человека. Я написал «Ереси».)
Листая чёрные книги, Фауст вызывает Духа Земли. (Существует мнение, что реальный Фауст имел в собственности «Седьмую книгу Моисея» с нужными заклинаниями.)
Закрывает книгу и таинственно произносит заклинание. Вспыхивает красноватое пламя, в котором является Дух: «Ты звал меня?» Однако выясняется, что Дух Земли не тот, кто нужен Фаусту.
В дверь стучат. Появляется помощник Фауста — Вагнер в спальном колпаке и халате, с лампой в руках. Вагнер задуман как антипод Фауста — старательный тупица. Вероятно, прототипом послужил Лютер. Когда он уходит, Фауст предаётся отчаянью, следует второй прилив его отвращения к книгам, к жизни. Отчаяние тем более велико, что Дух Земли отверг его. Фауст размышляет о самоубийстве, и подносит к губам «кристальный фиал» с ядом.
Фауст отказывается от своего намерения:
Я намеренно пересказал здесь, хотя и в телеграфном стиле, всю первую сцену трагедии. Первая сцена на самом деле установочная, она задаёт тон, она написана Гёте ранее других. «Пролог на небесах», связавший воедино основные темы трагедии, написан много позже. Внимательный читатель, наверное, улыбнётся тому, что старый учёный так легко склоняется к самоубийству и так же легко отказывается от него. Старые люди довольно редко кончают с собой, зато молодые вовсю, многие из вас хоть раз да предполагали своё самоубийство. Сцена объясняется просто. Гёте написал её в 1774 году, когда ему было двадцать пять лет. Он ненамеренно, но спроектировал на старого учёного себя самого, автора автобиографичной во многом книги «Страдания молодого Вертера», где главный герой кончает с собой. Над страданиями Вертера плакала вся Европа. Впоследствии старый Гёте, если и увидел погрешность и неправдоподобие нервной сцены, исправлять её не стал. Пожалел «лучших немецких стихов», или другие мотивы им руководили, мы никогда не узнаем.
Заинтересовавшись «Фаустом» и его отцом Гёте в возрасте Фауста, я нахожу в себе и своей творческой и личной биографии немало схожих черт, событий и книг. Гёте написал свой слезливый шедевр о самоубийстве от любви «Страдания молодого Вертера» в 1774 году, в возрасте двадцати пяти лет, я написал свой трогательный, мелодраматический шедевр «Это я, Эдичка» (заметьте, что оба названия включают необходимым элементом имена собственные антигероев) в 1976 году, через две сотни лет, точнее двести два года, и было мне лишь чуть больше чем Гёте: тридцать три года от роду. Вертер — свершившийся самоубийца, просто потому, что роман Гёте более роман, чем моя книга. Гёте выжил, но Вертер покончил с собой. Мой шедевр «Это я, Эдичка» менее роман, чем гётевский, посему выжил мой антигерой, так же как и автор.
Первый том «Фауста» создан к 1808 году и тогда же издан, Гёте было пятьдесят девять лет. Ничего удивительного нет в том, что по выходе из тюрьмы, мне было шестьдесят лет, я увяз в «Фаусте», почувствовал для себя необходимыми те категории, в которых Фауст появляется в первой части одноимённого труда. В 2007-м я создал «Ереси» — труд фаустианского характера. То есть тут я не отстал намного от Гёте, «Ереси» были изданы в 2008 году, ровно через двести лет после «Фауста».
Наши творческие порывы, Гёте и мои, бьются в унисон, таким образом, с дистанцией в двести лет.
Есть у нас и кардинальные различия. Гёте прожил жизнь министром и другом герцога Саксон- Веймарского, он (так же как и Гегель) смирился с политическим строем своей эпохи. Тут я противоположен Гёте, я не смирился, я не пошёл на службу к государству. Из чувства эстетической брезгливости, признаюсь. Королю бы, я бы, пожалуй, подумал, служить или не служить. Меня бы, как Гёте, возможно, соблазнил бы Бонапарт. Даже, кто знает, может быть, герцог Саксон-Веймарский. Но скушные тираны моей эпохи?! Немыслимо. Эстетически невозможно для меня работать с мелкими офицериками и адвокатишками моей эпохи. Это значит отказаться добровольно от своего величия. А для них немыслимо работать со мной.
Быть неталантливыми, банальными пучеглазыми тиранами, а именно такие сейчас у власти в моей стране, — это преступление против России. Неталантливый президент обрекает на скуку и тоску сто сорок миллионов людей. Талантливый и тем более гениальный президент придаёт яркий смысл жизням миллионов. Вождь задаёт смысл жизням, именно в этом его роль.
Я всегда обладал огромной творческой силой. Её хватало и на литературу, и на организацию политической партии, и на изложение моих социальных идей. Банальность, тупость и насилие встали на
