свою машину. Я стерла почти все, а то, что осталось, уже не разобрать. — Послушай, сестричка, мне жаль Алисон, — торопливо выпалила я, — но мне действительно нужно поработать.
Труди сжала мне руку. Бросила взгляд на дом, в котором мы выросли.
— Как бы я хотела навсегда уехать отсюда и никогда не видеть никого из нашей семейки, но у нас нет выбора, правда? Не знаю, как бы я выдержала все, если бы не Колин.
Запустив двигатель, я обратила внимание, что дом напротив заколочен досками, хотя дети уже взломали дверь и играли в коридоре. В садике перед домом стоял ржавый автомобиль без колес. Когда я отъезжала, мне показалось, что солнечный свет померк, хотя на небе не было ни облачка. Меня вдруг охватило чувство, что я здесь совсем чужая. «Кто я такая и откуда?» — с ужасом подумала я. Не отсюда, только не отсюда! Тем не менее я появилась на свет в высотном доме, в миле отсюда; теперь там, как в заточении, живет бабушка. Марта Колквитт редко выходила из дому с тех пор, как пять лет назад на нее напал грабитель и попытался отобрать пенсию. Моя собственная квартира в Бланделлсэндсе была скорее иллюзией, картонным, а не настоящим домом, и сама я была шарлатанкой. Я не могла понять, что нашел во мне Джеймс или почему Джордж Мастертон стал моим другом. Я играла какую-то выдуманную роль, но не становилась от этого настоящей.
Что подумал бы Джеймс, если бы встретил мою неряху-мать и дымящего как паровоз отца, если бы я рассказала ему о своем несчастливом детстве? Что бы он сказал, если бы узнал, что у меня есть умственно отсталая сестра, которую поместили в приют еще в трехлетнем возрасте, чтобы она не попадалась на глаза отцу? Перед моим взором возникла сцена, как мой отец наотмашь бьет Алисон по лицу и раз, и другой, пытаясь заставить ее перестать повторять одно и то же слово снова и снова. «Тапочки, — монотонно и без выражения бормотала Алисон. — Тапочки, тапочки, тапочки». Она до сих пор повторяла это слово, когда волновалась, хотя ей уже исполнилось семнадцать.
Даже люби я Джеймса, мы никогда не смогли бы пожениться, — не с таким «приданым» за плечами, как у меня. Я снова напомнила себе, что больше не собираюсь выходить замуж, что я не способна любить. Для меня нигде не было места, ни в чьей душе.
Тем не менее я сгорала от желания как можно скорее увидеть Джеймса. Он обещал заехать за мной в семь. Я с нетерпением ждала возможности забыться в пустой болтовне, за вкусной едой и хорошим вином. Он отвезет меня домой, мы ляжем в постель, и все семейные дрязги уйдут на задний план, пока мне снова не придется ехать на семейный обед. Но сны, конечно, останутся, от них мне никуда не уйти.
3
В Токстет я смогла выбраться только в среду. Джеймс купил билеты на джазовый концерт в филармонию на вечер понедельника, о чем я совсем забыла. Во вторник я пообещала поужинать с Дианой Риддик, сотрудницей из моей конторы, с которой я не была особенно близка, но то же можно было сказать и о других людях. Диане исполнилось тридцать пять, она не была замужем и жила с престарелым отцом, который, по ее словам, стал просто невыносим, особенно теперь, когда его здоровье ухудшалось. Она была маленькой, хрупкой, вечно недовольной, с чрезмерно и грубо размалеванным лицом, с дипломом по управлению землей и собственностью и с претензиями на место менеджера в вултонской конторе. Она не подозревала, что я вынашиваю те же намерения, и, когда мы остались одни, открыто призналась мне в этом. Я полагала, что у нее были свои тайные причины пригласить меня на ужин в тот вечер, и, как оказалось, она намеревалась выведать у меня планы Джорджа.
— Он когда-нибудь говорил с тобой об этом? — спросила она, пока мы наслаждались итальянской кухней. На полосатых красно-белых скатертях красовались истекающие воском свечи в зеленых бутылках. Стены были увиты пластмассовыми виноградными лозами.
— Никогда, — искренне ответила я.
— Готова поспорить, он отдаст место Оливеру, — проговорила она с недовольной гримасой.
Оливер Бретт, солидный и надежный, занимал должность помощника менеджера и замещал Джорджа в тех редких случаях, когда тот отсутствовал.
— Сомневаюсь. Оливер хороший человек, но он неоднократно доказывал, что не способен брать на себя ответственность. — Я отпила глоток вина. В такие вечера мне казалось, что Киркби где-то далеко- далеко, за миллион миль отсюда. — Помнишь прошлое Рождество, когда он позвонил Джорджу на Сейшелы, чтобы попросить совета?
— Ммм! — Диана по-прежнему сомневалась. — Да, но он мужчина. Этот мир благоволит мужчинам. Я буду очень недовольна, если он выберет Труляля или Траляля.
— Это крайне маловероятно, — рассмеялась я. Если не считать Джун, которая заняла мое прежнее место секретаря-машинистки, штатными сотрудниками были еще двое молодых людей, Даррен и Эллиот, оба лет двадцати с небольшим, поразительно похожие друг на друга и видом, и манерами, чем и заслужили свои прозвища. Но оба слишком незрелые и юные, чтобы заслужить повышение.
— Джордж никогда не производил на меня впечатления человека, предубежденного против женщин, — добавила я.
— Может быть, мне стоит съездить в Вултон, посмотреть, как там и что. — Необычайно густые брови Дианы нахмурились, и морщинки недовольства на переносице стали глубже и заметнее. — Я напечатаю для Джорджа кое-какие заметки.
— Хорошая мысль, — пробормотала я. Сама же я с прошлой недели ни строчки не прибавила к своему отчету.
Среда уже подходила к концу, когда я вернулась в контору на Кастл-стрит. Я возила некую пару по фамилии Ноутон в Лидьят, чтобы осмотреть кое-какую недвижимость. Они осматривали уже шестой дом. Как обычно, они походили вокруг, вслух размышляя о том, подойдет ли сюда их теперешняя мебель, и попросили меня замерить окна, чтобы решить, сгодятся ли для них старые занавески. Джордж настаивал, чтобы ключи всегда возвращались в контору, как бы ни было поздно, поэтому я повесила их на стойку что- то около восьми часов. Джордж все еще работал в своем кабинете за стеклянной перегородкой, а Оливер как раз собирался домой. Его добродушное лицо озарилось улыбкой, когда он приветствовал меня.
Я же размышляла о том, осталось ли у меня время съездить в Бланделлсэндс, забрать картонные коробки, которые я приобрела в супермаркете, вернуться в город и заняться квартирой тетушки Фло. Я не могла приехать на работу в машине с коробками на заднем сиденье — ведь мне предстояло возить клиентов на осмотр.
Прежде чем я пришла к какому-либо решению, из своей застекленной кельи вышел Джордж.
— Милли! Сделай мне одолжение и скажи, что у тебя нет никаких особых планов на сегодняшний вечер. Я умираю от жажды, мне совершенно необходима выпивка и хорошая компания.
— Да нет, никаких особых планов на сегодняшний вечер. — Я ответила бы так в любом случае. Сейчас мне просто необходимо было оставаться на хорошем счету у Джорджа.
Мы пошли в винный бар, тот, в котором я встретила Джеймса. Джордж заказал ростбиф на кусочке хлеба и бутылку шабли. Я отказалась от закусок.
— Тебе надо проглотить хоть что-нибудь. — Он отечески похлопал меня по руке. — Ты выглядишь бледной.
— Вы все как сговорились! Завтра воспользуюсь румянами.
— Ты имеешь в виду помаду? Моя мать всегда выходила в город, предварительно накрасившись.
Его мать умерла лишь год назад, и он страшно скучал по ней, как и по своим детям, которых его бывшая жена и ее новый муж увезли во Францию. Он остался один, ему было плохо, и он загонял себя работой, чтобы забыться. Джорджу Мастертону было пятьдесят, он отличался высоким ростом и прямо-таки дистрофической худобой, хотя всегда ел за троих. Он носил дорогие костюмы, которые висели на нем, как на вешалке. Несмотря на это, в нем была какая-то небрежная элегантность, которую только подчеркивали его обманчиво отрешенные, исполненные апатии манеры. Только те, кто хорошо его знал, отдавали себе отчет в том, что под ленивым шармом Джорджа скрывается вспыльчивый, непредсказуемый человек, которого мучают приступы тяжелой депрессии и панического ужаса.
