— Я решил вас разыскать. Это визит вежливости. — Похоже, Джегер был рассержен тем, что Барни не подал ему руки. — Если не ошибаюсь, я рассказывал вам, что до войны работал в представительстве «мерседес-бенц» в Мэйфэр. — Он посмотрел на Барни, как будто ожидая подтверждения этого факта, но не дождался. — Когда война окончилась, я с радостью вернулся в Лондон, хотя и на другую работу.
— Я спросил, что вы здесь делаете, — голос Барни был хриплым от ярости.
— Я уже сказал — решил вас разыскать. Мы с друзьями едем в Ирландию, наш путь пролегает через Ливерпуль. Я вспомнил, что вы здесь живете, и нашел ваш адрес в телефонном справочнике. — Джегер обиженно нахмурился. — Я думал, мы с вами были друзьями. Я снабжал вас сигаретами все время, пока мы оба имели несчастье находиться в одном и том же месте. Я ненавидел войну не меньше вашего.
Барни рухнул в одно из обитых синим льном кресел. Сейчас он не отказался бы от сигареты, но, как назло, он резко сократил количество выкуриваемых сигарет и их сейчас в доме просто не было.
— После всего, что произошло, вы — последний человек в мире, которого я хотел бы видеть.
— А что произошло? Вы имеете в виду тот случай с комендантом? Почему это вас так огорчает? Он мне позже рассказал, что вы были вовсе не против, что вам это даже понравилось.
Барни показалось, что вся кровь внезапно покинула его тело.
— Как нелепо! — Это было очень слабое слово, но от неожиданности он не смог придумать что- нибудь покрепче. «Возмутительно» было бы намного точнее.
— Послушайте, — рассудительно произнес гость. — Меня на улице ждет такси. Мои друзья сидят в баре в отеле «Аделфи». Почему бы вам не поехать со мной? Мы бы могли вместе выпить.
— Ваши друзья — гомосексуалисты?
Глаза Франца Джегера сузились, и он, похоже, задумался.
— Вообще-то да. Так же, как и я. Так же, как вы. Только вы отказываетесь это признать. Именно поэтому вас так огорчило мое появление, не правда ли?
— У меня есть жена и ребенок, — резко ответил Барни. — И я совсем не такой, как вы и ваши друзья.
— Можно любить мужчин и женщин одновременно. У полковника Хофакера была жена. — Гость поднялся с кушетки. На его лице было написано сожаление. — Простите, ради Бога. Я бы не пришел, если бы знал о ваших чувствах. Я искренне сожалею и надеюсь, что вы и ваша семья будете счастливы. — Он взял шляпу. —
Джегер вышел из комнаты, а через несколько секунд за ним захлопнулась входная дверь. Барни дотянулся до маленького белого кусочка картона, лежавшего на каминной полке, и разорвал его на мелкие клочки, которые затем швырнул в камин, где были аккуратно сложены дрова. Это делала миссис МакКей, которая приходила убирать у них в доме. Оставалось лишь поднести зажженную спичку.
Затем Барни вернулся к Эми и Маргарите.
Молчание было предпочтительнее, мрачное молчание, которое могло тянуться несколько дней или даже недель. Эми говорила слишком много, пытаясь заполнить затянувшиеся периоды тишины, во время которых она отчетливо слышала тиканье часов, свое дыхание и попискивание, доносившееся снаружи и означавшее, что на улице темнеет и птицы устраиваются на ночлег.
Приступы ярости тоже могли длиться неделями. Все, что говорила или делала Эми, было невпопад. Еда была слишком горячей или слишком холодной, пережаренной или полусырой. Пытаясь успокоить мужа, она использовала неправильные слова. Она вздыхала с облегчением, когда Барни иногда уезжал вечером в город и обедал в одиночестве. Эми всегда старалась лечь в постель до его возвращения и делала вид, что спит, когда он присоединялся к ней. Они почти не занимались любовью, а когда это все же случалось, держались скованно, как будто были едва знакомы.
Потом бывали периоды, когда Барни очень жалел о том, что позволил себе так распуститься, что он сказал то или это. Он не знал, что на него нашло. Он просил прощения и обещал больше никогда-никогда себя так не вести. Она простит его?
Эми всегда прощала, но это не мешало Барни проходить весь этот круг снова и снова: молчание, ярость, мольбы о прощении. Еще он начал очень много курить. Как минимум шестьдесят сигарет в день.
Он наотрез отказывался обращаться к врачу. Лео проконсультировался со своим другом, доктором Шиардом, а тот, в свою очередь, посоветовался с психиатром. Психиатр заявил, что он не может ничего сказать наверняка; не побеседовав с Барни. Он может только выдвинуть предположение, что годы, проведенные в заключении, как-то повлияли на его рассудок, привели к какому-то сдвигу в психике.
— Он выразил мнение, что у Барни более уязвимая нервная система, чем мы предполагали, — сообщил доктор Шиард.
— Ни за что бы не подумал, — Лео ошеломленно покачал головой.
Эми никогда не задумывалась над психологическим состоянием Барни. Да и вообще кого бы то ни было, если уж на то пошло. Ей он всегда казался очень сильным во всех отношениях. Она вспомнила, как он, крадучись, покинул дом глубокой ночью, чтобы не говорить ей «до свидания». Было ли это признаком уязвимости его нервной системы?
Барни вынырнул из очередного периода молчания и обвинил Эми в том, что она спит с другими мужчинами. Такое заявление прозвучало впервые.
— Барни! — воскликнула она. — Как ты можешь такое говорить?
— Но ведь это правда, не так ли? — Он впился горящим взглядом в ее глаза. — Ты шлюха.
— Как ты смеешь? — Именно этим словом назвала ее его мать, когда они впервые встретились. — Я никогда не изменяла тебе и никогда не буду изменять.
Барни с полминуты раздумывал над ее ответом. Она знала, что он пытается придумать основание для выдвинутого обвинения.
— Я не могу поверить, что ты не спала с другими мужчинами все то время, пока меня здесь не было, — угрюмо пробормотал он.
— Ты можешь не верить, Барни, но я знаю, что я этого не делала. — Обычно Эми мирилась с его дурным настроением, но на этот раз по-настоящему разозлилась. — Если ты еще когда-нибудь скажешь что-либо подобное, я заберу Маргариту и уйду жить к маме.
Он мгновенно принялся извиняться.
— Но я не могу без тебя жить, — простонал Барни. — Я умру, если тебя здесь не будет. Ты мне нужна, любимая. Ты мне нужна больше, чем когда-либо.
— Конечно же, я тебя не брошу, — заверила его Эми. Она обняла мужа и почувствовала, что он весь дрожит. Он был болен, очень болен, а она поклялась быть с ним в болезни и здравии. Она никогда не сможет покинуть своего возлюбленного Барни.
Кэти Бернс закончила обучение в колледже в Киркби и стала учительницей. Она купила машину и сняла квартирку на Аппер-Парлимент-стрит. Ее первым местом работы стала школа в Токстете, и теперь она часто заезжала к Эми после работы.
Никогда прежде Эми не радовалась так появлению подруги. Чаще всего ей удавалось вырваться из дому хоть на несколько часов, но иногда простужалась Маргарита, или она сама не очень хорошо себя чувствовала, или шел дождь. Это было таким счастьем, — видеть Кэти после многочасового заточения в доме наедине с маленьким ребенком. Разумеется, подрастая, Маргарита становилась все интереснее, но Эми не могла обсуждать с ней обвинения, которые ее отец швырнул в лицо ее матери накануне вечером, как и поделиться подозрениями, что у него появилась другая женщина.
— О Господи! — ахнула Кэти, когда Эми высказала ей свои опасения. — С чего это вдруг тебе такое пришло в голову? — Она выглядела очень элегантно в черном костюме поверх кремового джемпера и с короткой стильной стрижкой.
Эми рассказывала ей все до последней мелочи о том, что Барни сказал или сделал. Ей становилось легче оттого, что она может поговорить с кем-то, кто ее понимает. Вторым человеком, которому она
