просьбой. Попросил оставить ее у себя на время, потому как я показалась ему человеком честным, «старой закалки». Он обещал забрать у меня свою коробку через несколько месяцев или, на худой конец, прислать своего внука, Федора.
– Он говорил вам, что в коробке?
– Намекнул и просил не открывать. Сказал, что там семейные реликвии, ценные больше своей древностью, и объяснил, что скрывает их из-за напряженной обстановки в семье. Мне это знакомо, потому я не стала углубляться в тему…
– И где же эта коробка? – чувствуя, что конец уже близко, уточнил Гуров. – Могу я на нее взглянуть?
– К сожалению, нет, – покачала головой Таисия Петровна. – Вы и этого не знаете? Ее же несколько дней назад забрал Федор, внук, о котором он говорил.
– Как Федор? – не поверил своим ушам полковник. – Он не мог этого сделать! Я же только что с ним разговаривал. Постойте, как выглядел этот ваш Федор?
– Высокий мужчина, грузного телосложения, средних лет. Голос приятный. – Хозяйка квартиры нахмурилась. – А что? Что-то не так? Он назвался и сказал, что внук Круглова. Я тут же, как и было договорено, отдала коробку, и он ушел.
– Так он не просил у вас коробку? Вы сами ее отдали?
– Кажется, нет… – растерянно пробормотала старушка. – Просто, когда он сказал, кто он и от кого, у меня и мысли не возникло… Так я отдала ее не тому человеку? Боже мой!
– Мне бы очень пригодился портрет этого человека. Тогда мы смогли бы его опознать. Вы не откажетесь помочь? Я могу найти художника…
– Посмотрите на меня, – прервала оживившегося Гурова Таисия Петровна. – Видите мои очки? Я и вас сейчас не очень отчетливо вижу. Могу приблизительно сказать, какого вы телосложения и роста. Голос ваш узнаю обязательно. А описать внешность – это не ко мне. В одном глазу мне когда-то заменили хрусталик и со временем он вовсе перестал видеть, а другой не многим лучше. Единственное, что я смогу точно узнать, – так это голос. У меня на них прекрасная память.
– Что же, если будет такая необходимость, то мы обратимся к вам за помощью, – со вздохом кивнул полковник.
Видя, что он поднимается со своего места, старушка удержала его за рукав:
– Понимаю, что вы мне не расскажете, что там произошло. Интересы следствия и все такое… Но скажите, я действительно отдала мошеннику что-то ценное? Меня это очень беспокоит.
– Не волнуйтесь, Таисия Петровна, – заверил старушку Гуров. – Вашей вины в произошедшем нет. Круглов сам поступил необдуманно, не сказав вам, как убедиться, что пришедший за коробкой – действительно его внук. Конспиратор он был явно никудышный. А вы поступили честно, как договаривались с ним.
– Постой! – неожиданно вскрикнула Таисия Петровна. – Я кое-что вспомнила! Не знаю, может быть, это вам пригодится. Этот человек, который назвался внуком Круглова, он, кажется, верующий или хочет таким казаться.
– С чего вы взяли?
– Он при мне перекрестился и так странно – двумя прямыми пальцами, а не щепоткой, как все…
– Как старообрядцы, – пробормотал Гуров и принялся благодарить старушку.
Покинув старый дом, полковник надолго остановился во дворе, изучая постройку снаружи. Итак, искомое увели у него прямо из-под носа. Причем увел кто-то, осведомленный о изысканиях Круглова ничуть не хуже его самого.
Простое рассуждение на эту тему приводило к неутешительному выводу. Кроме самого полковника, о последних находках были осведомлены немногие: сам Федор, но это был точно не он, да ему это было и не к чему, во-вторых, Маргарита. Опять-таки – это была не она, но ничто не мешало ей передать сведения некоему «грузному мужчине», который оперативно, допустим, на машине, проделал путь до Казани и оказался тут раньше Гурова. Мотив у Маргариты был, ведь она знала, что за ценность на кону. В-третьих, все бумаги теоретически могла прочитать соседка Круглова, пока они были у нее, или даже его сосед- алкоголик. Последний явно не смог бы это провернуть. А соседка не казалась способной на сложную интригу. Однако сбрасывать ее со счетов все же не стоило…
Про старообрядческое крестное знамение он тоже не забыл, но пока не знал, как к нему отнестись. Это мог быть как искренний жест, и тогда преступника нужно будет искать среди общины, так и специально продуманное действие, чтобы отвести подозрения в определенную сторону.
Можно было попытаться отыскать еще какие-нибудь следы этого таинственного «внука» здесь, в Казани, но Гуров не сомневался, что он уже давно убрался отсюда вместе со своей коробкой, содержимое которой хоть и неизвестно точно, но практически не подлежит сомнению, что там-то и находится пресловутая икона.
Посему полковник не стал терять времени и отправился прямиком на вокзал, обратно в город Петровск.
В ожидании поезда он успел сообщить Федору, что дело снова затягивается, а жене – что отпуск по- прежнему откладывается на неизвестное время. Вроде бы ничего особенного в этом не было, но полковнику было очень неприятно признавать свое, пусть и промежуточное, но поражение.
Дом Макара Ивановича встретил его неожиданной тишиной и покоем. Наивный старик оказался недостаточно дальновиден, чтобы уберечь свое сокровище, но больше это не было его заботой. Теперь это легло на плечи Гурова.
Открыв дверь, полковник почувствовал, что в доме что-то не так. Ощущение было отчетливым, но неопределенным. Все предметы оставались на тех же местах, на которых он их оставил. Пыль на полированной поверхности стола накопилась в должном количестве.
Гуров внимательно осмотрел все свои вещи, потом вещи старика, перелистал тетради дореволюционного сыщика – все было на месте. Не придумав больше ничего толкового, полковник отправился спать, тем более что время было уже позднее.
Мерный стук вытаскивал сознание из забытья, не давал провалиться в плавную, вязкую темноту, такую заманчивую… Стук прекратился, и все снова стало уплывать в благодатной тишине.
Новый звук. Он раздражал, его хотелось прекратить, заставить замолчать того, кто его издает. Кажется, это голос? Кто-то кричит, зовет его. Крик прекратился, только чтобы смениться прежним стуком. Черт!
Почему его не оставят в покое? Чем он заслужил это? В конце концов, кто и зачем там стучит? Так хотелось просто уснуть, отпустить себя в эту заманчивую тьму, где не нужно действовать, думать, принимать решения и даже чувствовать. Но стук не прекращался, и к нему снова прибавился голос. Теперь он уже четко понимал, что это именно голос – пронзительный, высокий, чертовски раздражающий. И зовущий. Нет, он не отпускает! Не дает ускользнуть отсюда. Придется разобраться с ним, и только потом…
Снова настала неожиданная тишина. На этот раз надолго, так что темнота снова подступила совсем близко и обняла его своими бархатными лапами, мягкими и успокаивающими. Однако полностью провалиться в эти объятия ему было не суждено.
Какие-то тихие звуки, потом голоса, которые неуклонно приближались, становились громче, наполняли все вокруг. Что-то происходило, кажется, его трясли, а может, и били по щекам. Сил отреагировать не было, хотя, честно говоря, хотелось что-нибудь сделать и прекратить эту возню.
Понять, кто это вокруг него, пока не удавалось. Люди какие-то знакомые, но лица были словно в тумане. А потом ему, кажется, сделали укол и вся эта кутерьма резко прекратилась.
Когда Гуров открыл глаза, рядом никого уже не было. Белый потолок и крашеные стены, а также характерный запах сразу давали понять, что он в больнице. Попытавшись пошевелиться, полковник сразу же выяснил, что еще слаб. Он постарался вспомнить, что с ним произошло, но в голове была какая-то мягкая вата вместо воспоминаний. Единственное, что отчетливо осталось в памяти, это то, что он лег спать. Потом была какая-то муть…
Ситуация прояснилась через несколько минут, когда в палату вошла Маргарита Воронцова. Она привычным жестом поправила очки и серьезно посмотрела на лежащего полковника сверху вниз:
– Как ты? Мне сказали, что все будет в порядке.
