне, чтобы отвлечься, туфта полная, но ничего лучшего в создавшихся условиях мы не могли придумать. Да и времени не было версии сочинять. Оставалось только уповать, что никто не узнает, что мы там были. А получилось вот как. Мало того, что узнали, так еще пистолет этот гребаный подкинули!
– Вы уверены, что пистолета у Амосова не было? – пристально посмотрел на него Гуров.
– Абсолютно! – кивнул тот. – Я, когда его привез, накачал снотворным, чтобы он поспал хоть немного, а сам, грешным делом, обыскал все. Не было пистолета, гадом буду!
Гуров нахмурился, барабаня пальцами по панели. Потом вновь хотел задать вопрос, но Решников опередил его:
– Амосов не убивал брата, полковник. Он был мертв не менее часа, когда мы туда подъехали.
– Почему вы так уверены?
– Я в свое время в мединституте учился. Со второго курса ушел.
– Как-то вы очень круто профессию поменяли, – улыбнулся Гуров.
– Девяносто второй год, – кратко пояснил Решников.
– Понятно. И что было потом?
– Да ничего особенного! Он проспал до утра, я его еле разбудил, и он сразу стал кричать, что поедет на работу. Я предупреждал, что это неосмотрительно, что лучше отсидеться дома, сославшись на плохое самочувствие. Но его снова было не остановить! Как одержимый какой-то, честное слово! Никогда не видел своего шефа в таком состоянии! Может, на него еще и лекарства повлияли, которые ему в клинике вкололи…
Гуров посидел в задумчивости минуты две, после чего сказал:
