Пробормотал: — Извини! Ты не умеешь себя вести. Вынужден тебя изолировать! (в сторону двери, чуть, но не полностью обернувшись).
Заснул я после этого не сразу. Какое-то время прислушивался к звукам, которые есть в любой квартире. Свои. Посторонних звуков не обнаружил. Уснул.
Вообще-то первое моё побуждение следующим утром было избавиться от Майи. Однако я этого не сделал по мотивам, которые мне более или менее ясны. Конечно, тщеславие: у такого, как я, у таинственного Фауста должен быть в доме череп. Ещё эстетство, это ведь у Дюрера учёные в кельях монахи имели черепа как символ мудрости и осознания скоротечности всего живого. А ещё одна причина, почему я тогда от неё не избавился: мне стало жалко её. Ну что она будет там лежать где-то в мусоре, одна, далеко от рода, к которому она некогда принадлежала. Я решил её оставить, посмотреть, как она будет себя вести…
Вела она себя тихо. Пролежала в пакете месяцев, может быть, шесть без единого инцидента. Ни во сне меня не тревожила, ни наяву. Поэтому я решил в конце концов сменить ей режим содержания. Однажды я её вынул из пакета и поставил на полку в том же стенном шкафу, где она лежала до этого в пакете. Нужно сказать, что тот стенной шкаф имел вид, какой имеют буфеты. У него были отъезжающие такие дверцы из стекла. Вообще-то у меня там стояли рюмки, бокалы и фужеры. Я раздвинул их толпу и поставил меж них Майю. Если она и будет хулиганить, то меня от неё будут предохранять и стекло буфета, и двери и стены большой комнаты.
Прошёл ещё, может, год, и она не хулиганила. Или делала это не надо мной, может быть, над соседями, хотя мне было неизвестно, достигают ли её чары сквозь стены. Вообще я в большую комнату заходил только тогда, когда у меня бывали женщины. А женщин она, может быть, пугалась или стеснялась. Лола Вагнер на нее не жаловалась.
Из Сыров я без колебаний увез Майю в следующую мою квартиру, так как она выдержала все испытательные сроки. Этим я совершил, как вы поймёте сейчас, грубую ошибку. Я не только опять поместил её в большую из двух комнат, но и поставил её на доминирующую позицию. На высокий зеркальный шкаф, каковой стоял на противоположной ко входу стене большой комнаты. Поместил аккуратненько посередине шкафа на две доски. С этих подмостков Майя могла контролировать через стеклянную дверь большой комнаты всю прихожую квартиры, в том числе вход в мой кабинет и в ванную комнату.
И вскоре я убедился, что она контролирует. Я стал испытывать лёгкий страх чужого присутствия, когда выходил ночами в туалет. Такой себе ёжик волос вставал у меня на загривке, на плечах и предплечьях. Из исследований профессора Конрада Лоренца я знал, что у животных, в том числе у приматов это — естественная реакция на появление врага. Животное таким образом увеличивает свой силуэт за счёт поднявшейся дыбом шерсти, пытаясь отпугнуть врага своим видом. Домашняя кошка поступает подобным же образом, все обращали внимание, я полагаю. У человека это лёгкое иглоукалывание в корнях волос на теле, разумеется, не имеет практического результата, шерсти у него нет, увеличения силуэта не происходит, и как следствие — никого не запугаешь. Но я понял по этому безошибочному сигналу моего естества, что в квартире я не один. Майя очнулась от смирения и со своей гордой позиции стала распространять некие волны, какие могут распространять умершие. Я перестал спать один в большой комнате.
А потом ей прибыла подмога. Один из моих охранников подарил мне томик Lowcraft’a. Я впервые прочёл Lowcraft’a по-английски, ещё живя в Соединённых Штатах. Никакого особенного влияния этот автор на меня тогда не произвёл. В этот же раз чтение русских переводов вызвало у меня ту же реакцию: иглоукалывание в корнях волос на загривке и на затылке. Недолго подумав, я понял, что эманации от книги соединились с силами Майи. Вряд ли они могли бы меня погубить даже вместе. Но та степень некомфортабельности, которую я стал испытывать, (я, например, всегда уходил из большой комнаты до полуночи и закрывал за собой дверь) и ощущение, что я в квартире не один, наконец взорвало меня. Вначале я задвинул Lowcraft’a поглубже в задние ряды книг. А однажды я решительно убрал Майю в картонную коробку из-под бумаги. А когда появились мои охранники, я попросил их вынести коробку из квартиры и избавиться от неё, оставить её там, где им заблагорассудится. Признаюсь, мне было её слегка жалко.
Сейчас я повелеваю квартирой единолично. Что интересно, после выселения Майи никакого иглоукалывания на загривке я не испытываю. Исчезло ощущение присутствия опасности. Однако обнаружились «отрицательные» стороны выселения Майи. Большая комната стала вдруг намного меньше, съёжилась в размерах, после того как я выселил череп и дух умершей. Это, поверьте мне, истинная правда. Комната потеряла в длину и в ширину. И ещё: исчезло особое измерение в этой комнате, есть длина, ширина, высота (пусть урезанные без Майи), однако исчез Дух Бездны Вселенных. Я искренне сожалею об исчезновении этого Духа, несмотря на то, что я стал спокойнее. Порою я думаю, что теснимый страхом, я перестарался. Может быть, не стоило её выселять…
Примечания
1
Это не менталитет белого человека, Эдуард. Ни ты, ни я так не поступили бы (англ.).
2
Я расскажу тебе, Эдуард. Однажды… (англ.).
3
Полмиллиона (англ.).
4
Это не менталитет белого человека, Ален! (англ.).
