— Что ты имеешь в виду — люди не моего круга? Можно подумать, я родился на другой планете. Мне даже нравится общаться с новыми людьми. Куда бы мы ни пошли, кругом одни и те же знакомые лица. Старые добрые профессионалы среднего класса: банкиры и фермеры, биржевые маклеры и люди, занимающиеся страховым бизнесом. Некоторые женщины занялись карьерой, другие же, оставившие работу ради детей, горько сетовали на чудовищные суммы, в которые обходился наем уборщиц и гувернанток. Я всегда чувствовал себя не на месте, что, вероятно, повторится и у Чармиан. Интересно, а найдется ли такое место, где я буду чувствовать себя уютно и комфортно?
— Мы поедем на эту вечеринку, если хочешь, — сказала я, но только для того, чтобы сделать приятное Джеймсу. В конце концов, теперь, после того, как он вступил в СРП, ему надо привыкать иметь дело с простыми людьми.
Чармиан выглядела очень необычно в светло-вишневом платье особого покроя и тюрбане, обмотанном вокруг ее величественной головы.
— Как замечательно, что вы приехали, дорогуша, — проворковала она, целуя меня.
К своему немалому изумлению, я поцеловала ее в ответ, передавая ей вино, купленное Джеймсом за бешеные деньги в ресторане, потому что он не захотел искать бар, где разрешена продажа спиртных напитков навынос. Я представила его Чармиан, которая явно пришла в замешательство, когда он пожал ей руку и произнес своим хорошо поставленным голосом:
— Очень рад познакомиться с вами.
Большая гостиная Смитов оказалась битком набитой, хотя несколько пар в середине как-то умудрялись танцевать под оглушительную песню группы «Take That» «Снова воспламени меня». Меня познакомили с Герби, супругом Чармиан, мягким, добродушным мужчиной с седеющими волосами, который фланировал по комнате, держа в обеих руках по бутылке вина.
— Наш Джей где-то здесь. — Чармиан окинула собравшихся орлиным взором. — Вы должны познакомиться с именинником. — С этими словами она ринулась в толпу.
Я нашла спальню и оставила там свое пальто. Когда я вернулась, Джеймса нигде не было видно, поэтому я взяла бокал вина и прислонилась к стене. Я надеялась, что Бел тоже получила приглашение, так что мне будет с кем поговорить.
Молодой мужчина с косматой черной гривой и пушистой бородкой подошел и остановился рядом со мной. Его темные глаза улыбались мне сквозь толстые стекла очков в роговой оправе.
— Вы очень напоминаете пресловутую даму, оставшуюся без кавалера.
— Я жду своего приятеля, — объяснила я.
— Не хотите пока потанцевать?
— Не возражаю. — Мне было чертовски неловко подпирать стену в одиночестве.
Он взял меня за руку и повел к танцующим. Места там хватало только для того, чтобы переминаться с ноги на ногу.
— Вы живете неподалеку? — вежливо спросила я. Мне никогда не удавалась светская беседа.
— В соседней квартире, здесь же, в подвале. А вы по-прежнему живете в Киркби?
— Откуда вы меня знаете? — Мне никогда не нравилось встречать людей из прошлого.
— В школе мы ходили в один класс. Ведь вы Милли Камерон, правильно?
Я кивнула.
— У вас передо мной преимущество, — сказала я. — Я не помню, чтобы кто-нибудь в классе носил бороду.
— Я Питер Максвелл, в те времена известный как Слабак. Вы должны меня помнить. Обычно я ходил с подбитым глазом, иногда подбитыми были оба, не говоря уже о чрезмерном количестве ссадин и шрамов. Ребята обычно колотили меня, потому что от меня не было толку в командных играх. Моя мать не отставала от них и тоже осыпала меня оплеухами, но она никаких причин не выискивала.
— Я вспомнила.
Он был хрупким впечатлительным мальчиком невысокого роста, самым маленьким в классе; даже ниже девочек. И почти все время плакал. Ходили слухи, что его отца убили в драке возле какого-то бара в Хейтоне. Я позавидовала его способности открыто говорить о подобных вещах: ему не обязательно было говорить мне, кто он такой. Может быть, он знал мою историю. Все знали, что отец Милли и Труди Камерон избивает своих дочерей.
— Как получилось, что ты стал таким крепким? — спросила я. Он был одного со мной роста, около пяти футов восьми дюймов, но поразительно широкоплечий, и я чувствовала, что в руках у него есть сила.
— Когда мне исполнилось шестнадцать, я ушел из дому, нашел работу, проводил все свободное время в гимнастическом зале, где и подрос, но в основном в ширину. — Он широко улыбнулся. — После мускулов пришло время развивать мозги, и я поступил в университет, где и получил степень по экономике. Я преподаю в средней школе в миле отсюда.
— Ну и работенку ты себе нашел! — Я открыто восхищалась им, особенно тем, что он не ныл и не жаловался.
— Мышцы Арнольда Шварценеггера оказались очень кстати, — признался он, — особенно когда приходится иметь дело с драчунами и хулиганами. Однако большинство детей хотят учиться, а не создавать проблемы. Но, пожалуй, хватит обо мне, Милли. А ты чем занимаешься? Если я правильно помню, ты вышла замуж за Гэри Беннетта.
— Да, но мы развелись. Я агент по продаже недвижимости в «Сток…»
Не успела я договорить, как молодая женщина в красном вельветовом брючном костюме, растолкав танцующих, прорвалась к нам и схватила его за руку.
— Вот ты где! А я тебя везде ищу. — Она потащила его прочь, а потом обернулась ко мне и изрекла: — Извините.
Мне стало даже жаль, что он уходит — интересно поговорить с кем-то, чье детство так похоже на твое собственное. Я заметила Джеймса, оживленно беседующего о чем-то с парой средних лет. Похоже, он забыл обо мне. Мне стало одиноко. Я отправилась на кухню и вызвалась мыть посуду. Герби выставил меня вон, с негодованием заявив:
— Девочка моя, вы пришли сюда развлекаться.
К этому моменту основное действо переместилось в коридор. Я пошла туда, надеясь найти Бел, но ее нигде не было видно, так что я уселась на ступеньки и мгновенно оказалась втянутой в спор об актерском мастерстве или отсутствии такового у Джона Траволты.
— Он замечательно сыграл в «Криминальном чтиве», — горячо доказывала какая-то женщина.
— В «Лихорадке субботним вечером» он никуда не годился, — сказал кто-то еще.
— Это было сто лет назад. — Женщина раздраженно взмахнула руками. — Кроме того, никто не ожидал от него актерской игры в «Лихорадке субботним вечером». Это мюзикл, а танцевал он великолепно.
Входная дверь открылась, и вошел мужчина, высокий и стройный, немногим старше двадцати, с бледным суровым лицом и каштановыми волосами, собранными в хвост. В ушах у него покачивались маленькие золотые цыганские сережки, одет он был просто — джинсы, белая тенниска и черная кожаная куртка. Двигался он плавно и безо всяких усилий, как пантера, волнующе и даже чувственно. Глядя на него, мне вдруг стало зябко. В то же время его худощавая фигура выражала явное напряжение, даже взвинченность. Несмотря на кажущуюся суровость, черты лица его оказались нежными: тонкий нос с широкими ноздрями, полные губы, высокие скулы. По коже у меня снова побежали мурашки.
Мужчина закрыл дверь и прислонился к ней. Он бегло обвел глазами гостей, столпившихся в коридоре. У меня перехватило дыхание, когда он встретился со мной взглядом и глаза его слегка расширились — он узнал меня! Потом он почти с презрением отвернулся и удалился в гостиную.
— А вы что думаете? Как вы сказали, вас зовут? — Ко мне обращалась женщина, защищавшая Джона Траволту.
— Милли. Что я думаю о чем?
— Вы согласны, что в фильме «Убей коротышку» он был великолепен?
— Восхитителен, — согласилась я. Все мои мысли занимал только что вошедший мужчина.
В течение следующего часа я почти не прислушивалась к беседе, которая свернула на голливудских
